Исцеление - Борис Мишарин

Григорий поворчал безобидно, поддерживая шутливый намек, и первый стал собираться домой. За ним, так же в шутку ворча, потянулись остальные, наказывая в следующий раз праздновать дни рождения лучше всего в субботу.

Оставшись одни, Алла и Вика с Николаем вернулись к столу.

— Какая ты у меня умница, — он похвалил Аллу, — как ты все хорошо сделала — я уже стал задумываться, как их спровадить пораньше и остаться одним. Но программа нашего вечера еще не окончена, девочки. Мои дорогие, родные и самые любимые девочки! Наливай, Алла, еще по рюмочке, заседание продолжается, господа присяжные заседатели!

Николай хитро улыбался, глядя, как Алла наполняет рюмки, и чувствовал, что они ждут чего-то необычного, какого-то его поступка или предложения. Он не стал далее скрывать свои намерения и достал из кармана небольшой футлярчик-коробочку.

— У нас с Викой прошла помолвка и предстоит свадьба. И сегодня, здесь и сейчас, я хочу подарить тебе, Алла, кольцо с камешком.

Николай надел на палец кольцо с бриллиантом.

Вика с Аллой рассматривали подарок. Витиеватый золотой орнамент завершался крупным бриллиантом, Алла поворачивала палец, камень искрился, отражая свет, она прижималась благодарно к груди Николая и снова смотрела на кольцо.

— Сестры не видят — умрут от зависти, и так уехали в себя не пришедшие. Я полагаю, их не колье, а цена поразила больше всего, хотя ты и не сказал конкретно. А сколько, Коля, оно стоит?

— Это подарок, причем здесь деньги?

— Коленька, мы должны знать, деньги здесь действительно не причем, но знать мы должны, — настойчиво поддержала мать Вика.

Он обнял их обеих, прижал крепко к себе и уже более без раздумий ответил:

— Колье — 840 тысяч, кольцо — 195. Сами понимаете — всем знать не обязательно.

На следующий день на работе, когда Михайлов отошел в сторону по своим делам, сестры накинулись на Аллу, увидев кольцо на ее руке. Она краснела и отбивалась, шутя, от сестер, поясняла, что потребовала от Коленьки выкуп за дочь. Он, много лет прослуживший в Афганистане среди мусульман, где без выкупа не отдают дочку замуж, воспринял это серьезно и подарил кольцо. Алла старалась говорить очень серьезно, с трудом сдерживала себя, чтобы не рассмеяться, улыбаясь одними глазами, говорила, что ей, право, было так стыдно…

Сестры рассматривали кольцо, ахали от его красоты и величины камня, спрашивали — сколько же оно может стоить, хвалили щедрого Николая Петровича и говорили, что Петровым удивительно повезло и мало они еще ценят Михайлова — надо бы носить его на руках.

Люба считала Аллу вымогательницей, Света ехидничала, приговаривая, как она его называет — Ко-о-ленька, но обе радовались за сестру и Вику, которая с серьезным видом закрывала ладонью рот, дабы не испортить версию матери.

Алла, как могла, отбивалась от назойливых сестер, ставших в одночасье заботливыми и внимательными, ищущих ежедневного общения, чего прежде, при болезни Вики, не было, она не держала на них зла, но и близкими подругами не считала. Называла их в шутку язвами и получала отпор в виде длинного и убедительного, может быть, объяснения.

«Это мы-то язвы»?! — деланно возмущалась Света, рассказывая, что у нее на старой работе начмедша — вот кто язва натуральная… «Объясняю ей, что устроилась на хорошую работу и зарплата побольше, чем у нее, а она мне, представляешь, твердит с ухмылкой, что я передком зарабатываю. Прикинь, стерва, пока не объяснила ей, что Михайлов зять моей сестры — не поверила. Все равно, говорит, пусть не передком, но по блату. Вот где настоящая язва… кобра медицинская».

— Какая повестка собрания? — спросил неожиданно подошедший Михайлов, догадываясь, что обсуждают его подарок, — за работу, девочки, за работу, многое еще не сделано, — не сердясь, пожурил он.

Алле Борисовне, Светлане и Любовь Ивановнам, Вике — казалось, что дело двигается медленно, что не успевают они по времени, но подвести Николая Петровича не хотел никто и трудились усердно, удивляясь его спокойствию. А он знал, что работа идет по графику и не суетился.

Девятого декабря санитарка Марина, которую переманила Светлана Ивановна со старой работы, заканчивала уборку отремонтированных и готовых помещений. Вика обошла всех и попросила зайти в кабинет Генерального в рабочей одежде — халатах. «Почему в халатах», — спрашивали ее, но она только пожимала в ответ плечами и шла дальше, четко выполняя порученную ей миссию.

Пока все усаживались за столом директора, она расставила бокалы и, улыбаясь широко и радостно, налила шампанского.

— Вот, теперь я вижу, что моя армия в сборе, одета и подтянута, готова к боевым действиям на мирном фронте, — с улыбкой начал свою речь Михайлов. — Уважаемые коллеги, сегодня мы решили все намеченные вопросы и с гордостью можем сказать, что готовы к самому нужному и благородному труду — лечить людей! Хочу поблагодарить вас, потому что без вас, — он обвел рукой кабинет, — тут ничего бы не стояло.

— Когда бы не было меня, — подразумевая мужа, вклинилась в речь Вика словами из песни. Он ласково погрозил ей пальчиком и продолжил:

— Первый этап выполнен, так сказать программа минимум, но нам предстоит самая ответственная задача и без вашей помощи, вашего участия — я не справлюсь. Мы не будем лечить людей — мы будем исцелять их от недуга раз и навсегда. А исцеление складывается из крупиц труда каждого из нас — труда Марины, нашей санитарки, Любовь Ивановны — бухгалтера, секретаря Вики, зама по общим вопросам — Аллы Борисовны, главного помощника — Светланы Ивановны. Только хорошо отлаженный, интегрированный труд может принести наибольшую пользу, к которой мы и будем стремиться.

— Слона то мы и не заметили, — снова вклинилась Вика, огорчившись, что он не сказал ни слова о себе. Николай опять улыбнулся, но и на этот раз ничего не ответил ей.

— Поэтому я хочу поднять и выпить этот бокал шампанского, прежде всего за вас, мои уважаемые коллеги, за ваш незаметный, но очень важный и необходимый труд, за вас, милые женщины!

Бокалы, звеня, сошлись в одном круге и опустели, выпитые до дна.

— А сейчас по домам. Завтра выходной перед трудовой неделей, советую хорошо отдохнуть, — напутствовал Николай Петрович.

* * *

Рабочий день у Николая Аллы и Вики начался пораньше, с 8 утра. Он никому не сказал, но через свои каналы знал, что телевидение оповещено о начале работы его фирмы, способной излечивать любые болезни. Падкие до сенсаций журналисты отнеслись к этой информации, полученной из надежных источников, как любили они выражаться, с явным недоверием, но заявились гурьбой пораньше — чем черт не шутит. Все равно материал будет — можно и по-другому обработать, типа: слухи, распространяющиеся в городе Н-ске о докторе Михайлове, ничего общего не имеют с исцелением людей. Журналисты и операторы собрались в приемной и обсуждали последние городские сплетни.

Вика, несколько удивленная их внезапным появлением, уже дала им свое интервью, с уверенностью заявив, что методы доктора Михайлова, ей очень хотелось сказать — ее мужа, ничего общего не имеют со слухами и являются чистой правдой и что сегодня они смогут в этом воочию убедиться.

Такой ответ расшевелил этих вездесущих проныр, в любом случае это уже было кое-что при любом исходе лечения, а уж они-то знали, как обстряпать информацию. Журналистский адреналин начал выделяться и они с нетерпением ждали, когда их примет сам Михайлов.

К нему ввалились с присущим возбуждением, толкаясь и «вежливо» отпихивая друг друга от выгодных для съемки мест. Михайлов поднялся на встречу, поздоровался и попросил принести всем кофе. Вика поставила чашки, кофейник и кипяток, налила доктору и предложила журналистам хозяйничать самим, пояснив, что их слишком много, а у доктора мало времени и оставила их одних.

«Вот пройдохи, — с уважением подумала она о работниках пера и кинопленки, — уже пронюхали. Интересно, покажут ее по телевидению? Коленьку точно покажут. Как же с ним хорошо»!

Ее мысли прервал селектор:

— Вика, Светлана Ивановна на месте?

— Да, Николай Петрович.

— Скажи ей, что начинаем через 15 минут, пусть готовит первого и проводи журналистов, я разрешил им побеседовать с больными и поснимать.

Через 15 минут Михайлов вошел в операционную, больной уже голый лежал на столе.

— Добрый день, парень, желаешь убедиться, что он добрый? — весело спросил Михайлов.

— Не мешало бы, доктор.

— Тогда спи, — приказал он.

Больной попал в авто аварию, в результате открытый перелом большеберцовой кости, которая копьем торчала наружу, пропоров кожу. На другой ноге раздроблена коленная чашечка.

Михайлов не случайно выбрал его первым — уж очень показательным становился результат после лечения.

Он направил руки — кости разошлись в стороны, вставая на место в одну линию, и соединились. Начался процесс почти мгновенной регенерации костной ткани, большеберцовая кость срослась, словно никогда не ломалась. Срастались и мягкие ткани, будто прокручивалась назад с бешеной скоростью киносъемка травмы, он оставил небольшой рубец для телевидения и на память больному.