Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

– Приятные барыньки! – Артемий Иванович галантно изогнулся, приподняв котелок.

С приезда в Лондон Владимирову стало везти на женщин. Сперва Ханна Мандельбойн, потом Пенелопа с докторской женой, теперь вот на него и на улице барышни внимание обращают.

Девушки улыбнулись. Одна из них, с огненно-рыжими волосами, убранными под кокетливую черную шляпку, отцепила от своей жакетки искусственный белый цветок и приколола Владимирову к лацкану пиджака.

Замурлыкав, словно мартовский кот, Артемий Иванович потянулся к девушкам, но они, игриво подмигивая, пригласили его следовать за собой. Взяв обеих под ручки, Артемий Иванович покорно поплыл по переулку прочь от оживленной улицы. Завернув за угол, он увидел еще несколько барышень, дожидавшихся своих подруг.

– И эти тоже мне? – спросил он, слегка испугавшись. – Но у меня нет столько денег!

Вопрос был даже не в деньгах. Артемию Ивановичу нравилось женское общество. К женщинам он испытывал большей частью платонические чувства, питаемые взаимным интересом к его особе. Во встретившихся ему барышнях он усмотрел какую-то угрозу. Они не смотрели на него с восторгом и обожанием. Их взгляды показались ему плотоядными.

Чтобы не показаться трусом, он подмигнул рыжей девице и приобнял ее за талию. Однако окружавшие его милые дамы, не понимая по-русски, продолжали, видимо, считать, что денег посетившего их достойного джентльмена хватит на всех.

Рыжая девица сняла с себя шейный платок и накинула на плечи Артемию Ивановичу. Это потрясло его до глубины души. Даже в Париже, не говоря уже о Щербаковом переулке, заигрывая с мужчинами, барыни не доходили до таких высот обольщения, как повязывание своего платка на шею понравившегося кавалера. И вовсе они не плотоядные, а очень даже милые! У Артемия Ивановича перехватило дыхание. Он попробовал вздохнуть, но затягивающийся все туже и туже у него на шее платок и рука рыжей девицы, зажавшая ему рот, не дали это сделать. Владимиров почувствовал, как казавшиеся только что такими прекрасными девицы стопудовой тяжестью повисли у него на руках. Его дорогие часы вместе с золотой цепочкой, только что вырванные из ловких пальцев Скуибби, мгновенно испарились. Множество рук начали шарить по его телу. Чьи-то тонкие ловкие пальцы влезли в карман, безбожно щекоча нежное брюшко Артемия Ивановича.

– Ой-ой-ой, не надо! – закричал он, извиваясь. – Мне же щекотно!

Гомерический хохот Владимирова привлек внимание полицейского. Полицейский свисток заставил девиц мгновенно исчезнуть. Оставшийся без опоры, Артемий Иванович плюхнулся прямо на мостовую, но тут же вскочил и дал деру, памятуя, что в полицию ни в каком разе никогда не стоит попадаться.

До Эбби-роуд он добрался только к вечеру, претерпев в своем путешествии столько мытарств, что даже не смог объяснить толком Фаберовскому, каким образом это ему удалось. Поляк сразу заметил его помятый костюм, отсутствие часов и бумажный цветок на лацкане.

– Чьи прелестные ручки на этот раз учинили такой беспорядок в доселе безупречном облике пана Артемия? – спросил Фаберовский. – От кого у пана в петлице этот цветок из кладбищенского венка?

Артемий Иванович молча проглотил издевательства поляка. Заплатив и за Владимирова, Фаберовский повез его к себе домой.

Дома поляк провел Владимирова прямо в гостиную. В прошлое свое посещение Артемию Ивановичу не довелось побывать здесь и он с болезненной завистью огляделся – ему всегда мечталось иметь свой собственный домик, а не таскаться по гостиницам и меблированным комнатам. Посреди гостиной стоял круглый стол, стулья, несколько покрытых летними чехлами от пыли кресел и небольшой столик у камина. В углу у стены – два больших мягких дивана-честерфилда с подлокотниками. Место у окна занимала пальма в деревянной кадке, в простенке между окнами висели большие швейцарские часы красного дерева с безжизненно свешивавшейся из окошка на пружине кукушкой. Стены были увешаны портретами и фотографиями в резных рамках, а на каминной полке стояла особняком фотография пожилого джентльмена с густыми бакенбардами.

– Отец Розмари, – пояснил Фаберовский.

– Господи, а это что за черт усатый?! – воскликнул в непритворном ужасе Владимиров, уставившись на одну из фотографий.

– А это уже мой отец, – с обидой ответил поляк.

– Какой-то тут у вас непорядок, – сказал Артемий Иванович. – Все должно быть на своих местах.

Подтянув на часах гирю, Владимиров рачительно заправил кукушку обратно.

– Ну, и для чего пан это сделал? – спросил поляк. – Ведь она теперь будет куковать!

– Так положено! – Артемий Иванович решительно направился к пальме и пристроился под ней в кресле.

– Пан начинает меня удивлять. Сперва он обнимается с Энгельсом в каком-то клубе, потом эти картинки в Гайд-парке, а теперь цветок на лацкане после встречи с анархистами.

– У меня нет больше картинок, – мрачно ответил Артемий Иванович. – У меня их отобрали.

И он зарыдал от долго сдерживаемой обиды.

5.

ДЕЛО № 153 ч.1/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

ПИСЬМО ВЛАДИМИРОВА – РАЧКОВСКОМУ

29 июля/10 августа 1888 года

«Гранд-отель»

Лондон

Милостивый государь Петр Иванович!

Ввиду того, что я постоянно занят подготовкой убийств и совсем тут ни с кем не встречаюсь, я не могу пока узнать ничего о Шабсельсе и о том, сколь важную роль он играет в здешних радикальном и революционном мирах.

Был как-то у Новиковой, и скажу я Вам, ейного вранья на свинье не объедешь.

Готовый к услугам

Гурин

Глава 10

16 августа, в четверг

«Таймс»

ХРУСТАЛЬНЫЙ ДВОРЕЦ. – Вход с 10 до 10. 1 шиллинг. – ОРГАННЫЙ КОНЦЕРТ: Опера 3:00 (от 1 шилл. до 5 шилл.); военные оркестры в угодьях, 3:30; представление д-ра Холдена, 4:30, 6:15, 7:15 (6 пенсов и 1 шиллинг); фейерверки, 8:30; Волшебный Балет, 9:15 (свободно); картинная галлерея, открыта весь день (свободно); тобогган; Кверхтормашная железная дорога; панорама (1 шиллинг)

ХРУСТАЛЬНЫЙ ДВОРЕЦ. – Компания Большой Английской Оперы м-ра Дж. У. Турнера, СЕГОДНЯ, в 3, в «ФАУСТЕ» Гуно. Оркестр Хрустального Дворца. Дирижер м-р Т. Э. Туррелл. Сидения, от 1 до 5 шилл. Распределение ролей см. под часами.

ФЕЙЕРВЕРКИ. – ХРУСТАЛЬНЫЙ ДВОРЕЦ. – ЭТИМ ВЕЧЕРОМ, в 8:30, К. Т. Броком и Ко., второе ДЕТСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, включая серию огромных живых картин, изображающих историю «Дома, который построил Джек». Десять тысяч детей могут наблюдать представление без дополнительной оплаты.

ФЕЙЕРВЕРКИ. – ХРУСТАЛЬНЫЙ ДВОРЕЦ. – ЭТИМ ВЕЧЕРОМ, в 8:30, ЖИВЫЕ ФЕЙЕРВЕРКИ – Белокурый Осел. – Живые фейерверки – представление «Панч и Джуди». – Живые фейерверки – Боксеры.

В течение всего лета каждый четверг Хрустальный дворец в Сиднеме и окружавший его парк заполнялся к вечеру гуляющей публикой, желавшей поглазеть на иллюминацию и большие огненные фейерверки известной фирмы К. T. Брока и Ко.

Большая компания молодежи, полтора десятка молодых денди и их дам, практически все занимавшиеся в Фехтовальном клубе, приехали сюда, чтобы взглянуть на маленькую акварель кисти миссис Эстер Смит под названием «Ночной цветок», впервые выставленную в картинной галерее мистера Уосса по протекции одного из членов Союза Искусства Хрустального дворца, с которым она познакомилась по пути на занятия в университете при Хрустальном дворце, которые посещала уже третий год.

Выразив учтивое восхищение талантами миссис Смит, компания покинула выставку и, дойдя по галерее, которая тянулась на всю длину дворца вдоль центрального пассажа до главной лестницы, остановилась у чугунных перил, откуда можно было посмотреть на бродившую внизу публику. Пассаж был разделен на множество так называемых дворов Прекрасных Искусств – Египетского, Греческого, Католического, Альгамбрского, Византийского, Романского, Средневекового, Ренессансного, Помпейского и Китайского, – и было интересно наблюдать, с каким глубокомысленным видом разглядывали респектабельные леди и джентльмены какую-нибудь копию западного фасада Тинтернского аббатства в Монмоутшире или часть фасада из Гуисборского аббатства в Йоркшире, а потом тайком зевали в рукав, стараясь, чтобы другие не заметили этого.

Среди молодых и веселых лиц выделялось мужественное усатое лицо пожилого армейского полковника, облаченного в парадный красный мундир и белый шлем, с тяжелым палашом на левом боку. Это был полковник Каннингем, старый служака, преподававший в Фехтовальном клубе главный и единственный предмет – владение холодным оружием.

– Нет, джентльмены, чтобы вы не думали, а военная служба – единственное пристойное занятие для мужчин, – говорил полковник своим юным товарищам, которых взялся сопроводить. – Особенно в колониях. Одной холерой я болел восемь раз! Увлекательное занятие. А дизентерия и вовсе не проходит.

– Меня всегда поражает в ваших рассказах, полковник, отсутствие подвигов, словно в колониях их вовсе нет в жизни наших солдат и офицеров, – сказала Эстер.