Меня зовут Шон - Клер Макгоуэн

Авария!

— О ком ты, Сьюзи? Что случилось?

Она просипела:

— Мужчина, которого я люблю. Мужчина, с которым… у меня был роман. Он погиб.

И она вцепилась в собственные волосы, выдирая их клочьями. Так велика была ее боль.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Элисон

Февраль, три месяца спустя

Детектив-констебль Элисон Хегарти остановилась, отряхивая снег с промокших кожаных ботинок, и подумала, что надо было все же прислушаться к совету отца и купить на зимней распродаже нормальные сапоги для дальних прогулок. Эти легкие городские ботиночки совершенно не годились для ходьбы по сугробам и льду, окружавшим эти дома. Это была настоящая глухомань — здесь даже мобильная связь не работала.

Первый домик, увитый плющом и, несомненно, кишевший пауками, был заброшен. Элисон обогнула его, проваливаясь в смерзшийся снег вдоль дороги. Во втором хотя бы горел свет, пытавшийся безрассудно противостоять полумраку зимнего дня. Третий, погруженный в темноту, выглядел так, будто его с месяц никто не посещал.

Том Хан совсем приуныл.

— Убить готов за сосиску в тесте. Как думаешь, где тут ближайший «Грегге»?

— Надо было взять с собой обед.

— Ну да, конечно. У некоторых вообще-то и личная жизнь есть. Я пришел домой в четыре. Не стану же я с утра пораньше возиться с флорой. Разве что ее и в самом деле зовут Флора… Ха-ха!

Элисон закатила глаза:

— Ну и гуляка же ты! Где на этот раз познакомился? В «Тиндере»?

Хан подмигнул:

— Это слишком просто. Словно пиццу заказываешь. Разве что все самое вкусное достается ей.

Элисон возмущенно фыркнула:

— Боже, Том, это же место преступления. Тут человек погиб.

— Я тоже скоро сдохну, если не пожру. Не поделишься, Хегарти? Ты же все равно не сможешь одна съесть столько веганского хумуса с огурцом.

— Шутишь? Ладно, пойдем к домам. Попробуем сначала постучать вон в тот, нарядный.

Хрустя льдом, они двинулись по мощеной дорожке к тому, что когда-то было жилищем простого подсобного рабочего, а теперь обзавелось пристройкой, тяжелой герметичной дверью и тонированными окнами. Что-то вроде помеси деревенского погреба с банковским сейфом. Элисон отметила про себя, что дорожку давно не чистили, и шла осторожно, стараясь не упасть. Тому больше не было нужды доводить ее.

— Думаю, их нет дома, — невпопад заметил он.

Свет в доме не горел, а через щель для писем была видна груда корреспонденции, полностью завалившая коврик. В основании кучи Элисон разглядела рождественские открытки — похоже, хозяева не появлялись здесь довольно давно.

— Отлично, Шерлок, — Элисон вытащила телефон и проверила информацию о жильцах. Некие Николас и Сюзанна Томас. — Как странно…

— Что? — Том, прижав руки к стеклу и оставляя на нем разводы, попытался рассмотреть что-нибудь через окно.

— За последние несколько месяцев по этому адресу выезжали дважды.

— Какие отделы?

— Дорожники — где-то в сентябре неподалеку случилась авария на объездной дороге. Потом… полиция Суррея, отдел по особо важным.

— Они-то здесь что забыли? — сердито буркнул Том — он не любил, когда чужаки совались на его территорию.

— Помнишь, в Гилфорде из-за неисправного газового камина погиб человек? По мне, так обычный несчастный случай, но какой-то умник решил копнуть поглубже.

— Везет им — есть время таким заниматься. Только при чем тут эти ребята? — он кивнул в сторону дома.

На реконструкцию старинной постройки, безвозвратно утратившей первоначальный облик, что вызывало сожаления, явно ушли немалые деньги. Внутри, насколько удавалось разглядеть, дом казался уютным из-за множества красных светодиодов, установленных на разных устройствах и панелях. Элисон почувствовала, что ледяная вода добралась и до ее носков.

— Не знаю. Надо проверить.

Том переминался с ноги на ногу.

— Может, зайдем в другой дом да поедем в участок? У меня скоро яйца отмерзнут.

О яйцах Тома Элисон думать совершенно не хотелось.

— Ладно.

Наверное, парочка укатила куда-нибудь на Рождество. Может, на Карибы — вот везучие черти!

«Аж с декабря?»

Как знать.

— Ну и дыра… — заметил Том, когда они осторожно шагали по обледенелой дорожке к другому дому. — Тот, через дорогу, выглядит намного лучше.

— Полагаю, у тех ребят есть деньги.

Этот дом назывался «Плющ». Выглядел он лучше, чем соседний, заброшенный, но ненамного. Элисон позвонила.

Том громко произнес:

— Проклятье! Такое чувство, что у меня между ног замороженная колбаса.

— Заткнись! — прошипела она. — Сделай серьезное лицо.

В ответ на звонок в доме кто-то зашевелился — смутная тень за витражом, обрамлявшим дверь. Лица обоих полицейских приняли вид, приличествующий тому, кто приходит с дурными вестями. Мрачный и серьезный. Сочувствие с легким налетом подозрительности, потому что в девяти случаях из десяти жертву отправлял на тот свет кто-нибудь из знакомых. Осознание этого факта, и без того окошка в грязный мужской разум, которое приоткрывал ей Том, сильно осложняло шансы Элисон наладить отношения с противоположным полом с целью создания семьи.

— Здравствуйте. Я — детектив-констебль Хегарти. Это — детектив-констебль Хан. Мы можем войти? Боюсь, у нас плохие новости.

Элли

— Я так сочувствую вашей утрате…

За прошедшие несколько недель она слышала эти слова, наверное, раз пятьдесят. Распорядитель похорон, полиция, представитель страховой, объяснявший, что нет, у ее мужа на самом деле не было страхового полиса — он отказался от страховки в прошлом году без объяснения причин. Соседи. Работники морга, которые, при всем сочувствии, отказывали ей в просьбах поскорее выдать тело. Требовалось вскрытие. Потом ожидалось еще и расследование. Теперь она хотя бы смогла похоронить его. Он умер. Это было… почти смешно. Это было глупо, потому что это он всегда был жив, а она — мертва. Она была мертва большую часть жизни, пока не встретила его. Она дышала, улыбалась, сидела в концертных залах и играла на фортепиано, но все равно была мертва.

Ее удивило, как мало людей пришли попрощаться с ним. Конечно, семей у них не было — оба были сиротами, одинокими в этом мире. Или чувствовали себя такими. Быть сиротой можно и при живых родителях. Из больницы приехал только Джеймс Конвей, человек, который никогда не вызывал у нее доверия. У него был красный нос алкоголика, и Элли было известно, что он женился трижды, всякий раз на молоденьких, которые в конце концов его бросали. Она всегда опасалась, что под дурным влиянием Конвея той же дорожкой может пойти и Патрик. Но этот неприятный тип хотя бы пришел и стиснул ее ладонь своими трясущимися руками. Его запах напомнил ей отца — тот смрад, который исходил из его комнаты почти каждое утро. Но Элли не могла винить его — ему