Лиса в аптечной лавке (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

– Почему? У вас прекрасный голос, и играете вы хорошо.

– Откуда вам-то знать?

– Гости были в восторге, когда вы музицировали в нашем имении. Слухи наверняка дошли до принца, и он захочет послушать.

Деваться некуда, придется все же признаваться.

– Я этого не помню, – ровным голосом произнесла я.

Он застыл на миг, сверля меня взглядом.

– Вот как? Решили сменить тактику после того, как узнали…

Внутри глухо заворочалось раздражение – сколько можно видеть во мне не то дурочку, не то прирожденную актрису, не то все разом! И вообще, о последствиях черепно-мозговых травм я не сегодня впервые услышала. Я не стала давать воли этому чувству – не время и не место сейчас для истерик и скандалов.

– Думайте что хотите. – Я посмотрела мужу прямо в глаза. – Но, очнувшись после того, как вы «перестарались с воспитанием», я не смогла вспомнить, где я и кто вы. И до сих пор не помню ничего из случившегося до этой минуты. Ни своего детства, ни приюта, ни вашего предложения, ни почему я на него согласилась.

Ксандер нахмурился.

– Алисия, это не смешно. Если боитесь, что я все же вернусь к разговору, прерванному вестником от принца, лучше подберите достойное объяснение вместо того, чтобы придумывать нелепицы. Потому что я все равно к нему вернусь.

– Это в самом деле не смешно, – согласилась я. – Если личность – это память и опыт, то девочка из приюта, на которой вы женились, умерла.

– Но при этом вы помните, как готовить, знаете, что такое «аневризма» и смысл слова «гомогенный»?

– Возможно, в трещину черепа проникло немного новых знаний, – не удержалась я от ехидства.

– И храните в спальне любовные записки? От человека, которого должны были бы забыть вместе со всем остальным?

Я хотела было сказать, что не храню и вообще не знаю, каким образом Айгор умудрился телепортировать ее в спальню, не вылезая из-за рояля, как вспомнила – пауза в разговоре с Люцией, слышно, как муха стучит о стекло… Вот же паршивец!

Мои размышления прервал звук «дверного звонка».

Ксандер озадаченно перевел взгляд на часы, висевшие на кухне. Я понимала его: даже в наше не слишком замороченное этикетом время являться в гости раньше оговоренного бестактно.

– Горничная, – сообразил он. – Или кухарка. Пойдемте. Нашу увлекательную беседу продолжим потом.

Я не стала спорить. Поругаться у нас еще будет время – очень, очень много времени, судя по всему.

За дверью оказалась женщина возраста Ксандера. Глухое темное платье под горло, гладко зачесанные волосы. За ее спиной маячили два крепких мужчины.

– Ты вовремя, Энн, – сказал ей Ксандер, обернулся ко мне. – Алисия, в день свадьбы вам было не до того, чтобы как следует познакомиться с Энн, но у нее хорошие рекомендации, и она вам понравилась… как мне показалось, – добавил он.

Неужели поверил? По крайней мере прозвучало это так, будто он представил мне горничную, при этом не знакомя заново. Или я придумываю? Но не спрашивать же открыто…

– Покажите, куда занести ваш гардероб, и переоденьтесь, пока еще есть немного времени.

Опять переодеваться? Сколько раз на дню дама должна менять наряды? Я вздохнула и покорилась неизбежному.

Мужчины занесли в гардеробную здоровенный сундук и исчезли. Горничная откинула крышку.

– Прошу прощения, миледи, дайте мне, пожалуйста, немного времени разобрать и подготовить ваши туалеты.

– Тогда, может, не будем переодеваться? – обрадовалась я. – Гость, который свалился нам на голову, должен прибыть с минуты на минуту.

– Ну что вы! – воскликнула она.

Безошибочно сунувшись в шкафчик у стены, извлекла оттуда таз, на вид – оцинкованный. Неужели Энн бывала в доме? Или просто подобные шкафчики во всех домах служили одинаковой цели?

– Еще раз простите, где я могу набрать воды? – спросила она.

– Ванная через две двери, как выйдешь из комнаты, сразу направо.

– В доме есть ванная? – удивилась она.

Я кивнула, не слишком понимая, что в этом странного.

Энн подхватила тазик и торопливо выскользнула из комнаты. Я заглянула в сундук: на самом верху лежало что-то ярко-изумрудное. Кто, интересно, подбирал гардероб для Алисии?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Горничная вернулась в считаные минуты. Пристроила таз на шкафчик.

– Водные артефакты просто потрясающее изобретение, миледи!

Водные артефакты? Я думала, обычный водопровод. Значит, можно не опасаться, что вчерашняя вода из крана все-таки мне аукнется. Едва ли магия станет создавать воду с микробами.

Я хихикнула – рассуждаю тут, на что способна или неспособна магия, знаток нашлась!

– Повернитесь миледи, я помогу вам раздеться, – скомандовала горничная.

– Но зачем? – заупрямилась я.—Занимайтесь спокойно своей работой…

Я осеклась, когда она бесцеремонно зашла мне за спину и начала расшнуровывать платье.

– Это дневное платье, а дело к вечеру, – сказала Энн, будто это все объясняло. – С вашего позволения, я все же займусь своей работой.

Действовала она куда ловчее Люции, и не прошло и минуты, как я оказалась лишь в сорочке и панталонах. Горничная обмакнула невесть откуда извлеченное полотенце в таз, протянула мне.

– Оботритесь, миледи. Я пока достану свежее белье и платье. Насколько важный гость ожидается?

– Его высочество наследный принц, – сказала я, искренне надеясь, что назвала его правильно.

В дореволюционной России за ошибку в титуле членов царской семьи можно было и в Сибирь загреметь.

– Большая честь служить в вашем доме, миледи, – сказала она. – Еще раз простите, что я…

– Перестань. – Я отвернулась, стянула сорочку, смущаясь неизвестно чего.

Надо же, я думала, что разучилась стесняться еще на первом курсе меда.

– Простите, миледи.

За спиной что-то зашуршало.

– Давайте я помогу вам надеть сорочку, миледи, – сказала Энн.

За сорочкой последовала нижняя юбка, еще одна – со множеством оборок. Нижний корсаж, заменявший корсет. Сатиновая юбка глубокого зеленого цвета, украшенная завязанными в банты лентами, и корсаж того же цвета.

– Сядьте, миледи, я уберу вам волосы, – велела горничная, отодвигая от зеркала банкетку.

– А успеем? – спросила я, усаживаясь.

Энн накинула мне на плечи полотенце.

– Простите, миледи, пеньюар я достану позже. – Она быстро и ловко извлекла шпильки, прочесала волосы редким гребнем, на удивление бережно. Не успела я опомниться, как волосы были уложены.

– Да ты просто волшебница! – восхитилась я, разглядывая в зеркало сложное переплетение прядей.

– У вас чудесные волосы, миледи, – сказала Энн. – На них даже самая простая прическа выглядит хорошо.

Кому простая, а кто в жизни такое на себе не соорудит. Всю жизнь я обходилась обычной косой или пучком на затылке.

– Все готово, миледи.

Она сняла с моих плеч полотенце. Я снова уставилась на себя в зеркало. Или все же не на себя? Никогда я не была такой красавицей. Ткань корсажа оказалась как раз такого оттенка, чтобы превратить бледную кожу в изысканно-белую и придать кошачий зеленоватый отблеск моим вообще-то серым глазам. Декольте – неглубокое, но все же заметное, и убранные наверх волосы подчеркивали стройную шею и линию плеч. Красотка в зеркале явно не умела сутулиться. И – я чуть приподняла голову – никого и ничего не боялась.

– Спасибо, Энн, – сказала я, вставая и расправляя юбки.

Двигаться во всех этих ворохах ткани поневоле приходилось плавно и с достоинством. Женщина, одетая так, не побежит за автобусом и не поволочет на себе сумки из магазина.

– Позвольте туфельки, миледи. – Горничная присела передо мной на колено, и я почувствовала себя неловко.

– Я и сама могу.

Она промолчала, помогая мне переобуться в атласные туфельки с драпировкой на мысках и совершенно без каблука.

– Я разберу ваши туалеты.

А шкаф-то занят!

– Энн, в шкафу – туалеты моей матери. Они мне дороги. – Пусть хозяйка этого дома и не была мне матерью, но я хотела оставить хоть что-то, связывающее с ней. – Если среди них найдутся те, что будут выглядеть милой отсылкой к старине, оставь их, пожалуйста. Остальные можешь убрать, но не выбрасывай.