Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прочитав записку, я принялся внимательно рассматривать юношу, которому на вид было лет двадцать. Тот улыбался, вел себя вполне естественно и рассыпался в комплиментах «Льву Революции». Одет хорошо. Неплохой шерстяной костюм, видно, что заграничный, обувь приличная.
Рассмотрев молодого человека, я начал расспрашивать его, кто он и откуда. Тот рассказал, что прибыл из Франции через Финляндию, чтобы приложить свои усилия в деле Революции. Привез товарищу Горькому письмо от его приемного сына Зиновия Пешкова, который, как известно, был родным старшим братом Якова Михайловича Свердлова. Попросил Горького рекомендовать его Великому Трибуну Революции, в чем Максим Горький ему не отказал, и вот он здесь. Кроме того, у него есть письмо от Зиновия Пешкова к Троцкому. Сказав это, Зайденварг вынул из кармана пиджака письмо и передал товарищу Троцкому.
Прочитав письмо, я серьезно задумался.
Это было именно то, что я ждал. Мне сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Второго такого шанса в жизни не выпадает.
В письме, написанном от имени Пешкова, который по совместительству являлся офицером французской армии и братом Якова Свердлова, мне сообщали, что план по уничтожению войск Колчака на Восточном фронте раскрыт и колчаковцы уже начали предпринимать контрмероприятия. Однако, поскольку Верховный правитель понимает, что он уже не успевает переломить ситуацию в свою пользу, Зиновий Пешков готов выступить посредником между Александром Васильевичем и Львом Давидовичем в переговорах о сепаратном мире. Колчак, будучи здравомыслящим человеком и политиком, который осознает, что в дальнейшей борьбе он неминуемо проиграет и все его действия смогут только отсрочить агонию на Востоке, предлагал договориться. Обратиться к Ленину и ЦК партии большевиков Александр Васильевич возможности не видел, а вот договориться со Львом Давидовичем, как главным начальником всех войск Республики, здравомыслящим человеком и серьезным политиком, очень даже хотел.
В письме «Льву Революции» пелись дифирамбы, упоминался революционный террор во время Великой французской революции и проводилась параллель между Львом Троцким и Наполеоном Бонапартом.
Условия, предлагаемые Верховным Правителем России, были следующими.
Колчак отводит свои войска за Байкал, по которому назначается разграничительная линия.
За пропуск колчаковцев в Иркутск он передает лично Троцкому триста тонн золота из золотого запаса империи, захваченного в Казани.
Кроме того, давалось обещание оказать содействие при заключении подобного договора с Деникиным.
Территорию бывшей Российской империи предлагалось разделить на несколько независимых государств, между Троцким, Колчаком и, в перспективе, Деникиным.
Со своей стороны, Зиновий Пешков обещал содействие в эвакуации войск интервентов из Архангельска, сохранение всех находящихся в городе на складах запасов и содействие в налаживании дипломатических отношений со странами Антанты, подорванных после подписания Брестского мира, против заключения которого, как всем известно, был именно Троцкий, и убийства семьи последнего Императора.
В случае принятия условий сепаратного мира Льву Давидовичу гарантировали полную свободу действий в пределах его государства.
– Яша, – обратился я к Блюмкину. – Распорядись принести нам чая и можешь быть свободен. Мы пока поговорим с молодым человеком.
Начальник охраны попытался возразить, но я жестом пресек его аргументы и приказал выполнять сказанное.
Дождавшись момента, когда нам принесут чай и оставят одних, я обратился к юноше:
– Скажите, товарищ Зайденварг, вы в курсе содержания переданного вами письма?
– В общих чертах, Лев Давидович.
– А вы не боитесь, молодой человек, что я прямо сейчас прикажу вас расстрелять?
– Если бы вы, Лев Давидович, этого действительно желали бы, то, скорее всего, меня не поили бы чаем, а уже ставили к стенке. Разве не так?
– Но, товарищ Зайденварг, вы должны понимать, на что идете и чем все это может закончиться для вас лично.
– Конечно, понимаю, товарищ Троцкий. Но как патриот своей Родины, который желает скорейшего прекращения этой ужасной войны, я готов принести себя в жертву ради возможности установления мира в стране.
Я улыбнулся.
– Эх, молодо-зелено! Однако не могу не признать, что вы чрезвычайно смелый юноша. Вас просили что-то еще передать на словах?
Зайденварг немного подумал, потом рассказал примерно ту же самую историю. Единственное отличие было в отсутствии деталей и в том, что упор в его рассказе делался на скорейшее установление мира в стране и прекращение войны. Он производил впечатление восторженного юнца, который с радостью принесет сам себя в жертву на «Алтарь Мира» ради достижения Великой Цели. Противоречий в его рассказе я, честно говоря, не увидел. Миша Зайденварг был настолько естественен и по-юношески убедителен, что я начал сильно сомневаться, что передо мной провокатор Сталина и Дзержинского.
«Может, действительно от Колчака пришел? – думал я, слушая юношу. – Если так, то можно голову сломать от раздумий на тему того, что делать дальше. Вот уж совпало так совпало».
Еще некоторое время мы разговаривали ни о чем. Зайденварг в основном пересказывал последние новости из Парижа и Берлина. Наконец я принял решение.
– Михаил, – обратился я к собеседнику. – Сделаем так. Вы некоторое время поживете в этом поезде в качестве гостя, а я пока подумаю над тем, что вы мне сейчас рассказали. Вас это устраивает?
– Конечно, Лев Давидович. Полностью устраивает.
– Тогда надеюсь, что вы не начнете делать глупостей, а спокойно посидите в своем купе несколько дней, пока я буду принимать решение. Очень надеюсь на вашу уравновешенность, молодой человек. Иначе, сами понимаете.
– Как вам будет угодно, Лев Давидович. Даю вам слово, что никаких глупостей делать не буду. И потом я же понимаю, что без присмотра вы меня не оставите. Так зачем нервировать охрану? – Зайденварг открыто и уверенно улыбнулся.
Я звонком вызвал Глазмана. Вместе с секретарем вошел и Блюмкин.
– Миша, – обратился я к секретарю. – Размести пока товарища Зайденварга в одном из свободных купе в вагоне охраны и прикажи обеспечить нашему гостю полный пансион. – Дождавшись утвердительного ответа, я посмотрел на начальника своей охраны. – Яша, товарищ Зайденварг пробудет с нами некоторое время в качестве почетного гостя. Обеспечь, пожалуйста, ему покой, уединение и надлежащую охрану. Архинужный молодой человек. Я очень расстроюсь, если с ним что-то произойдет. Ты все понял?
Блюмкин внимательно посмотрел сначала на меня, а потом перевел взгляд на Михаила Зайденварга.
– Я все понял, товарищ Предреввоенсовета! – отрапортовал начальник охраны. – Разрешите выполнять?
Я попрощался с эмиссаром пока не ясно кого и обратился к Блюмкину:
– Выполняй, Яша.
Все вышли.
Оставшись один, я принялся размышлять о том, что же это все могло бы означать.
Потом попросил на ближайшей крупной станции соединить себя по телефону с Максимом Горьким для прояснения ситуации.
Февральскую революцию 1917 года Горький встретил с тревогой, почти как директор музея культуры: разнузданные солдаты и неработающие рабочие внушали ему прямой ужас. Бурное и хаотическое восстание в июльские дни вызвало в нем только отвращение. Он снова сошелся с левым крылом интеллигенции, которое соглашалось на революцию, но без беспорядка. Октябрьские события превратили Алексея Максимовича в прямого врага большевиков, правда, страдательного, а не активного. Горькому очень трудно было примириться с фактом Октябрьского переворота: в стране царила разруха, интеллигенция голодала и подвергалась гонениям, культура была или казалась в опасности. В первые годы он выступал преимущественно как посредник между Советской властью и старой интеллигенцией, точнее, как ходатай за нее перед революцией.
Ленин, ценивший и любивший Горького, очень опасался, что тот станет жертвой своих связей и своих слабостей, и добился в конце концов его добровольного выезда за границу. С советским режимом Горький примирился лишь после того, как прекратился беспорядок и началось экономическое и культурное восхождение страны. Он горячо оценил гигантское движение народных масс к просвещению и в благодарность за это задним числом благословил октябрьские события. Перестал называть революцию переворотом.
На тот момент, в декабре 1918 года, Алексей Максимович был избран в состав Петроградского Совета. Он работал в основанной по его инициативе в Петрограде комиссии по улучшению быта ученых (ПетроКУБУ).
В своих статьях Горький выступал против военной интервенции, призывал передовые силы мира к защите революции, помощи голодающим, организовывал литературные общества и издательства. К тому моменту его газета «Новая жизнь» уже была по указанию Ленина закрыта окончательно, но сближение с большевиками после покушения 30 августа на Ленина уже произошло.
- Proxy bellum - Михаил Алексеевич Ланцов - Альтернативная история / Попаданцы
- Вторым делом самолеты. Выйти из тени Сталина! - Александр Баренберг - Альтернативная история
- Любимцы публики - Джеки Браун - Альтернативная история
- Ночные любимцы - Наталья Галкина - Альтернативная история
- Дефиле в Москве - Василь Кожелянко - Альтернативная история
- Ташкент - Москва книга вторая, Халхин-Гол до и после, часть первая - Фарид Ахмеров - Альтернативная история
- Товарищи офицеры. Смерть Гудериану! - Олег Таругин - Альтернативная история
- Стальной царь - Майкл Муркок - Альтернативная история
- Черные купола - Александр Конторович - Альтернативная история
- Маршал Сталина. Красный блицкриг «попаданца» - Михаил Ланцов - Альтернативная история