Журнал «Вокруг Света» №05 за 1988 год - Вокруг Света

Сколько дней меня носило по морю, я не знаю, потому что счет им быстро потерял. Запасы еды в моей гуде иссякли, и чтобы как-то обмануть голод, я отрезал от сумки и безрукавки небольшие куски и жевал их. Но больше голода меня мучила жажда. Наконец, когда я уже отчаялся найти спасение и стал впадать в беспамятство, волны вынесли мою посудину на берег. Кое-как я вылез из лодки и, огибая огромные валуны, пополз по крутому берегу. С трудом выбравшись наверх, я увидел вдалеке лес. Я готов был бежать туда, чтобы найти родник и напиться, но не смог — совсем обессилел. Лег на песок и заставил себя пожевать кусок бараньей шкуры. Немного отдохнув, побрел к лесу. И как только под ногами у меня появилась высокая трава, я с нетерпением стал рвать ее и жадно жевать сочные стебли...

Долго бродил я по лесу, ночь сменяла день, солнце уходило и всходило, но дни я не считал. Наконец я решил выбрать одно направление и идти до тех пор, пока не наткнусь на какое-либо жилье или на человека. И вот однажды я вышел на большую поляну, окруженную с трех сторон редколесьем, а с четвертой ее замыкала скала. Непонятно отчего, сердце у меня тревожно забилось. Я шел и оглядывался, пока вдруг в глаза мне не бросилась свежевскопанная земля. Несомненно, кто-то приходил сюда собирать земляную грушу. А если это был зверь? И тут я заметил человеческие следы...

Несколько дней я провел на поляне в лихорадочном ожидании людей. Наконец я решил поселиться здесь и начал строить возле поляны коху (хижину). Если люди придут даже ночью, они обязательно заметят ее.

И вот однажды я вышел из своего жилища и увидел бежавших ко мне людей. Они были совершенно голыми, бородатыми, с длинными распущенными волосами. Я одновременно и обрадовался и испугался, потому что выглядели они довольно странно. Люди окружили меня, выставив вперед палки словно пики. Я стоял, боясь пошевелиться. Видя, что с моей стороны нет даже намека на сопротивление, они подошли поближе и заговорили между собой на непонятном языке. Затем один из них приблизился ко мне и одобрительно похлопал по плечу. Я воспрянул духом, сообразив, что они не замышляют ничего плохого против меня.

Один за другим они по очереди подходили ко мне, брали за руку и тянули за собой — без всякого насилия, с улыбками. Я понял, что они приглашают и меня, но чего-то испугался и с ними не пошел. Провожая взглядом странных гостей, бесшумно исчезающих в густом кустарнике, я уже жалел о своей нерешительности. Что, если они больше не вернутся и я навсегда останусь в одиночестве?

Я провел бессонную ночь, которая показалась мне нескончаемой. Наконец солнечные лучи высветили верхушки скалы, я выскочил из хижины и увидел на поляне вчерашних гостей. Теперь среди них были женщины и дети. На этот раз они шли без опаски, палки мирно несли на плечах и на меня смотрели с дружелюбным любопытством. Как и вчера, стали звать меня с собой, и на сей раз я с готовностью двинулся за ними.

Шли мы долго, продираясь сквозь густой кустарник едва приметными тропами. Наконец перед нами открылась поляна, на которой дымился костер, a вокруг стояли камышовые хижины. В каждую вел узкий, ничем не прикрытый проход, а пол жилища толстым слоем покрывала сухая трава. Поверх нее были разостланы шкуры диких козлов. Но для меня, долгое время ночевавшего на деревьях, даже от этих убогих жилищ повеяло теплом и уютом.

Встретили меня здесь без настороженности, но и без заметного интереса. И так как меня никто не смущал излишним вниманием, я с любопытством присматривался к незнакомой жизни. С недоумением заметил, что в жилищах отсутствовали какие бы то ни было утварь, посуда, орудия труда. Острые камни да колья с каменными же наконечниками — вот все, чем пользовались эти лесные жители. Я видел, как двое мужчин, сунув палки в огонь костра, ждали, пока концы их обуглятся. Затем они выхватили палки из огня и стали тереть их обгоревшими концами о землю.

Вскоре я выяснил, что каждая семья жила в своей хижине. Странно, но пожилых людей я здесь не увидел.

Весь день мной никто не занимался: но к вечеру я заволновался, боясь, что меня оставят спать на улице. Не успел я об этом подумать, как ко мне подошли несколько мужчин, взяли за руки и подвели к женщине, рядом с которой стояли двое взрослых детей — парень и девушка. Как я понял, эта женщина была вдовой. Ей-то меня и поручили. Женщина жестом пригласила меня следовать за ней в хижину. Здесь, на козьих шкурах, с одной стороны от себя она положила спать дочь, с другой легли ее сын и я. Шкуры хорошо согревали, и никто поэтому ничем другим не укрывался.

Утром я проснулся в прекрасном настроении, поскольку понял, что стал полноправным членом общины этих лесных людей. Вскоре после завтрака ко мне подвели двух девушек — дочь вдовы, в семью которой меня определили, и ее сверстницу. Что-то долго объясняли, показывая на них, но я никак не мог понять, чего от меня хотели. И страшно смутился, когда вдруг сообразил, что мне предлагают на выбор невест. Заметив мою растерянность, вдова подошла к своей дочери, взяла ее руку и положила мне на плечо. Другая девушка тут же удалилась. Потом нас провели по стану, жестами объяснив мне, где можно строить отдельную хижину. Позже я все ломал голову, почему ко мне подвели двух девушек. Возможно, считали, что я должен был сам выбрать, а раз не сумел, решили по-своему.

Как бы там ни было, я оказался вдруг женатым человеком, и мне ничего не оставалось, как на следующий день приступить к строительству собственного дома. Как смог, я жестами объяснил брату новоявленной супруги, чтобы он помог мне заготовить камыш.

Кинжалом я быстро нарезал нужное количество стеблей. Мы их связали в пучки и начали перетаскивать в селение. Я взваливал пучки себе на плечи, и, глядя на меня, мой спутник делал то же самое. Но я был одет, а вот ему пришлось несладко. Однако, несмотря на израненную спину, он не роптал и упорно таскал связки камыша. Тогда-то я и понял, что здесь заготовляют камыш самым примитивным образом — срывают руками, потом теребят, размочаливая жесткие стебли, оттого концы камыша и окаймляли бахромой основания хижин.

Свое жилище я строил не так, как здесь было принято, то есть камыш на своды не разбрасывал россыпью, а укладывал его пучками да еще стягивал цнелями. Хижина получилась уютной, и я надеялся, что она понравится моей молодой жене.

Жизнь лесных людей протекала в обыденных делах и заботах, смысл которых сводился к тому, чтобы поддерживать в стане огонь и добывать пропитание. Мужчины ходили на охоту, за дровами, а плоды и ягоды собирали все, в том числе и дети. Я не переставал удивляться, что никому не приходило в голову соорудить для этого корзины — они просто набирали столько плодов, сколько могли донести в руках, и шли домой. И даже когда я сплел несколько корзинок, в селении ими все равно пользоваться не стали.

Зато охотились люди здесь с выдумкой, интересно. В удобном месте, возле скалы, они соорудили меж деревьями изгородь из прутьев, которая оказалась надежной ловушкой. Охотники делились на две группы: одни шли в лес, чтобы гнать зверей, другие становились с палками у ловушки. Как только напуганное криками стадо диких коз оказывалось в загоне, животных забивали палками — столько, сколько требовалось на всех для пропитания на сегодняшний день, остальных выпускали в лес.

Когда добычу доставляли домой, мужчины принимались за разделку туш. Острыми обломками камней снимали шкуры и расстилали их мездрой вверх возле костра. Затем теми же камнями резали мякоть на мелкие кусочки и раскладывали их на шкурах. Разжигали сильный костер, чтобы мясо быстро подвяливалось. Но на этом обязанности мужчин заканчивались. Женщины затем поровну делили мясо, выдавая каждому по два куска, не больше. И все были довольны, никто не роптал. Ели два раза в день — утром и вечером, но в мясной пище себя ограничивали. Самое удивительное, что и собранные лесные фрукты они тоже подвяливали на огне, а земляную грушу пекли на углях, как картошку...

Со временем у меня родился сын, которого я назвал Гелой. Гордясь своим отцовством, я очень жалел, что не мог выразить всех чувств жене и ее родным. Все мои старания изучить язык племени оказались тщетными.

С рождением Гелы у меня появились новые заботы. Младенцев здесь вскармливали сначала, как водится, материнским молоком, а потом всем тем, что ели сами взрослые, вплоть до вяленого мяса. Я видел, как умирали дети, и был поражен спокойствием их родителей. Никто не горевал, не плакал. На следующий день после смерти ребенка мать рано утром уносила его в лес и возвращалась только к вечеру совершенно невозмутимая. Хоронила ли она его в лесу или просто оставляла в укромном месте — мне было неизвестно.

Между тем Гела подрастал, и я все больше привязывался к нему. Когда начала желтеть и опадать листва, я определил, что сыну исполнился год.