Три креста - Григорий Александрович Шепелев

губы в трубочку, – по другому делу!

– Не ври! У тебя на морде написано твоё дело. Получка у папы будет только через три дня. Ты, Дунька, кончай трепать ему нервы, слышишь? За ним уже целый год кардиолог ходит, просит пройти обследование!

– Дуняша, он у себя в кабинете, – вырвала Дуньку из паутины моральных мук Ирина Евгеньевна, – но, по-моему, не один.

Предостережение не смутило Дуньку – после гадюки-Прялкиной ей никто уже не был страшен. Поблагодарив Ирину Евгеньевну, она скоренько повернулась, но не успела сделать и шага, как Алексей Борисович, чёрт бы его побрал, поинтересовался, куда она собирается поступать.

– В РГЮА, – ответила Дунька, толкая дверь.

– Скромное желание! Почему именно в РГЮА?

– Алексей Борисович! Потому, что Виктор Васильевич ректору РГЮА удалил желчный пузырь, – опять влезла Прялкина, – вы забыли?

Что-то пробормотав, Дунька быстро вышла из ординаторской и открыла дверь кабинета, который располагался рядом. Переступив порог, замерла. Ей стало понятно, что зря она так воодушевилась. Виктор Васильевич, изнурённо сидевший перед своим столом, был нетрезв. Коллеги могли этого не видеть, однако Дунька слишком хорошо знала, о чём свидетельствует едва различимый жёлтый кошачий блеск в глазах папочки. Полбутылки он точно выжрал – и хорошо, если закусил!

С другой стороны стола сидел кардиолог, Владимир Юрьевич. Слева, в кресле, расположилась невролог, Мария Павловна. А на узком диванчике притулились Рита – та самая, что снимала у Ирки комнату, и ещё какая-то девка, также очень красивая и с гитарой в чехле. Гитара была точно не отцовская, та лежала на подоконнике. Все опять на Дуньку уставились. И опять она покраснела.

– Дунька, – тихо сказал ей Виктор Васильевич с громким вздохом, – что тебе нужно?

– Да, – пробасил чуть более дружелюбно Владимир Юрьевич, – признавайся и ничего не скрывай.

Вот именно этого Дунька делать не собиралась. Тщательно подбирая каждое слово и глядя в пол, она заявила достаточно твёрдым голосом, что ей остро необходим самокат, и цена ему – десять тысяч.

– Но я в «Спортмастере» видела неплохой самокат за шесть, – пожала плечами Мария Павловна, – замечательный самокат! Ты, Дунька, не там смотрела.

– Мария Павловна! – возмутилась Дунька, – спортмастерский самокат – дерьмо самокат! Я на нём все ноги сломаю! У нас в параллельном классе один мальчишка так навернулся с него, что умер!

– Сразу? – задал довольно странный вопрос отец. Дунька растерялась.

– Что – сразу?

– Мальчишка тот сразу помер-то? Или мучился?

– Очень долго! – блеснула Дунька слезами и, заморгав, утёрла их рукавом, – он, бедный, говорят, так кричал и плакал от боли, что с его папой случился сердечный приступ!

Все почему-то взглянули сразу на кардиолога. Тот спокойно сказал:

– Такое бывает, Виктор Васильевич. Если мальчик кричит и плачет от боли, то с его папой может случиться сердечный приступ. Но если девочка плачет из-за того, что ей необходим самокат за двойную цену, я бы не беспокоился. Не давайте.

– Владимир Юрьевич, если ей в башку что-то стукнуло – не отцепится, – проворчал Гамаюнов, медленно поднимаясь из-за стола, – без денег её бревном отсюда не выбьешь! Ну её к чёрту! Если сегодня не принесёт самокат и чек, то участь этого мальчика ей покажется замечательной!

Подойдя к пиджаку, висевшему на крючочке, хирург достал из него бумажник, а из бумажника – требуемую сумму. Дунька её схватила и убежала. Она не думала, что получится так легко. Лифта ждать не стала – бегом спустилась по лестнице, а затем бежала по территории сломя голову.

За шлагбаумом, у бордюра, стоял хреновый «Рено». Когда Дунька выскочила из КПП, из машины вышел её друг Лёнька, сидевший рядом с водителем. Из-за этого Лёньки как раз и вышла несколько дней назад серьёзная драка, остановил которую Гамаюнов, чуть не оторвав головы Женьке с Дунькой.

– Дал? – спросил Лёнька, страстно обняв последнюю.

– Дал, конечно! Куда он денется? Пусти, выну!

Лёнька пустил. Отдав ему деньги, Дунька спросила:

– Теперь тебя не убьют в ближайшие два – три дня?

– Надеюсь, что нет, – был ответ со вздохом, – но это – только проценты! Ты ведь отлично знаешь, сколько я задолжал этим отморозкам.

– Где же нам столько взять?

– Откуда я знаю? Думай! Ведь ты же умная. Без тебя мне – кирдык! Кстати, Женька мне сегодня писала и предлагала встретиться.

В глазах Дуньки сверкнули молнии.

– Я надеюсь, ты её послал матом?

– Ещё каким! На хрен она мне! Ни рожи, ни задницы, ни мозгов! Это ведь тогда случайно всё получилось-то. Ну, пока!

Коснувшись губами чуть приоткрывшегося рта девушки, Лёнька дёрнул дверную ручку зарокотавшей машины.

– А вы разве не подвезёте меня домой? – растерялась Дунька.

– Они меня с самого утра ждут, – ответил ей Лёнька уже из автомобиля, прежде чем хлопнуть дверью, – их злить нельзя. Увидимся завтра, Дунечка!

За рулём был Вадим, его однокурсник.

– Не жалко её тебе? – спросил он, срывая машину с места, – может, подбросим хоть до метро?

– Ты что, охерел? Ещё раз с ней целоваться? Топи, придурок!

Машина набрала скорость. Опасливо оглянувшись на сиротливо стоявшую у больницы девушку с развевающимися по ветру волосами, будто она могла ещё его слышать, Лёнька вынул мобильник и набрал номер.

– Деньги достал? – мяукнул из телефона голосок Женьки.

– Достал! Но нас будет двое.

– Да мне хоть шестеро, один хрен! Короче, пятёрка с вас.

– Хорошо. Ты дома одна?

– Одна. Ирка только что попёрлась на собеседование, а Ритка вечером будет, поздно.

– Жалко!

– Что тебе, козёл, жалко?

– Да ничего, ничего, шучу. А у тебя дома презики есть?

– Да как же им здесь не быть-то, милый ты мой? – внезапно рассвирепела Женька, – их, твою мать, у меня – вагоны! Склады! А Ирка, дебилка, думает – это шарики! Вот козёл! Ещё раз услышу такой вопрос – пойдёшь к своей Дуньке, ясно? Я проститутка, что ли, по-твоему? Без резинок даже не суйтесь ко мне, уроды!

И раздались злобные гудки.

Глава шестнадцатая

Конец рабочего дня

Как только дверь за Дунькой закрылась, врачи продолжили разговор со своей пациенткой Клер, которая получила выписку. А точнее – даже с двумя пациентками, потому что они и Риту сочли глубоко больной. Рита пожалела о своём требовании оформить подругу в семидесятую. Им обеим мозги здесь промыли так, что жить не хотелось.

– Сознание не достигнет более высоких ступеней за счёт того, что наносит вред организму, – била ладонью по подлокотнику кресла Мария Павловна, возражая ей, – это нонсенс! Я приведу пример. Если из стен дома вытаскивать по кирпичику, станут ли жильцы благодаря этому более развитыми в интеллектуальном смысле? Думаю, вряд ли. Ведь им придётся затыкать дыры в стенах – вместо того, чтобы читать книги.

– Или таращиться в зомбоящик, – насмешливо перебила Рита, – или кого-то боготворить. Нет уж, пусть лучше они затыкают дыры и ненавидят! Ненависть – если только она живая, а не вставная, сравнима с некоторыми сортами любви, как река с потоком канализации.

– Не дождёшься, – зло засверкал на Риту очками Владимир Юрьевич, – даже если