О чем молчат мужчины… когда ты рядом - Армандо Перес

– Я прошу вашего согласия помочь нам разрешить… сложную ситуацию, созданную Луисом, – продолжает он.

Ева с изумлением смотрит на меня и Аделу, потом в ее глазах вспыхивает насмешливый огонек.

– О, я знаю, насколько сложными могут быть ситуации, созданные Луисом, – произносит она, вежливо улыбаясь Колину. – Только я не понимаю, что делаете здесь вы. Вы кто такой?

– Он – модный фотограф, – опережает его Адела, в свою очередь протягивая руку Еве: – Меня зовут Адела, я сестра Луиса. Мы должны участвовать в фотосессии, но нам пришлось спешить, чтобы не опоздать на съемку, и Луис… не успел привести себя в порядок. Нам понадобился бы душ.

Ева окидывает меня взглядом с головы до ног.

– Ему больше подошел бы пожарный гидрант, – замечает она. – Душа у меня нет, есть только маленькая ванная, но в ней ничего, кроме умывальника и биде. Ты думаешь, это его устроит? – обращается она к Аделе.

– Все лучше, чем ничего, – отвечает Адела. – Если ему удастся хотя бы смыть угольный карандаш с рук, это будет уже что-то.

– Вы не могли бы прекратить разговаривать обо мне, словно меня здесь нет? – взрываюсь я.

– Ой, прости! – Ева смотрит на меня с деланой наивностью. – Я просто думала, что сам ты не в состоянии связать пару слов. Ванная там.

Я следую за Евой, нагибаясь, чтобы пройти в низкую арку, которая смотрится входом Алисы в Страну чудес.

Она показывает мне на маленькую дверцу за прилавком.

Я замечаю, что Колин исчез, и почти одновременно слышу его возбужденный голос:

– Gott im Himmel![14] Как здесь прекрасно! – Охваченный сильными эмоциями, он снова забыл итальянский.

– Куда это он забрался? В кладовку с метлами? – спрашиваю я.

– Он вышел во дворик. – Ева поворачивается и тоже исчезает за дверью, за которой наш любознательный фотограф, очевидно, уже чем-то осчастливлен.

Я следую за Евой, нагибаясь, чтобы пройти в низкую арку, которая смотрится входом Алисы в Страну чудес.

Вот, наверное, почему она назвала магазин Wonderland. Как раз из-за этих чудес, от которых у меня перехватывает дыхание.

Дворик магазина являет собой часть большого двора жилого комплекса. С трех сторон дворик окружен стенами, по верху которых установлены высокие решетки для вьющихся растений. Две стены увиты буйно цветущими побегами жасмина. У третьей раскинул свои ветви куст глицинии, которой на вид лет сто. Одной стороной куст касается стены здания, с другой он тянется вверх, нависая над двориком и образуя тенистую перголу, под которой стоит круглый столик кованого железа и четыре стула. Такое впечатление, что они готовы для файф-о-клока. Вдоль стен ухоженный газон и разросшиеся гортензии, рододендроны и еще какие-то источающие аромат растения.

Контролируемый взрыв красок. И запахов. То ли от недосыпу, то ли от этих запахов у меня кружится голова.

– Синьорина! – Колин поворачивается и вновь завладевает рукой Евы. – В жизни не видел ничего чудеснее! Это место волшебное! И оно вне времени!

Она улыбается ему. Проклятый гамбуржец, думаю я.

Надо же было, чтобы именно мне должен был попасться единственный гетеросексуальный фотограф? Я никогда не ревную, считаю это занятие бессмысленной потерей времени, но меня бесит та легкость, с какой он завоевал симпатию Евы. Тогда как я с первого же взгляда вызвал у нее только враждебность.

– Вам правда нравится? Это мое убежище, – признается ему укрощенная строптивица.

– Истинный Милан! Романтический Милан! Народный! Утерянный! – заходится в восторге Колин. – Мы обязаны снимать только здесь. Вы должны нам это позволить. Несколько снимков в магазине с его очаровательной атмосферой винтажа, а дальше потайной дворик!

– Но… – Ева с сомнением оглядывается по сторонам.

– Не слишком ли здесь темно, Колин? – вмешиваюсь я.

Мне только не хватало торчать здесь весь день, глядя на то, как он изображает из себя влюбленного в… А в кого, собственно? Кто она для меня, спрашиваю я себя, стараясь быть логичным. Приди в себя, Луис, с каких это пор для тебя что-то значит эта психопатка? Тебе от нее надо лишь одно. Ну даст она кому-то еще, тем лучше, наберется опыта.

– Ерунда, – морщится Колин. – У нас есть подсветка для интерьерной съемки. А на улице будем снимать после одиннадцати, свет будет что надо. Лучше, чем в переулке. Там нужно было снимать ранним утром. Но ты опоздал!

– Только не начинай! – огрызаюсь я. – Кто тебя притащил сюда, а?

– Это тоже верно, – соглашается он. – Луис сказал, что вы увлекаетесь фотографией, синьорина. Это правда? – спрашивает он Еву, явно на что-то рассчитывая. – Вы не могли бы помочь мне?

Она поворачивается ко мне, и в ее глазах впервые нет и тени враждебности. Они подобны звездам, я заглядываю в них и вижу золотистые блестки в их радужках.

Я вижу, как смущенное лицо Евы, словно по мановению волшебной палочки, расплывается в сияющей улыбке. Так над морем восходит заря. Она с недоверием глядит на Колина, а после на меня.

– Я… мне это доставило бы огромное удовольствие, – шелестит она, и ее голос похож на голос ребенка, которому показали игрушку, о какой он мечтал. – Это тебе сказал Луис?

Она поворачивается ко мне, и в ее глазах впервые нет и тени враждебности. Они подобны звездам, я заглядываю в них и вижу золотистые блестки в их радужках.

– Но как ты…

– Мне об этом рассказала Мануэла, – бурчу я, пожимая плечами.

Эта новая версия Евы, такой искренне радующейся, приводит меня в замешательство.

– Я обожаю фотографировать, – признается она, обращаясь к Колину. – Я прослушала три курса, но не знаю, достаточно ли у меня для этого таланта…

– Глупости, глупости, – повторяет он весело. – Я вам все объясню, и вы будете молодцом. – Он ободряюще хлопает ей по плечу.

Она поднимает голову и смотрит на него. Я громко прочищаю горло.

– Ты все еще здесь? – поворачивается ко мне Колин. – И до сих пор с грязными руками?

Из двери, ведущей в магазин, появляется Адела.

– Колин, мы обязательно должны использовать это для съемки! – восклицает она, потрясая парой сережек, сверкающих голубыми камнями. Яркий образец бижутерии пятидесятых годов. – Здесь полно абсолютно божественных украшений! Иди и взгляни на них! Луис, ты все еще не умылся?

– Вы прекратите наконец заботиться о моей чистоте?

И в этот момент я слышу неожиданный звук: это смеется Ева. Я вижу, как она, отбрасывая голову, заливается счастливым хрустальным детским смехом. Я вижу изящный изгиб шеи, слегка прикрытые короткими кудрями маленькие уши и вспоминаю тот первый раз, когда увидел ее смеющейся в полумраке пивной. Сейчас, со звуком, это еще более неотразимо…

Я глубоко втягиваю в себя воздух, напоенный опьяняющим ароматом жасмина, и в эту секунду ловлю на себе ее взгляд из-под ресниц, как будто она обнаружила во мне что-то, чего не ожидала увидеть.