Пик Купидона (ЛП) - Ли Жако

кровать.

— Я сделал тебе боль?

— Правда?

Он хрипит.

— Всегда!

— Мне чертовски больно. Но через пять минут я захочу сделать это снова.

На этот раз его улыбку сопровождает насмешка. Он наклоняется вперед и прижимает мягкий поцелуй к моему покрасневшему лбу, затем к носу и, наконец, к губам.

— Что я собираюсь с тобой делать?

Десятки разных вещей приходят мне в голову после его вопроса, но я говорю ему о той идее, которая выделяется больше всего. Ту, которую, как я всегда думала, что ненавижу, но на самом деле втайне хотела.

— Я бы хотела, чтобы ты стоял за моим окном с магнитофоном. Затем я хочу, чтобы ты признался в своей безграничной одержимости мной и в том, что ты не можешь жить без меня.

Я думаю остановиться на этом, но растущая улыбка Илая подталкивает меня закончить.

— После этого, Илай Брукс, я хочу, чтобы ты оставил меня себе.

— Диана для моего Ллойда.

Это мгновенное осознание печально известного фильма только подтверждает, что мы, конечная цель. Мы всегда должны были быть конечной точкой. Нам просто нужно было расстаться в третьем акте, как в любом хорошем фильме «Hallmark», прежде чем найти путь друг к другу.

Он убирает прядь волос с моего лица, прежде чем поцеловать меня, от чего у меня в животе появляется целая стая бабочек. Когда он останавливается, я задыхаюсь и готова сказать ему, что мне не нужны эти пять минут.

Оказывается, ему тоже.

ЭПИЛОГ

Миа

Наблюдать за Илаем на льду через экран моего телевизора и наблюдать за ним лично - это два совершенно разных ощущения. Я была в первом ряду на всех его играх в течение почти двух сезонов, и я все еще не думаю, что когда-нибудь привыкну к этому.

Крики более четкие, удары более сильные, а драки намного более напряженные. Не говоря уже о чистой энергии, которая излучается через трибуны, проходя через тысячи болельщиков.

Когда я только начала ходить, моя социальная тревожность была на самом высоком уровне. Даже с моей сестрой, которая иногда приходила, это было тяжело. Но как только мой сероглазый мужчина вышел на лед, стало легче. Вскоре я стала одной из тех болельщиц, которые кричали и скандировали, иногда даже удивляясь вслух, как судьи не замечают множество удалений.

Хотя, если быть до конца честной, я только шепчу свои жалобы, а не выкрикиваю их громко. Даже если они не правы в девяноста процентах случаев, мне всегда неловко за различные оскорбления, которые бросают в их сторону.

Но ведь это маленькие шаги, правда?

Сегодня вечером я сижу в первом ряду прямо у стекла рядом с туннелем, по которому игроки выходят на лед. Это одно из тех мест, которые я одновременно люблю и ненавижу. На некоторых стадионах, таких как этот, на котором я нахожусь сегодня, он находится с той стороны, где перегородка оказывается ниже. И я могу почти поклясться, что именно там происходит большинство драк и сильных ударов. Не раз я стояла в центре внимания, когда Илай разбивал кого-то о боковые стенки или наоборот.

Мне очень нравится, что я могу передать ему наше прикосновение, когда он проходит мимо меня.

На огромном джамботроне показывают оставшуюся минуту, и я скрещиваю пальцы, чтобы Илай продержался эти несколько секунд, не попав в неприятности.

И, конечно, раз я об этом думаю, то это происходит. Пытаясь получить шайбу, Илай отбрасывает клюшку в сторону, блокируя продвижение другого игрока, что приводит к почти мгновенному свистку о штрафе за подсечку.

Как и ожидалось, свисток прозвучал, и был назначен двухминутный штраф. Илай только ухмыляется, ловит мой взгляд и подмигивает, прежде чем откатиться в сторону штрафного бокса.

— Ты что, блядь, издеваешься? — кричит один из товарищей Илая по команде на стоящего рядом судью.

Я качаю головой. Иногда я клянусь, что Илаю просто нравится попадать в неприятности. Ну...

Мое лицо заливает горячий румянец. Илай очень любит попадать в неприятности. Будь то на балконе, на высоте тридцати тысяч футов в туалете самолета, во время киносеанса или даже в качестве посетителя во время многолюдного хоккейного матча.

Когда он хочет меня, он берет меня, и я бы не хотела, чтобы было иначе. Даже если это означает сделать что-то очень рискованное ради спонтанного «О».

Наконец-то прозвучал гудок, отпустив игроков и болельщиков на второй перерыв. Когда игроки на коньках направляются к туннелю, Илай идет позади, ожидая, пока я прижмусь к перилам.

Мой пульс учащается, когда он приближается, то самое головокружительное чувство, которое я всегда испытываю при нем, зажигает мои внутренности.

Я поднимаю палец, как обычно, но вместо того, чтобы протянуть руку, он лукаво улыбается краешками губ.

О, Боже.

Он добирается до перил и поднимается, его глаза задерживаются на моем рте.

— Скажи мне не делать этого, и я не сделаю.

Я поднимаю бровь с вызовом.

— Лучше ты.

Его рука в плотной перчатке обхватывает одну сторону моего лица, и он притягивает меня к себе, целуя на глазах у тысяч задерживающихся фанатов.

Мое сердце подпрыгивает к горлу, но в отличие от того, что было более десяти лет назад, оно в восторге. Он хорошо держался в тени, пока я делала некоторые изменения в жизни, но потом он захотел, чтобы я была у него на руках. Он хотел, чтобы весь мир знал, что я его, а он мой.

Я ожидала ненависти и, возможно, даже некоторой ревности и осуждения того, что я встречаюсь с игроком, который претендует на «Hart Memorial Trophy». Но вместо этого я была крайне удивлена количеством статей, которые были опубликованы о том, что мы являемся нынешней «парой» в хоккее.

Это было своего рода катарсисом - прочитать их все и понять, что, хотя я всегда боялась осуждения и насмешек, это не всегда будет тем, с чем я имею дело.

Особенно когда рядом со мной стоит Илай Брукс.

Оставшись ждать конца антракта, я прокручиваю социальные сети. Я никогда не делала этого, пока мы с Илаем не появились вместе, но теперь я делаю это часто, чтобы сохранить все фотографии, на которых мы могли быть запечатлены. Фанаты и журналисты всегда получают самые лучшие снимки.

Уже есть более чем несколько хороших фотографий, фанаты и две спортивные страницы с нами двумя в середине поцелуя, и все они задаются одним и тем же вопросом: когда же