Возвращение в Панджруд - Андрей Волос

Он ясно помнил промозглый зимний день своего возвышения. Над Бухарой ползли низкие тучи. Заставляя всадников щурить глаза, холодный ветер бросал в лица то горсти мокрого снега, то брызги дождя. Лошадиные морды лоснились. Меховые шапки сотников тоже выглядели прилизанными. Рослый гулям поднял мальчика на плечи и вышел вперед. Когда войско яростно взревело, потрясая пиками и горяча храпящих коней, влажный воздух заколыхался в ритме долгого эха.

На следующий день его, как это и было положено каждому, кто всходил на престол Бухары, подняли на белой кошме и поставили на Зеленый камень, Кокташ. Он лежал во дворе Арка — параллелепипед полированного зеленого мрамора длиной в человеческий рост, а высотой и шириной в два локтя.

В регенты при мальце гулямы выдвинули книжника Джайхани.

Это был человек сведущий, разумный, расторопный и образованный, во всем проницательный, — даром что ученый. При начале визирства он написал в разные страны света, прося выслать правила и обычаи царских дворов, как-то: государств Рума, Туркестана, Хиндустана, Китая, Ирака, Сирии, Египта, Занзибара, Забула, Синда и арабских стран. Все полученные списки рассмотрел и хорошо обдумал. Казавшееся лучшим он отбирал, а что было непохвальным — отставлял. Благодаря его уму и распорядительности все дела государства пришли в порядок. Возникали мятежи; на каждый из них он посылал войско, и оно возвращалось с победой и успехом.

Если бы Назр не был сиротой, жизнь его, скорее всего, текла бы так же, как течет в Хорасане жизнь всякого высокородного отпрыска: игра в човган[32], охота, безделье, раннее пьянство и столь же раннее распутство. Имея более или менее верные представления о жизни сверстников, мальчик сразу принялся бунтовать против ритма и стиля жизни, навязываемых регентом. Некоторое время они тягались в упрямстве, однако Джайхани, кроме упрямства, сумел проявить и последовательность, жестко пресекая попытки царедворцев купить расположение малолетнего эмира ценой лишнего пряника.

Жизни иных высокородных отпрысков мальчик мог только позавидовать: не было дня, чтобы после утренней беготни, прыжков, борьбы, ратных упражнений и купания, заведенных регентом по греческому образцу, он не попадал в тиски двух угрюмых сирийцев, наставлявших его в арабском, законоведении, географии, астрономии и математике, а также (напоследок) в толковании Корана. Затем, взбодрившись чашкой кислого молока и лепешкой, малолетний властитель оказывался в помещении совета, где ему предназначался самый высокий ворох подушек, возле которого на чуть более низком сидел Джайхани.

Джайхани учил его навыкам дипломатии, единственной целью которой было поддержание существующего миропорядка.

Конечно, каждое событие в отдельности было по-своему неповторимо и, как бы ни походило на предыдущее, требовало своей собственной оценки. Поэтому, например, год назад Джайхани рассудил богато отдарить хивинцев, приведших целый караван подношений, а ныне проявил оскорбительную сдержанность, хотя ни грабежей не стало больше, ни хивинской хитрости. Почему? — ему самому неизвестно. Но и неважно, поскольку нынешний визит хивинцев — не последний. Все повторяется, подтверждая тем самым неизменность времен: снова и снова возвращаясь, прошлое избавляет настоящее от налета сиюминутности и позволяет иметь некоторую уверенность в будущем.

Да, небо вращается, с каждым мигом меняя все вокруг, но и неуклонно поворачивая свой диск к той зарубке, с которой все начнется сначала. Снова хивинцы принесут дары, и снова эмир их примет. Многое в мире имеет значение, но еще большее — нет.

Говорили неспешно: слово стоило дорого — за каждым маячили громоздкие смыслы, — а будучи произнесенным, безвозвратно каменело.

Послы вручали Назру ярлыки и свитки. Посмотрев на учителя, он медленным кивком подтверждал свое согласие принять их. Присутствующие — человек тридцать-сорок знатных мужей Бухары и двора — степенно поглаживали бороды в ожидании той минуты, когда их обязанность быть свидетелями происходящего подойдет к концу.

После недолгой официальной беседы — все больше обиняками — Джайхани мог пуститься в расспросы о всякой всячине. Не приходили ли купцы с севера, от славян? Нет?.. А откуда приходили? Ах, вот как!.. ну, это обычное. А еще говорят, в Герат приехал один человек из Пешавара, толкует, будто в заполуденном климате снова расплодились одноглазые рогатые люди... не слышали?.. жаль. Ну, Аллах лучше знает.

Как-то раз кто-то из гостей, робея и смущаясь, сказал, что его люди принесли ему морские раковины, — спешно вытряс из кожаной сумки и протянул.

— Откуда принесли? — уточнил Джайхани, удивлено рассматривая высыпанные перед ним на дастархан[33] пыльные камни; кое-какие и впрямь гляделись чем-то вроде ракушек.

— С горы.

— С горы? — удивленно и задумчиво переспросил регент. — Впрочем, я слышал, что на горах находят подобия морских животных.

— Да, да, — кивал приободренный даритель.

— Это не подделка? — строго спросил Джайхани.

— Боже мой, разве посмел бы я представить вам подделку! Нет, нет! Совсем простые люди принесли мне... вот, говорят, эмир, что мы нашли.

— Морским животным свойственно жить в воде, — заметил Джайхани. — Следовательно, либо на этом месте прежде была вода, либо кто-то вынул их из воды и принес на гору.

— Ветер? — предположил один из гостей.

— Птицы! — уверенно высказался другой.

— Может быть, учитель, там и на самом деле прежде было море?

— Это совершенно исключено, — отрезал Джайхани. И усмехнулся: — Море есть море, а горы есть горы. Горы не ходят.

— Но, учитель, например, песчаные барханы меняют свое местоположение. Ветер несет песок, и бархан постепенно перемещается. Отец говорил мне, что его родное селение было погребено барханом, а когда он был мальчишкой, ничто этого не предвещало.

— Песок! — раздраженно бросил Джайхани. — Какой смысл сравнивать несравнимые вещи? Что общего между песком и камнем, между водой и огнем?

Он помолчал.

Присутствующие тоже молчали.

— Должно быть, все-таки птицы, — с нерешительностью размышления сказал учитель. — Собственно, чем плохи морские животные в качестве корма для птенцов?

Этот вопрос не получил ответа. Просто все покивали: действительно, чем?

Но, как правило, Джайхани не заводил разговор в столь глубокие научные русла, ориентироваться в которых может только по-настоящему просвещенный человек. Как правило, он лишь неспешно кивал, прикрывая веками усталые глаза, потому что ему, автору многих сочинений по разным прикладным и умозрительным наукам, было хорошо известно, сколь велика нелюбознательность вельмож — просто удивительно, до каких границ она простирается.