Сангвиний. Великий ангел (ЛП) - Райт Крис

Атака набирала темп, продвигаясь к вершине, даже когда все больше ксеносов выскакивало из теней или пикировало из-за грозовых облаков. Вспомогательные боевые корабли зависли над головой, сбросив в ад еще больше «Лэндрейдеров», и затем выпускали длинные ракетные очереди, прежде чем отступить в безопасное место. Давление ксеносов становилось все плотнее по мере того, как все больше и больше из них вступали в бой, врезаясь телами в транспортные средства, прежде чем обернуть вокруг них длинные сегментированные конечности. В результате этой тактики десятки из них были раздавлены гусеницами, но если они пробивали топливный бак или попадали в реакторы, то результаты были пылающие — колоссальные взрывы, от которых высоко в воздух взлетали обломки.

Я стиснул зубы. Я был очень напуган, ожидая в любой момент услышать сильный треск от удара другого ксеноса по нам. Слуги вокруг меня спокойно покачивались с оружием в руках, совершенно невозмутимые. Теперь все сводилось к цифрам и срокам. Танки продвигались так близко к месту назначения, как только могли, извергая свой груз только в том случае, если казалось, что атака может заглохнуть. Даже внутри вибрирующего корпуса «Носорога» я чувствовал концентрацию химических веществ в воздухе — стреляные гильзы болтеров, ускорители лазерных пушек. Кровавые Ангелы выпускали безумное количество боеприпасов, расчищая пути вверх и сквозь растительность, разрывая на части тела мчащихся ксеносов, когда они дико вступали в бой, толкая, толкая, сильнее и быстрее.

Я услышал, как по связи затрещал приказ на высадку, и понял, что момент настал. Не для меня, конечно — они бы не доверили мне вести настоящие бои — но для сотен и сотен воинов Астартес, готовых устремиться вперед. Мой «Носорог» продолжал скрежетать, даже когда транспорты вокруг меня поворачивались и разгружались, высыпая космодесантников в ад, как мусор из контейнера. Затем огонь из дальнобойного орудия стал поистине катастрофическим, усиленной запросами по воксу, а также многочисленными болтерами. Я наблюдал, как астартес выпрыгивали из все еще движущихся танков, немедленно переходя на бег, стреляя быстро, но разборчиво, лавируя между мерцающими стеблями и кострами, сражаясь с визжащими мегарахнидами, когда те дергались и метались, чтобы вступить в бой. Бойня быстро перешла к рукопашному бою клинками — вспыхивали энергетические поля, взрывались огнеметы, глухо стучали щиты. Это выглядело беспорядочным, запутанным, абсурдно жестоким, но это было не так, совсем нет — даже мой нетренированный глаз мог видеть, как тщательно отделения поддерживали друг друга, захватывая позиции, вырубая врага, даже когда другие отделения обходили их с флангов.

Танки, выгрузив свое содержимое, начинали стрелять, добавив веса потоку снарядов. Объединенные войска продвигались вверх по хребту, неся потери, но ни разу не увязая, пока мы не достигли вершины и не ворвались на плато впереди.

Только тогда мой «Носорог» свернул в сторону, позволив авангарду должным образом оторваться. К тому времени количество высадившихся было поразительным — по моим оценкам, развернуто десять тысяч пехотинцев и несколько сотен действующих танков. Эти огромные силы были полностью необходимы: скопления ксеносов казались еще более многочисленными. Я отрегулировал дальность действия своего видоискателя и просканировал широкую равнину, кипящую телами мегарахнидами и серыми конечностями, пробивающимися сквозь пламя и смог. Все они стремились добраться до захватчиков. Из мрака проступили более крупные силуэты, все еще на вдалеке, но быстро приближаясь — огромные конструкции с выпуклыми туловищами и шипастыми конечностями, кричащие в унисон с легионами меньших существ у их ног. Казалось, что погодные системы наверху, каким-то образом действовали в унисон с ними, потрескивая и пылая, когда орда ксеносов впадала в неистовый апоплексический крик.

Это была первая по-настоящему масштабная битва, свидетелем которой я когда-либо стал. Возможно, и моя последняя. Открытая местность простиралась перед нами на километры, почти безликая, если не считать пылающих травяных лесов. Насилие было повсюду, от горизонта до горизонта, заполняя обзорные экраны и заставляя тактические табло шипеть от перегрузки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Однако я видел, как он прибыл. Вы не могли этого не заметить. Он не спустился с воздуха в великолепии, хотя мог бы это сделать — он продвигался пешком вместе со своими войсками, направляясь вверх по склону вместе со своими «Херувимами» в терминаторской броне. Мне все это казалось величественным и в высшей степени архаичным, как забытый древний военачальник Терры, шагающий со своими верными слугами. Когда сражение достигло своего апогея, я снова отметил, что Кровавые Ангелы предпочитают ближний бой. Я догадывался, что они могли бы отступить и позволить своим мощным пушкам и болтерам сделать всю тяжелую работу, но они никогда этого не делали. Везде, где можно было подойти вплотную и перекрыть пространство для перемещения, они так и поступали. Вы могли бы возразить, что это лучшая стратегия для борьбы с инопланетным врагом, который был невероятно быстр на средних дистанциях и, казалось, мог уклоняться даже от меткого огня, но я чувствовал, что дело не только в этом. Им больше нравилось сражаться лицом к лицу. Они жили ради этого. Убийства значили больше, если они сопровождались смесью крови и запекшегося хитина ксеносов, растекшейся по лезвию клинка и костяшкам пальцев перчатки. Это не были простые солдаты, которых согнали на фронт и заставили воевать. Это были мастера насилия, которые не жили ни для чего другого. Меня всегда приводила в замешательство сама идея — мы строили самое светлое будущее для всего человечества, но сначала нам нужно было искалечить и генетически перестроить несколько сотен тысяч из нас, чтобы битвы закончились быстрее.

И все же я не мог отвести от них глаз. Казалось, что они находились в каком-то экстазе. Они любили свою работу. Они рубили, били кулаками, кололи, резали, сталкиваясь лицом к лицу с ужасами, на которые я едва мог смотреть, и они становились… самими собой. Никакой сдержанной надменности, никакого усердного внимания к какому-то замысловатому украшению, только основы. Сырой материал. То, для чего они были созданы.

Очищать и преображать — таков был их дар.

Сам Сангвиний говорил это, гордился этим, и явно в это верил. Но тогда я почувствовал, что это была их реальность, а все остальное, все прекрасные предметы и эстетический труд, являлись просто прикрытием. В таком случае, это даже не маска. Даже не зеркало. Второстепенное представление. Отвлекающий маневр.

К тому времени мой «Носорог» полностью остановился, и я получил четкое представление о Сангвинии. Он был там, где вы и ожидали, прямо в центре, яркая точка света среди кружащегося огня и пепла. Он сражался с одной из великих особей, высоким воином-ксеносом с изогнутой спиной и острыми конечностями шириной с человеческий торс. Так же, как и на Илехе, телохранители примарха не стояли у них на пути — у них были свои собственные сражения со слюнявыми, вопящими толпами вокруг них — и поэтому дуэль между повелителями орд-близнецов оставалась открытой, железный стержень, вокруг которого вращалась остальная резня.

Пытаться уловить, как он это делал — как он сражался, как он убивал, — это было трудно. Отчасти из-за скорости, идеальной отточенности каждого отдельного движения, преломления в мерцающем свете, из-за чего все скорее казалось актом волшебства, чем физики. Однако, как и прежде, я уловил невозможность в его движениях. Мы смертны, мы совершаем ошибки. Мы целимся, но промахиваемся; мы боремся, но терпим неудачу. Он никогда не промахивался. Он никогда не терпел неудачи. И оказывается, что человеческий мозг не очень хорошо это обрабатывает. Мы начинаем пытаться классифицировать это как что — то другое — работающий механизм, действие химической реакции, влияние гравитации. Я едва ли мог заметить какое-либо родство с ним вообще, не только потому, что он был лучше, но и потому, что он был другим.