Император Крисп - Гарри Тертлдав

– Помогает ли тебе позолота сражаться? Стал ли ты из-за нее храбрее?

Предохраняет ли она звенья кольчуги от ржавчины лучше, чем дешевая краска?

– На все вопросы «нет», твое младшее величество.

Снорри медленно покачал массивной головой, словно полагал, что Фостий и сам мог это понять. Скорее всего, он именно так и думал.

Но Фостию было все равно. Вдохновленный словами Дигена и гордостью от того, что он отверг столь соблазнительное предложение Оливрии, он в тот момент не нуждался в материальной поддержке окружающего мира – во всем, что с самого рождения стояло между ним и голодом, лишениями и страхом. И, словно вооружившись рапирой логики, он сделал выпад:

– Тогда зачем тебе позолота?

Он не знал, какого ответа ожидать, и не удивился бы, если бы Снорри забежал в лавочку и купил кувшинчик скипидара, чтобы счистить позолоту. Но в любом случае – помогала халогаю позолота, или нет, – северянин легко справился с логическим доводом:

– Зачем? А затем, твое младшее величество, что она мне нравится. Красиво.

И мне этого хватает.

Остаток пути до дворца они шагали молча.

Канаты заскрипели в блоках. Большой квадратный парус развернулся, ловя ветер под новым углом. Волны зашлепали о нос «Торжествующего» – имперский флагман направился к берегу.

Перспектива вскоре ощутить под ногами твердую землю наполнила Криспа немалым облегчением. Плавание на запад от столицы прошло для него достаточно гладко; ему лишь раз пришлось перегнуться через борт. Галеры и транспортные корабли плыли, не теряя из виду землю, и каждый вечер приставали к берегу.

Так что вовсе не эта причина заставляла Криспа стремиться в Наколею.

Беда была в том, что за неделю плавания он ощутил себя в изоляции, отрезанным от окружающего мира. На столе не копились стопки отчетов и депеш. В его каюте даже стола настоящего не было – так, складной столик. И император испытывал то же, что и жрец-целитель, прощупывавший пульс больного, но вынужденный отнять пальцы от его запястья.

Он знал, что тревоги его безосновательны. Нет ничего страшного, если он на неделю оторвется от прочих событий.

Анфим, даже оставаясь в столице, под конец своего правления месяцами не притрагивался к государственным делам. Бюрократия более или менее удерживала корабль империи на ровном киле; для этого она и существует.

Но Крисп был рад наконец очутиться в месте с названием более определенным, чем «где-то в Видесском море». Едва он ступит на землю, магнит императорского достоинства сразу притянет к нему те мелочи и фактики, без которых невозможно осознание всех происходящих в империи процессов.

– Нельзя отпускать вожжи даже на минуту, – пробормотал он.

– Что ты сказал, отец? – спросил Катаколон.

Раздраженный тем, что его застали за разговором с самим собой, Крисп лишь хмыкнул в ответ. Катаколон, удивленно взглянув на него, прошел мимо. Он провел немало часов, расхаживая по палубе «Торжествующего»; неделя плавания оказалась для него, вне всякого сомнения, самым долгим периодом воздержания с тех пор, как у него закурчавилась борода, и он, скорее всего, полностью расквитается за него в борделях Наколеи.

Городской порт вырастал на глазах. Его серые каменные стены смотрелись хмуро на фоне зелени и золота созревающих крестьянских полей. В отдалении поднимались к небу голубоватые вершины гор. Плодородные земли тянулись узкой полоской вдоль северного побережья; менее чем в двадцати милях от моря начиналось плоскогорье, покрывавшее почти весь полуостров.

Мимо вновь протопал Катаколон. Криспу он был не нужен, по крайней мере, сейчас.

– Фостий! – крикнул он.

Подошел Фостий – не настолько быстро, чтобы удовлетворить Криспа, но и не настолько медленно, чтобы заработать упрек.

– Чем могу услужить, отец? – спросил он. Вопрос был почтительным, но тон Фостия – нет.

Крисп и на сей раз решил обойтись без претензий и сразу перешел к делу, ради которого подозвал сына:

– Когда мы причалим, я хочу, чтобы ты обошел всех мерархов и высших офицеров. Напомни им, что в этой кампании необходимо соблюдать чрезвычайную осторожность, потому что среди нас могут оказаться фанасиоты. И мы не хотим рисковать и нарваться на предательство в тот момент, когда оно может нанести нам максимальный урон.

– Да, отец, – без энтузиазма отозвался Фостий и спросил:

– Но почему бы тебе попросту не приказать писцам сделать нужное количество копий этого приказа и не разослать его офицерам?

– Потому что я только что приказал это тебе, клянусь благим богом! рявкнул Крисп. Оскорбленный взгляд Фостия дал ему понять, что он слегка злоупотребил своим положением. – К тому же у меня есть хорошие практические причины сделать это именно так. Офицерам всегда приходит множество письменных распоряжений, и одному Фосу известно, какие из них они прочтут, какие отложат, а какие и вовсе выбросят, не распечатывая. Но визит сына Автократора они запомнят – равно как и то, что он им скажет. А это важный приказ. Теперь понимаешь?

– Понимаю, – ответил Фостий без особого воодушевления, но на сей раз кивнул. – Я все сделаю, как ты сказал, отец.

– Что ж, благодарю вас, ваше великодушное величество.

Фостий вздрогнул, словно его укусил в чувствительное место москит, резко повернулся и зашагал прочь. Крисп немедленно пожалел о своей язвительности, но слово не воробей. Он понял это уже давно и за столько-то лет должен был уже приучить себя к сдержанности. Император топнул ногой, гневаясь на себя и на Фостия.

Он взглянул на причал. Корабли подошли уже достаточно близко, чтобы можно было различать встречающих. Толстяк, окруженный шестью зонтоносцами, должно быть, Страбон – наместник этой провинции, а тощая фигура под тремя зонтиками Аздрувалл, городской эпарх. Интересно, давно ли они здесь стоят, дожидаясь прибытия флота? Чем дольше они ждут, тем больше церемоний разведут, когда Крисп ступит на берег. Он собирался свести их к минимуму, но иногда даже минимума ему хватало выше головы.

Среди местного начальства виднелся худощавый жилистый парень в неприметной одежде и широкополой кожаной шляпе, какую обычно носят путники. С ним Криспу хотелось поговорить гораздо больше, чем со Страбоном или Аздруваллом: императорские гонцы и разведчики всегда вели себя как-то особо, и человек, уловивший эту особость, безошибочно выделял их в любой толпе. Наместник и эпарх будут произносить речи. От гонца же Крисп узнает настоящие новости.

Он подозвал Эврипа. Средний сын подошел к нему не быстрее, чем Фостий.

Нахмурившись, Крисп сказал сыну:

– Если бы мне были нужны лентяи, я назначил бы спафариями улиток, а не вас двоих.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});