Три весны - Анатолий Чмыхало

— А я думаю, как же так. Оформили бронь и вдруг — собирайся, — сказал он, вытирая бритву о клочок газеты. — Хорошо, что ты разглядел, а то явился бы в горкомхоз с котомкой за плечами. Такие дела.

Костя подождал, пока отец побреется, и спросил:

— Может, мне свести велосипед?

— Только ты поснимай резину, насос. Ключи возьми.

— Нет, ничего я не сниму. Если хочешь, сам снимай и сам веди, — возразил Костя.

Тихую улочку запрудили, плотно закупорили велосипедисты. Не протиснуться к воротам. Каждый норовит побыстрее разделаться со своей машиной. Потому и нажимают со всех сторон.

— Не пускайте без очереди! — кричат передним.

— Сдал и отходи! Чего там стоять!

— У меня немецкий гоночный. Как быть?

— Гитлеру подарим твой гоночный, чтоб драпать ему было способнее!

В толпе Костя увидел Илью Туманова, окликнул. С грехом пополам пробились друг к другу. Илья шел прямо по арыку — по колена в воде, неся машину на вытянутых руках.

— Может, прокатимся напоследок? — предложил Костя. Он все-таки настоял на своем: велосипед сдавал сейчас в полном порядке.

Илья согласился. Они вывели из толпы свои машины и узеньким, сплошь перекопанным переулком направились на соседнюю улицу. В одном месте Илья поскользнулся в своих мокрых туфлях и упал. Хорошо еще, что не полетел в глубокую траншею, неизвестно для чего вырытую.

— Надо переобуться, — сказал он, устраиваясь на куче сброшенного здесь битого кирпича.

Пока Илья снимал туфли, выжимал носки и обувался. Костя рассказывал ему о том, как он вместе с друзьями ходил в военкомат. Не повезло, не приняли их в тот день. Еще побольше людей, чем здесь.

— И меня возьмите. Я об этом подумывал уж, чтоб идти на фронт всем классом. Пехота не авиация — всем места хватит, — рассудил Илья.

— Это мысль!

— «Женихи» уже получили повестки.

— Везет! Глядишь, через неделю-другую на фронте будут.

— А ты слышал речь Сталина? Видно, и мы повоевать успеем. Война-то затягивается, — встав на ноги и закалывая булавкой расклешенные штаны, проговорил Илья.

Они повели велосипеды на асфальт мостовой. Выправив руль, свернутый набок при падении, Илья первым прыгнул в седло, и не так, как обычно, а сзади. И переднее колесо поднялось, словно велосипед зауросил и встал на дыбы. Но Илья рывком качнулся вперед, резко нажал на педали и понесся вверх быстрее и быстрее.

Это было трудно — мчаться все время в гору. Подъем хоть и небольшой, но он на каждом метре требовал от них чертовских усилий. Проехав только один квартал, Илья почувствовал знакомую усталость в каждом мускуле ног.

И Костя, бросившись догонять Илью, вскоре же вынужден был сбавить скорость. Последние дни он не садился на велосипед, и сейчас сказалось отсутствие тренировки. Ноги словно деревянели, дыхание стало частым и грудным.

Но, когда Костя понял, что разрыв между ним и Ильей увеличивается, он поднажал на педали. Машина отозвалась на его усилия и вот уже поравнялась с Ильей.

Велосипеды покатились рядом, шелестя шинами по асфальту и ослепительно горя на солнце. Ребята коротко позванивали на перекрестках, прощаясь с привычными маршрутами, Их велосипедам предстояло ходить где-то далеко-далеко, по трудным фронтовым дорогам. Они тоже будут бойцами, как люди.

Ребята проехали из конца в конец весь город. На мосту у Головного арыка Илья затормозил и спрыгнул на землю. Затем отвел машину под тополя, в тень, и ласково погладил рукой лаковые крылья и сверкающий никелем руль.

— Все, — сказал Илья.

— Все, — как эхо, отозвался Костя.

Очевидно, со стороны было бы смешно смотреть на эту картину. Ребята плечом к плечу сидели у арыка, угрюмо повесив носы. Сидели молча десять минут, пятнадцать. Потом, как по команде, разом встали.

— Едем, — сказал Илья.

— Едем, — повторил Костя.

И они покатили вниз. И, словно договорившись, повернули на улицу Дзержинского, где жила Влада. А может, и не они повернули, а сами велосипеды рванулись сюда по привычке, а ребята не сумели их удержать. Как бы то ни было, но у Владиной калитки заверещали два велосипедных звонка. Согласно заверещали раз и другой. Их услышали в доме, потому что в распахнутых окнах заколыхались занавески и шторы.

К ребятам вышел Владин отец, седоволосый, рослый, неторопливый в движениях. Влада, несомненно, походила на него не только лицом, но и походкой, и манерой держаться с людьми. Владин отец пристально посмотрел на Илью, затем на Костю, как будто видел их впервые и не они мозолили ему глаза вот уже третий год.

— Не знаю, прав ли я, но вы не ко мне, — сказал он, запахивая полосатый азиатский халат.

— Вы абсолютно правы, — вытянул без того длинную шею Илья.

— Мне кажется, что вы к моей дочери.

— Это действительно так, — подтвердил Костя.

Владин отец понимающе рассмеялся. Это был довольно приятный смех, и ребята подхватили его. Подошли поближе, надеясь, что вот сейчас они увидят Владу. Или она выйдет на улицу, или Владин отец пригласит ребят в дом. Конечно, рассиживаться Косте и Илье никак нельзя, они должны сегодня же сдать велосипеды.

— Мне весьма приятно видеть вас, — уже серьезно сказал Владин отец. — Но огорчительно, что вы, очевидно, напрасно проделали столь длинный путь.

Он сделал паузу, словно для того, чтобы уяснить, какое впечатление произвели его слова на ребят. Но ребята пока что никак не отозвались на его речь. Да и Владин отец, по существу, еще ничего не сказал.

— Влада уехала, — неожиданно заключил он, собираясь уйти.

— Куда? — с явным недоверием спросил Костя.

— В Свердловск. К моей родне. Еще зимой я обещал ей эту поездку.

— Но ведь сейчас война, — возразил Костя.

— Свердловск далеко в тылу. Поэтому вы не очень беспокойтесь. С ней ничего не случится.

Он ушел, а ребята еще некоторое время стояли у калитки. Они не знали, что сказать друг другу. И первым заговорил Костя:

— Ты слышал от Влады о предполагаемом отъезде? Хоть что-нибудь?

— Ничего не слышал.

— И я тоже. Тайком уехала.

— А как же мы?.. — растерянно развел руками Илья. — Ведь мы уедем на фронт, не простившись с нею!

— Значит, не нужны мы ей. Ни ты, ни я.

— Но она-то ведь нам нужна, — сказал Илья.

— Не убежден. Между прочим, нам нужно ехать, — шумно вздохнул Костя, трогая велосипед.

20

В один из июльских дней Алеша и Костя снова наведались в военкомат. И хотя людей во дворе было так же много, капитан принял ребят и пообещал отправить в часть при первой же возможности. На фронт, оказывается, сразу нельзя, будут еще учить, как окапываться, как воевать против танков. И как стрелять тоже.

— А эти? — Алеша кивнул на двор. — Их отправляют, а нам ждать?

— Это девятнадцатый и двадцатый годы, — пояснил капитан. — Не беспокойтесь, дойдем и до вас.

— А если мы добровольно? — спросил Костя.

— Приходите на той неделе. Сейчас мне некогда. До свидания, — капитан выпроводил их из кабинета.

В этом уже было кое-что определенное. Пусть не на той неделе, а немного погодя призовут их в армию, все равно они успеют повоевать. И главное — Алеша и Костя будут вместе. Они и о Ваньке сказали, и об Илье. Впрочем, Ванек почему-то утром не пришел к Воробьевым, как договорились накануне.

Они пробрались через сутолоку двора и у ворот, уже на тротуаре, встретили Федю. Он что-то объяснял стоявшему с ним высокому пожилому человеку с черными, как сажа, усами и бородой. Федин собеседник был одет в военную форму, только на петлицах и на рукавах не было никаких знаков различия.

Федя подозвал ребят и, довольный встречей, заулыбался. И тут же представил военного человека:

— Мои юные друзья. Познакомьтесь, пожалуйста! Мой самый дорогой друг. Комбриг Чалкин.

Так вот он какой, комбриг Чалкин! А как же его выпустили из тюрьмы? Значит, он совсем не виноват. Значит, случилась ошибка.

— А это — Петины дружки, — Федя обнял ребят. — Правда, Петька был в «Б», а Колобов и Воробьев в «А».

— Очень приятно, — улыбнулся Чалкин, задвигав густыми бровями.

Ребята когда-то видели его. Но тогда он был безбородым, и лицо у комбрига было румяное. А вот нос такой же, как прежде: тонкий, с еле заметной горбинкой. Может, эта самая горбинка и придает лицу строгость. Горбинка и густые вразлет брови.

— Вы постойте, а я сейчас. Одну минутку, друзья, — сказал Федя и скрылся в толпе.

— И обо мне спроси! — крикнул ему вслед Чалкин и безнадежно махнул рукой. — Вот такой он есть. Всегда был таким. Чтобы узнать человека как следует, нужно съесть пуд соли. Мы с Федором Ипатьевичем съели центнер. А сейчас он побежал проситься на фронт. Ну а я жду нового звания.

— Понимаем, — сказал Алеша. — Теперь ведь заместо комбрига генерал.

— Могут дать и полковника. Поотстал я в военной науке, — рассудил Чалкин. — Но суть не в звании. Скорее бы туда. Вы ведь тоже на фронт метите? Да ведь и нельзя, чтоб не поспешить. Прибудешь к самой победе и совестно станет, что повоевать не успел.