Дурные приметы - Виктор Пронин

— Уже понадобилось, — решился наконец Самохин. — Уже, старик, так приперло, что дальше некуда.

— Слушаю тебя внимательно. Только хочу сказать... Ты ведь меня ни к чему не склонял? Верно?! И я тебе ничего не обещал. В дом отдыха ты меня запихнул без всякой задней мысли, правильно? Так уж оказалось, что довольно странными видами спорта занимаются в том доме отдыха... Но это чистая случайность, правильно?

— Да примерно так.

— И я там оказался по твоей просьбе, верно? Тебе неудобно было перед каким-то большим человеком, помнишь?

— Да, было, — неохотно подтвердил Самохин.

— И я не просил тебя платить пять тысяч долларов за мое образование?

— Не просил.

— Продолжай, Гена.

— Хорошо, — Самохин смотрел прямо перед собой в лобовое стекло, и лицо его было осунувшимся, будто он за последние полчаса перенес суровые испытания. — Я понял тебя. Ты не просил у меня пять тысяч долларов и не должен их мне. Я не правильно поступил, напомнив тебе о них. Сожалею.

— Ничего страшного, — успокоил приятеля Евлентьев. — Так что там у тебя?

— Ты можешь мне помочь. Задание достаточно невинное... Надо припугнуть этого типа.

— Того, у которого крутые яйца?

— Да.

— А убивать его не надо?

— Нет, не пришло время.

— Но оно придет? — уточнил Евлентьев.

— Поживем — увидим.

— Хороший пошел разговор, — Евлентьев весело взглянул на Самохина.

— Его надо хорошо припугнуть. Для начала. Он должен понять, что играет с огнем. Что есть некая сила против которой у него нет защиты.

— В чем будет заключаться это припугивание?

— Ты расстреляешь окна его квартиры. Несколько выстрелов. Но можешь выпустить всю обойму. Так будет даже лучше. И он поймет, что ходит по лезвию ножа.

— По стволу, — поправил Евлентьев.

— Не понял?

— Он поймет, что ходит по стволу, — пояснил Евлентьев. — А как он догадается, что это ты его запугиваешь?

— Об этом я сам позабочусь.

— Когда?

— Сегодня.

— Нас учили, что нужна подготовка.

— Не всегда. Ты подъедешь ночью, бабахнешь по окнам и отправишься домой спать.

— Покажешь, где эта улица, где этот дом?

— Да, прямо сейчас.

— Но еще светло?

— Я покажу тебе его окна, — и Самохин тронул машину с места. — Мы к нему и поедем.

— Поедем, — слово это Евлентьев произнес каким-то равнодушным тоном, в которое не было ни согласия посмотреть, ни готовности стрелять. Он всего лишь согласился с тем, что Самохин куда-то поедет, а он, Евлентьев, будет при этом сидеть в машине.

Ехать пришлось достаточно долго.

Сначала машина свернула на эстакаду, по Новослободской Самохин добрался до Садового кольца, свернул направо, под Триумфальную площадь, а от Министерства иностранных дел направился к Киевскому вокзалу. Оказавшись на Дорогомиловской, он снизил скорость и метров через триста въехал во двор.

Дом был большой, добротный, в свое время квартиры здесь получали люди достаточно значительные или те, кто мог прикинуться значительным. С тех пор сменилось поколение, а то и два, и теперь в доме жили потомки тех влиятельных, уважаемых, заслуженных граждан советской эпохи. Эти были помельче, победнее, какого-то сутяжного толка. И «новые русские» без большого труда уговаривали их расстаться со своими квартирами, тем более что предлагали за них неплохие деньги.

После ремонта квартиры становились совсем хорошими и постепенно наполнялись жильцами солидными, неторопливыми, молчаливыми. За них все говорили машины, на которых они приезжали, — приземистые, бесшумные, с затемненными стеклами, машины, которые выдавали новый стиль жизни, закрытый немногословный.

— Смотри, — Самохин показал рукой на угол дома. — Третий этаж. Видишь? Три окна выходят на эту сторону, три окна за углом. Не спутай только... Над его окнами бетонная лестница, видишь?

— Выйдем прогуляемся? — предложил Евлентьев.

— Ты что?! Мне здесь показываться?! Чему тебя учили?

— Стрелять.

— Окна запомнил?

— Вроде...

— Поехали, — и Самохин, не задерживаясь больше ни секунды, выехал со двора и помчался в сторону Кутузовского проспекта. Машина несколько раз дернулась, чуть было не заглохла, Самохин в спешке перепутал передачи, включил третью вместо первой, чертыхнулся, сзади раздался резкий осуждающий гудок, и мимо них, в десятке сантиметров промчался темно-зеленый джип.

— Ладно-ладно, катись, — проворчал Самохин. — Ну, так что? — повернулся он к Евлентьеву.

— Скажи мне, Гена, вот что... Ты уже расплатился со мной за эту стрельбу?

Или это был аванс?

— За эту стрельбу ты еще ничего не получил.

— А сколько получу?

— Тысячу долларов.

Евлентьев ничего не ответил, не торопясь, пересчитывал доллары в рубли, потом обратно. По его прикидкам, он должен был получить около шести миллионов рублей. Деньги неплохие, им с Анастасией при скромной жизни хватило бы на полгода без беготни по электричкам. Он уже хотел было согласиться, но не успел.

— Хорошо, полторы, — сказал Самохин, по-своему истолковав затянувшуюся паузу.

— Как скажешь, Гена... В рублях это десять миллионов, да? Но не будем же мы торговаться из-за таких пустяков. Только у меня одно условие... Это будет не сегодня. Отложим на денек-второй.

— Почему?

— По многим причинам... Я должен привыкнуть к мысли... Смириться с тем, что я выхожу на военную тропу.

— Побить стекла — это военная тропа?

— Не надо, Гена, пудрить мне мозги. Ты сам знаешь, что дело не в битье стекол. Дело в стрельбе боевыми патронами. Дело в прицельной стрельбе. И еще...

Я должен побывать в этом дворе, познакомиться с обстановкой, условиями, особенностями.

— Смотри не засветись.

— Постараюсь, Гена.

— У тебя есть машина?

— Нет.

— Как же будешь смываться?

— Не знаю, пока не знаю.

Самохин свернул перед самой станцией метро «Кутузовская» вправо и, проехав сотню метров по тихому, безлюдному переулку, остановился. Некоторое время смотрел в зеркало заднего обзора, убедившись, что ничего подозрительного нет, снова заговорил, не глядя на Евлентьева.

— Считай, что эта машина твоя. Я тебе ее оставляю, прямо сейчас. Сам доберусь на метро. В бардачке все документы. Они выписаны на твое имя. Права, техпаспорт... Там только твоей подписи не хватает.

— Когда же ты успел?!

— Работаем, старик, работаем, — улыбка чуть тронула тонковатые губы Самохина. — Там же, в бардачке, лежит «Макаров» с одной обоймой. Этого тебе хватит. Дело сделаешь, пистолет выброси.

— Выброшу, — кивнул Евлентьев.

— Постарайся хорошо выбросить. Чтобы не нашли.

— Понял, Гена. Я все понял. Как долго я могу пользоваться этой машиной?

— Пока мы работаем вместе, она твоя.

— Потом отнимешь?

— Не думай об этом, старик... Отработаешь. Если уж очень прикипишь к ней...

Подарю.

— Насовсем?! — с преувеличенным восторгом воскликнул Евлентьев, и Самохин чутко уловил издевку в его голосе.

— Вопросы есть? — спросил он сухо.

— Нет, Гена, я сообразительный. Я понятливый, Гена.

— Тогда будь здоров. — И Самохин, выйдя из машины, быстро зашагал к станции метро, скрытой за деревьями. Пока они сидели в машине, прошел небольшой весенний дождь, и свежая листва слегка поблескивала влажно и свежо. Самохин поднял воротник куртки, провел руками по волосам, перебежал через проезжую часть и скрылся за деревьями.

На Евлентьева он так и не оглянулся.

— Ну что ж, Гена... Будь здоров, — вслух проговорил Евлентьев и потянулся к бардачку проверить, все ли там в порядке, все ли на месте из того, о чем только что сказал Самохин.

Осторожным становился Евлентьев, предусмотрительным.

* * *

На следующее утро Евлентьев пораньше отправился к банку Самохина. Ему хотелось посмотреть на своего приятеля в привычном для того облике, в привычном окружении. Он заранее подъехал на площадку перед банком и пристроился за темно-зеленым джипом. Подходили сотрудники, посверкивая начищенными туфельками, хромированными уголками чемоданчиков, пробегали девушки в распахнутых плащах и коротких юбчонках, но и тех и других было немного, совсем немного.

Черный «Мерседес» подошел, когда до девяти оставалось ровно пять минут.

Наверняка машина была вымыта этим же утром, на стекле и крыше посверкивали капли влаги, охранник в серой форме и с коротким автоматом на животе отделился от входа и неуловимым движением в полупоклоне распахнул заднюю дверцу. Самохин ступил на асфальт легко, молодо, даже радостно. Кому-то кивнул, кому-то махнул рукой и быстро, не медля ни секунды, зашагал к подъезду. В сером посверкивающем костюме, в белоснежной рубашке, в блестящих туфлях на тонкой подошве, с небольшим, совсем тоненьким чемоданчиком.

Дверь перед ним распахнулась как бы сама по себе и как бы сама по себе мягко закрылась за спиной. Охранник тут же занял позицию у входа, «Мерседес» неслышно сдвинулся в сторону и остановился невдалеке на свежем после утренней поливки асфальте.