Труженики моря - Виктор Гюго

Кукла на Дюранде роднила пароход с девушкой. На Нормандских островах "куклой" называется фигура, водруженная на носу судна и кое-как вырезанная из дерева. Недаром в этих краях вместо "плавать" говорится "быть меж кормой и куклой".

Кукла Дюранды была особенно дорога мессу Летьери. По его заказу плотник старался придать ей сходство с Дерюшеттой. Работа вышла топорная. Чурбан остался чурбаном, но ему хотелось казаться хорошенькой девушкой.

Бесформенная эта колода вводила месса Летьери в обман. Он созерцал ее с благоговением верующего. Он относился к ней совершенно серьезно. Он узнавал в ней Дерюшетту. Так догма уподобляется истине, а идол - богу.

Два раза в неделю, по вторникам и по пятницам, у месса Летьери была большая радость: во вторник он радовался, видя, как Дюранда отчаливает от берега, в пятницу он радовался, видя, как она возвращается. Он смотрел на свое детище, облокотившись на подоконник у себя в комнате, и был счастлив.

Нечто похожее есть в книге Бытия: Et vidit quod esset bomim [И увидел, что сделанное им было хорошо (лат.)].

По пятницам появление месса Летьери у окна служило сигналом. Прохожие, увидев, как он разжигает трубку, стоя у окошка "Приюта неустрашимых", говорили: "А! Пароход уже на горизонте". Дымок трубки оповещал о пароходном дыме.

Дюранда, войдя в гавань, пришвартовывалась под окнами месса Летьери к огромному железному кольцу, вделанному в фундамент "Приюта неустрашимых". И ночью Летьери сладко засыпал в подвесной койке, зная, что за одной стеной спит Дерюшетта, а за другой стоит на причале Дюранда.

Место стоянки Дюранды было рядом с портовым колоколом. Краешек набережной подходил к самому крыльцу "Прикь та неустрашимых".

Набережная, "Приют неустрашимых", сад, переулки, окаймленные живой изгородью, почти все соседние здания теперь не существуют. Разработка гернсейского гранита повела к продаже всех этих земельных участков. Ныне на их месте тянутся склады камня.

XI

Несколько слов о возможных женихах

Дерюшетта становилась барышней, но все не выходила замуж.

Летьери, вырастив ее белоручкой, сделал из нее привередницу. Такое воспитание обращается против воспитателя.

Впрочем, сам Летьери был еще разборчивее. Он мечтал о таком муше для Дерюшетты, который стал бы отчасти и мужем Дюранды. Ему хотелось заодно пристроить обеих дочек. Ему хотелось, чтобы заступник одной был бы лоцманом другой. Что такое муж? Капитан в плавании. Почему зре не подыскать одного кормчего и для девушки и для парохода?

Семья тоже подчинена закону прилива и отлива. Тот, кто умеет управлять лодкой, сумеет управлять и женой. Обе подвластны луне и ветру. Сьер Клюбен был всего на пятнадцать лет моложе месса Летьери и мог лишь временно водить Дюранду, - ей нужен был молодой кормчий, постоянный командир, настоящий преемник ее основателя, изобретателя, творца.

Постоянный кормчий Дюранды и стал бы зятем месса Летьери. Почему бы не соединить двух зятьев в одном лице?

Летьери лелеял эту мечту. Он тоше видел во сне жениха.

Сильный, смуглый, закаленный марсовой, моряк-атлет - вот его идеал. Но не совсем таким был идеал Дерюшетты. Ее грезы были нежнее.

Словом, дядюшка и племянница точно сгойорились не торопиться. Когда все узнали, что Дерюшетта богатая наследница, от предложений не стало отбоя. Усердное сватовство не всегда бескорыстно. Месс Летьери это чувствовал. Он брюзжал: "Невеста золотая, а женихи-то медные", - и выпроваживал искателей руки Дерюшетты. Он выжидал. Она тоже.

Странное дело, он не очень благоволил к аристократии.

В этом отношении месс Летьери не был англичанином. Трудно поверить, но месс Летьери дошел до того, что ответил решительным отказом Гандюэлю с Джерсея и Бюпье-Николену с острова Серк. Кое-кто имеет смелость утверждать, - хотя мы в этом и сомневаемся, - будто он не принял брачного предложения, сделанного аристократической, семьей с острова Ориньи, и будто отклонил сватовство одного из членов рода Эду, хотя род этот, несомненно, ведет начало от самого Эдуарда Исповедника.

XII

Особенности характера Летьери

У месса Летьери был один недостаток, и большой. Он ненавидел не кого-либо, а нечто, именно - духовенство. Однажды он прочел, - а почитать он любил, - у Вольтера: "Попы - это коты". Отложив книгу, он пробурчал: "В таком случае, я - пес".

Надо вспомнить, что все священники лютеранской, кальвинистской и католической церкви яростно Ополчились на созданную им для края "Чертову посудину" и исподтишка стро-, или козни. Совершить целый переворот в судоходстве, попытаться примирить Нормандский архипелаг с прогрессом, сделать гернсейский островок колыбелью нового изобретения, - что скрывать? - ведь это богомерзкий поступок. За это священники чуть было не предали месса Летьери проклятию.

Не надо забывать, что мы говорим о былом духовенстве, не сколько отличном от духовенства современного, которое почти во всех местных церквах выказывает либеральное отношение к прогрессу. Оно измышляло всякие козни, чтобы стать мессу Летьери поперек дороги; все, чем только можно было повредить ему, пускалось в ход во время проповедей и поучений.

Он внушал отвращение священнослужителям и сам испытывал к ним отвращение. Их ненависть являлась обстоятельством, оправдывавшим его собственную ненависть.

Но, говоря по правде, неприязнь к священникам была у него в крови. Его ненависть не зависела от их ненависти к нему. Месс Летьери был, как он выразился, "псом на страх этим котам". Он шел против них не только по убеждению, но и безотчетно, это было сильнее его. Он чувствовал, что они готовы выпустить когти, и скалил клыки. Правда, иногда он это делал зря и не всегда кстати. Грозить всем без разбора тнеправильно. Огульная ненависть несправедлива. Он был бы беспощаден и к савойскому викарию. Для месса Летьери, пожалуй, не существовало ни одного хорошего священника. Как всякому философу, ему недоставало благоразумия. Нередко люди терпимые проявляют нетерпимость, а сдержанные впадают в ярость. Но месс Летьери был так незлобив, что не мог ненавидеть по-настоящему. Он скорее отбивался, чем нападал. Он держал служителей церкви на расстоянии. Они причиняли ему зло, он же ограничивался тем, что не желал им добра. Их неприязнь походила на вражду, его - на неприятие, в этом и было отличие.

Пусть невелик островок Гернсей, однако на нем хватает места для двух вероисповеданий: для католического и протестантского. Заметим, что здесь две религии в одной церкви не уживаются. У каждого культа своя церковь или своя часовня, В Германии, например, в Гейдельберге, нет таких затей. Там делят церковь надвое: половина отводится святому Петру, половина Кальвину: посредине - перегородка для предотвращения потасовок; все разделено поровну: у католиков три алтаря и у гугенотов три алтаря; а так как часы службы одни и те же, то колокол звонит сразу для двух богослужений. Он призывает к богу, а заодно и к дьяволу. Просто и удобно.

Флегматичный характер немцев позволяет им терпеть такое соседство, но на Гернсее у каждого вероисповедания есть свой уголок. Есть там ортодоксальный приход, есть там и приход еретический. На выбор. Месс Летьери не выбрал ни того, ни другого.

Матрос, мастеровой, философ, удачливый труженик, простак с виду, он был, в сущности, далеко не так прост. Ему свойственны были дух противоречия и твердость убеждений.

Его отношение к- попам было непоколебимо. Он дал бы несколько очков вперед самому Монлозье.

Он позволял себе весьма неуместные шутки. У него были забавные и не лишенные смысла словечки. Вместо "исповедоваться" он говорил "прилизывать совесть". Месс Летьери не был большим грамотеем, ибо читать ему приходилось урывками, меж двумя шквалами; писал он с орфографическими ошибками. В произношении у него тоже были погрешности, и подчас нарочитые. Когда после Ватерлоо был заключен мир между Францией Людовика XVIII и веллингтоновской Англией, месс Летьери сказал: "Бурмон предал Францию Англии, перепредав Англию Франции". Однажды он написал вместо "папство" "бабство". Впрочем, вряд ли это было преднамеренно.

Неприязнь к папистам отнюдь не примиряла его с англиканами. Его недолюбливали и протестантские и католические священники. В своем неверии он почти открыто ополчался на главнейшие догматы церкви. Как-то случайно он попал на проповедь высокочтимого Жакмена Эрода о геенне огненной, великолепнейшую проповедь, уснащенную выдержками из Священных писаний, свидетельствующую об адских муках, терзаниях, пытках, осуждении, неизбежности возмездия, казни огнем неугасимым, о вечном проклятии, каре господней, священном гневе, божьем отмщении - обо всех этих неоспоримых истинах, и, выходя из церкви, сказал негромко какому-то прихожанину: "Знаете ли, я не могу отделаться от нелепейшей мысли: я все представляю себе господа бога милосердным".

Семя неверия запало в его душу, когда он жил во Франции.