Путь разума в поисках истины. Основное богословие - Алексей Осипов

Следуя таким путем богоуподобления, христианин может достичь высочайших вершин познания Бога и тварного мира —

«в меру полного, — как пишет апостол Павел, — возраста Христова»

(Еф. 4, 13), так что, в конечном счете, вера срастворяется со знанием, и христианин становится

«один дух с Господом»

(1 Кор. 6, 17). Это уже состояние богосыновства.

Тот же, методологически, путь проходит человек в науке и любой другой области деятельности. Путь к знанию всюду открывается верой человека определенной цели (идеалу), учителю, основным аксиомам данной науки, пока не начнется процесс самостоятельного познания предмета веры. Последующий же опыт, расширяя знание, укрепляет веру в правильность избранного пути, претворяя, таким образом, веру и знание в единое целое. Так происходит рост человека в науке, искусстве, экономике, политике…

Религиозная вера, исходя из глубоко интуитивного чувства Бога, приобретает свою силу и жизнеустойчивость в непосредственном личном опыте Его познания. На опыте зиждется вера в познание мира и во всех естественных науках. И только вера в небытие Бога, во всех своих модификациях, обречена вечно оставаться слепой, как не только не оправданная в опыте, но и находящаяся в вопиющем противоречии с великим религиозным опытом всех народов и всех времен.

11. Некоторые выводы

Религия и наука — это две принципиально разные области человеческой жизнедеятельности. У них разные исходные посылки, разные цели, задачи, методы. Уже по этой причине они не могут противостоять друг другу. Более того, в силу единства духовной и физической природ в человеке взаимосвязь религиозного и научного знания естественна и необходима особенно в настоящее время для обеспечения той нормальной гармонической жизни, к которой стремится человечество. Такая жизнь предполагает и хлеб для тела (наука), и хлеб любви и чистой совести в духовном единстве с Богом — для души (религия). Человек двухсоставен, духовно-телесен, и его нормальное бытие невозможно без соответствующей гармонии этих двух начал, основанной на господстве нравственно-разумного начала над биологически-инстинктивным.

Христианство рассматривает науку как необходимый инструмент этой жизни, которым, однако, нужно пользоваться очень осмотрительно, чтобы не уничтожить саму жизнь. Оно отрицательно относится к тому, что такой обоюдоострый и страшный по своей силе инструмент, как наука, развивается вне нравственных принципов Евангелия, поскольку такая «свобода» извращает само назначение науки — служить благу и только благу человека (как гласит известная клятва Гиппократа: «Не навреди!»). Развиваясь же сама по себе, без параллельного (опережающего) нравственного роста человечества, и открывая огромные силы разрушения и воздействия на окружающий мир, наука из послушного инструмента человека все более превращается в его властителя, что неминуемо приведет к катастрофическим последствиям. Современный экологический кризис, нарастающий с каждым днем в результате неудержимого (!) научно-технического прогресса, — тому яркое подтверждение.

В то же время христианство видит в науке одно из средств познания Бога (Рим. 1, 19-20) и обоснования Его бытия [121].

Религия является той частью двухсоставной науки, которая занимается духовной стороной жизни, делая все возможное для такого воспитания человека и ученого, при котором он, познавая мир, никогда не смог бы использовать во зло открывающиеся ему знания и силы.

§ 2. Путь разума в поисках истины

Основная трудность в познавательной деятельности человека заключается в том, что человеческое общество в целом живет совершенно иными, отличными от Евангелия, идеалами и принципами. Они прекрасно показаны в искушениях Христа в пустыне. Их в следующих словах выразил апостол Иоанн:

«Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего»

(1 Ин. 2, 16). Однако эти искушения не просто названы, но показана и закономерность их взаимосвязи между собой, определенная иерархическая соподчиненность. В этой иерархии завершающей, самой опасной из страстей названа гордость, поскольку она более, чем что-либо другое, искажает по существу дух человека, закрывая тем самым от него конечную цель и смысл всей познавательной деятельности во всех ее аспектах. Отсюда становится очевидным, на что должно быть обращено прежде всего внимание человека — на выявление и объективную оценку того, что питает эту страсть, — в противном случае познание будет не только бесплодно, но и губительно для человека и человечества.

При огромном многообразии проявлений гордости у человека нашей цивилизации она, бесспорно, с особой силой и откровенностью выражает себя в культе разума, — разума, естественно,

«ветхого человека»

(Еф. 4, 22), то есть разума, являющегося рабом своих страстей (похотей). Этот разум провозглашается миром высшей инстанцией в решении всех проблем человеческих. Он требует подчинения себе всех сторон духовной жизни.

Где же, по этому разуму, возможно обретение истины, а с ней блага бытия и смысла жизни? В науке и философии, — отвечает он. Наука должна обеспечить все блага жизни (первые две «похоти» по Иоанну Богослову), философия указать на величие человека. Именно в научно-техническом прогрессе и философии [122], а не в Боге и святости жизни «гордость житейская» усматривает возможность осуществления вечных надежд человечества. Поэтому со всей остротой и серьезностью встает задача анализа познавательной деятельности человека, с тем чтобы каждый искренне ищущий истины мог беспристрастно оценить как дальнейшие возможности разума, так и христианское свидетельство об Истине.

Итак, что есть истина? В попытке ответить на этот вопрос на арену истории выступают четыре основных претендента: философия, наука, мистика, религия.

Кратко их ответы можно выразить следующим образом.

Философия (та, для которой этот вопрос существует): истина — это искомый результат деятельности «чистого» разума, ибо истина рациональна и может быть выражена в конкретных понятиях и суждениях.

Наука (естествознание до середины XX века): истина есть «объективная реальность», постигаемая эмпирически-рациональным путем, или (XX век) «полезная» модель этой реальности.

Мистика [123] (всех времен): истина есть невыразимое «ничто», переживаемое личностью в опыте внутреннего с ним слияния. Познание «ничто» глубоко интимно, поэтому оно не связано, по существу, ни с каким «ортодоксальным» учением, ни с какой религией, присутствуя, однако, в каждой из них.

Христианство: истина есть Сам Бог, непостижимый по существу, но бесконечный в Своей познаваемости и постоянно открывающийся в Своих действиях. Истина есть Бог воплотившийся — Господь Иисус Христос, познание Которого обусловлено строгими законами духовной жизни.

В отличие от философии и науки, методы которых поддаются полностью рациональному контролю, мистика иррациональна, религия же, как охватывающая всю полноту познавательных способностей человека, на разных этапах его духовного развития предлагает разные методы познания Истины, как рационального (научное богословие), так и иррационального (духовная жизнь) порядка.

1. Философия

Почему глубокое сомнение вызывает философский метод искания истины? В первую очередь потому, что этот метод является, в своей сути, чисто рациональным, т. е. включающим в себя известную логику (суждения) и определенный понятийный аппарат, что делает философию формальной системой. Но если логика — вещь чисто инструментальная и бесстрастная, то с понятиями дело обстоит несравненно сложнее.

Не касаясь проблемы «универсалий», можно констатировать следующий факт. Философия пользуется языком, который является отражением нашей человеческой деятельности. И если даже принять, что существуют априорные понятия, то и они без наполнения их определенным, заимствованным опять-таки из «эмпирии», содержанием оказались бы беспредметными для человеческого сознания и потому «неработающими». То есть все философские построения и системы с необходимостью замкнуты в нашем четырехмерном пространстве-времени и языке, им обусловленном. Поэтому, если бы философ в особом интуитивном или мистическом озарении созерцал некую глубинную реальность, выходящую за пределы этого «четырехмерного» мира, он не смог бы ее описать ввиду полного отсутствия соответствующих слов-понятий или образов в нашем человеческом лексиконе. Эта принципиальная ограниченность философии усугубляется тем, что все наши слова-понятия (кроме математических абстракций) очень неопределенны. В. Гейзенберг в связи с этим делает прямо-таки убийственный для философии вывод. Он пишет: «Значения всех понятий и слов, образующиеся посредством взаимодействия между миром и нами самими, не могут быть точно определены… Поэтому путем только рационального мышления никогда нельзя прийти к абсолютной истине» [124].