Всё, кроме любви (СИ) - Красовская Марианна

Поэтому она решительно сжала практически полный бокал отменного виски, зачем-то взятый у проходившего мимо официанта, и направилась к лестнице.

Выйдя на закрытую террасу, она тут же вздрогнула от хлопка двери за спиной. Гвен замерла.

— Гвендолин Илдор, — лже-официант говорил тихо и спокойно, почти мягко. Но даже крики отца звучали менее опасно.

— С кем имею честь? — Гвен, когда волновалась, а уж тем более — боялась, начинала говорить так, как думала — а она была очень интеллигентной девушкой. Женщиной.

— Хурт Вагнер, к вашим услугам.

Если даже она и слышала это имя, сейчас оно ей ни о чём не говорило.

— И чем обязана?

Сзади послышался тяжелый вздох.

— Всевышний-таки решил умерить мою гордыню. Скажем так. Я человек, умеющий решать сложные вопросы… при определённых условиях. Насколько я слышал, вы нуждаетесь в помощи.

Гвен передёрнула точёным плечиком. Что именно этому незнакомцу известно?

— Я действительно нуждаюсь в помощи, и это секрет сродни того, что работорговля существует. Но все знают, что мне неоткуда на неё рассчитывать, — она попыталась скрыть дрожь в руках, поставив стакан с виски на стеклянный столик.

Мужчина обошел её со спины и небрежно развалился в плетённом кресле.

— Правила приличия светского общества настолько мало вам знакомы? — вырвалось у Гвен непроизвольно. Слишком странной показалась его манера поведения в обществе дамы её положения.

— Вы — женщина, идущая против правил, — усмешка в его тоне ясно указывала, что всё это было не что иное, как провокация. — И заставляете других… другого… их нарушать.

— Считаете это неправильным? — вызов в своём голосе она тоже не скрывала. — То, что я иду против правил, а не сами правила?

— Считаю неправильным способ, которым вы это делаете, — усмешка, оставшаяся в тоне, странно сочеталась с серьёзностью, появившейся на его лице после этих слов.

— Вы знаете другой? Правильный?

— Вот, это тоже неправильно. Надо говорить: "что вы потребуете в оплату за то, что подскажете мне другой".

— И что вы потребуете?

— А ты не боишься услышать эту цену?

Не дожидаясь ответа, он плавно вскочил и подошел к девушке вплотную, буквально нависнув над ней. Если сейчас она сожмётся в маленький комочек, отступит, или хотя бы начнет лепетать что-нибудь несуразное — Хурт развернётся и уйдет, словно этого разговора и не было. В конце концов, на дочери Орана Доргона свет клином не сошелся, и он найдет другой способ получить то, что ему нужно. Но использовать женщину, которую заведомо можно запугать, для таких целей — полный кретинизм, а кретином контрабандист не был. Таких "помощников" после использования нужно только ликвидировать, а возиться с этим на и без того мерзкой планетке Хурту не хотелось. Проще найти другой путь.

Но она не отступила, не пискнула, не сжалась. Похоже, наоборот — привстала на цыпочки, вытянувшись, словно она — диковинный цветок, а он — солнышко.

"Угумс", — хмыкнул он мысленно. Сравнение было лестным. Ему бы хотелось видеть на месте этого тянущегося к нему личика совсем другое, но всему своё время.

Он взял её подбородок двумя пальцами, заглядывая в не мигающие глаза, даже не прищуренные от блеска его искусственного глаза.

— Одной храбрости мало, цветочек, — промурлыкал он одной из самых обольстительных своих интонаций, с удивлением отмечая, что перед ним далеко не девушка, а взрослая, состоявшаяся женщина, почему-то скрывшая это даже от самой себя. — Тебе придётся выбрать, цветочек, что именно ты сможешь заплатить мне и чем пожертвовать сама, просто потому, что это не совместимо с твоим желанием получить того, кого хочешь.

— Тех, — твёрдо уточнила она. — Выбирать из них двоих я не буду. Домьен — моя жизнь, но и своего ребёнка я им не оставлю. Его жизнь — я.

— Это немного усложняет задачу, — он так резко отпустил её подбородок и отошел, что Гвен едва не упала, оперевшись на полную ступню. — Но не делает её невозможной.

Он сказал это так буднично, мимоходом, забирая со стола злополучный стакан с дорогущим виски её покойного мужа, словно от этой его фразы не зависела её жизнь, и не только её. Но при этом она поняла, а главное — поверила, что это действительно не так невозможно, как ей казалось, если проблемой займется такой человек, как Хурт Вагнер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда-то Пенелопа, единственный человек, который хотя бы успешно делал вид, что понимает её и сочувствует, сказала, что если уж и просить что-то у Всевышнего, то уж тогда — всё сразу. Так почему бы и нет? Почему, хотя бы в желаниях, не допустить мысли, что она сможет быть счастлива абсолютно, оставаясь в живых, и не беспокоясь ни об одном из своих любимых? Этот мужчина, конечно, мало напоминал святого, а уж, тем более, Всевышнего, но вот представить, что его возможности ненамного им уступают, она могла. Такой уверенности и властности она ещё не встречала. А ведь жила среди работорговцев.

Гвен даже забыла, насколько ей буквально только что было страшно — все ее страхи теперь крутились вокруг того, сможет ли незнакомец выполнить обещание и подарить ей долгожданный покой. Всё остальное стало словно ненастоящим. А если все вокруг — лишь декорации, то чего ей бояться?

Незнакомец же успел покинуть террасу, оставив на столе стакан с недопитым статусным алкоголем.

Для Хурта алкоголь был действительно чем-то большим, чем градусы в напитке. Он разбирался в качестве, выдержке, марках и сортах.

И при этом не пил. После операции на мозге, разделившей его жизнь на “до” и “после” — совсем.

Но это не мешало ему время от времени дегустировать хороший виски, понимая, что он всё ещё способен разбираться в его качестве, хоть и не получает удовольствия от употребления.

Вся его жизнь “после” стала похожа на такую вот дегустацию. Но до последних событий его это не напрягало. Наоборот, он по максимуму использовал ресурсы приобретённых киберчастей своего организма.

Хм. Как, впрочем, и сейчас. Так что, его начало что-то в этом напрягать? Интересно.

Решив отложить подобные мысли для более тщательного анализа, Хурт, уже не по внешней стене, как ещё недавно, а нормально, по лестнице, добрался до чердачной двери.

Как же хорошо, что люди такие предсказуемые! Даже этот параноик Доргон не потрудился вывести ключевые узлы сети в отдельный, защищённый отсек. И смысл шифровать трафик, кодировать доступ, ставить дорогущие фильтры на информационный поток, если вот он — голый провод прямо на входе в систему. Заходи и бери.

И Хурт зашел. Доргон был слишком похож на него самого, чтобы не понять — такая защита ставится там, где есть что прятать. А Вагнер оставлял за собой эксклюзивное право что-то прятать. Ибо нечего тут.

Оран изначально его слегка подбешивал. Контрабандист не смог бы внятно объяснить, что конкретно его раздражало. Потому что раздражало всё в комплексе.

Несмотря на период увлечения психологией, Вагнер откровенно не видел очевидных вещей. Оран Доргон бесил священника именно тем, что действительно был СЛИШКОМ похож на него. Может, в отличии от Хурта, он и испытывал эмоции, а может и нет, но вот на эмоции других, даже самых близких, людей ему было откровенно наплевать. Личные интересы превыше всего.

И если сам Хурт хотя бы как-то пытался уложить это всё в свою — довольно своеобразную и пластичную — философию, то Доргон с какой-то манией упивался своей вседозволенностью, не ставя для себя никаких рамок.

Поэтому по прибытии на планету после затянувшегося восстановления, больше напоминавшего апгрейдинг киберсистем, теперь составлявших более сорока процентов его организма, и примерив информацию, полученную от Рафаэля Скармозе, на окружившую его реальность, он решил начать изучение обитателей этого райского террариума именно с дома Доргон, хотя владельцем Саманты — цели его прибытия — значился совсем другой работорговец. Но когда это он зацикливался лишь на одной цели?

И не прогадал. Едва хакнув сеть этого старого безбожника, он наткнулся на такое… Да, собственно, на всё сразу. Хурт бы скорее затруднился ответить, о чем информации у него не было. Бедный его чип в мозгу — пришлось даже блокаду поставить, чтоб не сгорел.