Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора

Вдох оказался очень кстати, ибо муж, видно, и правда соскучился. Мгновение лёгкости и снова всесторонняя тяжесть, резкий рывок внутрь, ощущение заполненности, жара. Выдох-стон. Едва заметная задержка и снова волны тепла и мурашек бегут по рукам и спине.

Сейчас мы с мужем удивительно совместны. Его скольжение — освобождение, мой вдох; его глубокое погружение, мой стон-выдох. Под закрытыми глазами красные круги. Внутренние мышцы волнообразно сжимаются.

Я же специально после третьих родов учила эти упражнения: и моя чувствительность повысилась, и любимому приятно. Ах!

Сжать зубы на солоноватом мощном плече, замереть-застыть в глубине. В этой точке острого наслаждения, грани откровенности, такой яркой трепетности, что хоть плачь.

Но замереть это явно не сегодня.

Ещё четыре такие мощные волны, после Тём подхватывает меня под спину, тянет за собой. Садится и опускает на себя сверху и сразу — до полного погружения. Рычит, прижимает ладонями за поясницу так плотно, как будто пытается сделать из нас одно целое.

Я чувствую свой внутренний трепет, он нарастает, а потом муж начинает резко поднимать меня и опускать. Сильно-сильно, быстро-быстро. Теряюсь в необычных ощущениях, хватаюсь за Тёмину сильную шею, ловлю его взгляд, чтобы зацепиться за что-то надёжное в этом бушующем внутри и снаружи вихре непонятного, острого и поглощающего.

Сжимаюсь вся, понимаю, что так мне всё же слишком. Но воздуха не хватает даже на хрип, только невнятное мычание, которое вполне можно принять за стон. И таки да, всё-таки он меня слышит.

Разворачивает спиной, левой рукой прижимает голову и плечи к кровати, правой подхватывает под живот и резко наполняет собой. Подаюсь навстречу, хочу ощущать его сильнее и глубже, вцепляюсь руками в матрас, а зубами — в край одеяла. Пальцы левой руки мужа с плеч съезжают на шею, путаются во влажных волосах, прихватывают за загривок. А другая рука в этот момент опускается от живота ниже, указательный и средний находят клитор, нажимают. Немного кружат. Прижимают сильнее. Начинаю дрожать.

Тихое «да» за спиной. Рывок, второй, короткий стон в лопатки, ещё погружение и кружение, и да, оно: это ощущение упругого тепла даже через латекс.

Ух! Всё.

Лежим минут пять, как свалились — ложками. Потом Артём осторожно отодвигается, недолго шарит по кровати в поисках полотенца и частей упаковки от «Контекса» и удаляется в ванную комнату.

Хлопает дверь, щёлкает замок.

Провожу ревизию себя: как мне, достаточно ли, где дискомфорт?

Сегодня, вроде как, успела и помочь себе «взорвать мозг» не нужно, значит, можно лениво валяться, а потом сползать в душ, снять линзы и намазаться кремом — уже тянет раздражённую кожу.

Сейчас он вернётся, принесёт попить воды, спросит — как я? Я же хорошо?

Я хорошо.

39. Ульяна. Июль. Санкт-Петербург

Это только в любовных романах и фильмах бывает так, что ради примирения после ссоры, герои падают в постель и продолжают налаживать свои отношения там. А затем встают с неё и, взявшись за руки, счастливые, удаляются в закат.

В жизни всё несколько прозаичнее, и правду же говорил один хитроумный коварный лицемер маленькой глупышке, тоже, кстати, «хорошей девочке из приличной семьи», старшей из дочерей покойного Старка: «Жизнь — не песня».

Суббота после возвращения с моря была максимально далека от художественного понимания романтики и переполнена хозяйственными хлопотами для всего семейства. Даже муж и дети устали за этот день так, что, после традиционной семейной бани, отпали на диваны по своим комнатам. Ничего не просили, не попискивали и, кажется, не моргали.

А воскресенье принесло новые заботы: сборы в сад Любы, в офис нас с мужем, на тренировку Веру, к бабушке Надюшу. Найти, достать, постирать, погладить, сложить… и так много раз. И вроде всё тянулось в рабочем ритме, и должны же были всё, что надо, успеть. Увы, но у Тёмы начались рабочие звонки, и он из нашей компании собиральщиков незаметно выпал. Мы, ясен день, справились, но — неприятно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А потом, когда я была вот прямо очень занята подготовкой и раздачей ужина страждущим домочадцам, позвонил Леон. Что делать? Распределила еду всем голодающим, а себе класть не стала. Не ведомо, чего у него там за повестка дня, пока закончит трындеть, всё в тарелке напрочь остынет. Ушла поговорить в сад.

— Вечер, хоть и не добрый. Что-то срочное? — не сильно вежливо, но на политесы сегодня сил уже не осталось.

— Эко круто заложила, Колючка, — Леон присвистнул, — чего там стряслось за пару суток, что ты чуть ли не по площадям лупишь с порога?

— Львёнок, не беси меня сильнее, чем дорогие дочери, а то усыновлю и буду воспитывать! Чего тебе?

— А, так я это, думал на неделе примчать в Питер. Просто повидаться, кофейку выпить. Может у тебя чего навяжется к этому моменту?

— Вот ты внезапный, конечно, — пробормотала задумчиво, мысленно перебирая закрома, — знаешь, если это будет до среды — то тебе перепадут три корзинки, если к пятнице, то, возможно, успею кошку или зайца.

— Это круто, давай тогда на пятницу забьёмся? Часов на семь, нормально? Куда хочешь на ужин, Колючка?

— Э-э-э, вот что значит молодость — порыв, напор, задор… — потёрла висок, прикинула расписание, — давай в «Моджо» на площади Чернышевского?

Чуть не уронила телефон и слегка оглохла от клича не то ирокезов, не то апачей, а может быть и вовсе команчей.

— Ок, Колючка, пятница, в семь в «Моджо». Жду с корзинками!

— Больше так не вопи, побереги мои старые уши. Пока, — со вздохом сбросила звонок. Так, теперь мне срочно нужны схемы зайца попроще. Кошку я буду вязать уже четвёртую, мне нравится и схема, и итоговый результат. А с зайцами всё время какая-то лажа. У нас их столько, кажется, целый лес хватит заселить. И все такие несравненные красавцы, что я порой заикаться начинаю, когда дети их приносят в «мамино ателье» за новыми нарядами.

Вернулась на кухню, а там меня ждали традиционные разор и разруха: посуда убрана не вся, посудомойка разобрана частично, со стола ни хлеб, ни сыры с колбасой не убраны в холодильник, так же как молоко и сметана, сиротливо притулившиеся рядом с ти-потом. Дети — кто в ванной, кто наверху у себя. Опять ссорятся на пустом месте. А у меня ещё и стиралка не выключена и никто, ясное дело, ничего из неё не развесил, аж из кухни слышу — пищит, страдалица, в прачечной.

Вспомнив ритм электровеника, понеслась по дому. Через час совместных усилий, дети вымыты и рассортированы по кроватям, вещи развешены, посудомойка загружена и запущена, на кухне порядок, полы на первом этаже с пылесосом прошла, вещи на завтра приготовлены, я — задолбалась.

Такое чувство, что отпуск мне приснился. Бегом в душ, высушить волосы, потом маску на лицо и порыть в сети схему стотысячного зайца. Будильник на работу проверить и всё — спать — спать — спать.

Где был муж и что он делал — вообще не поняла, да и фиг с ним. Но приветственные фонари, перед тем как лечь в постель, включила, конечно.

40. Артем. Июль. Санкт-Петербург

Воскресенье, как «семейный день» было обречено после звонка Шефа, с новостями из Т.: сроки подачи документов сократили, дополнительные материалы запросили. Тихо матерясь, оставил девчонок дома на хозяйстве и рванул в офис, где до поздней ночи рулил жутко недовольными сотрудниками. А кому сейчас легко? Не только вам выходной испортили, да и неделю, похоже, туда же, если не две.

Когда вернулся, дома было уже тихо и темно, только фонари у входной двери, как путеводный огонь, горели приветственно. Обычная картина. Маяк для заплутавшего в ночи путника.

Проверил дочерей по кроватям, заглянул в спальню: жена читает или маски свои делает? Нет, спит, и, похоже, давно. Ну, минус скандал в ночи. Спасибо.

Утром собирались в спешке, толпились в стратегически важных местах, подтормаживали в полудрёме, спорили из-за пустяков, опаздывали. Как обычно у нас: с самого утра — 220 вольт в одно место и понеслась жизнь по кочкам.