Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. - Виктор Петелин

Моя собеседница прячет в узелок эту дорогую для нее картонку и подает мне другую:

«Абэ-сан.

Так начинается «Поднятая целина»: «В конце января, овеянные первой оттепелью, хорошо пахнут вишневые сады…»

Вероятно, так же, как и в Вашей, милой Вашему сердцу Японии.

М. Шолохов

2. VI.36 г.»

Потом Абэ-сан показывает мне третью картонку, с автографом Шолохова из «Тихого Дона».

– Выходит, вы часто ездили в Вешенскую? – спрашиваю я.

– Нет, к сожалению, всего один раз. Но почти каждый приезд Шолохова в Москву для меня был праздником. Он обязательно звонил мне, и я, забыв все, бежала к ним. Мы гуляли по улицам Москвы вместе со всей семьей Шолохова. Каждая новая встреча с Шолоховым вдохновляла меня на новый очерк для японского журнала. Автографы Шолохова, что я вам показывала, сейчас широко известны японскому читателю: они публиковались много раз.

Абэ-сан достает из своего бездонного узелка книгу – недавнее переиздание «Поднятой целины». Книга открывается портретом М.А. Шолохова, а под ним его автограф: памятный дар Абэ-сан.

– В тысяча девятьсот тридцать седьмом году я вернулась в Японию, – продолжает Абэ-сан. – И с той поры не встречалась ни с Михаилом Александровичем, ни с его семьей. Но скоро, очевидно, увидимся.

– Вы собираетесь в Москву?

– Нет. Михаил Александрович собирается к нам, в Японию. – И Абэ-сан опять склоняется над узелком, извлекает оттуда конверт, а из конверта письмо:

«Дорогая Иосие Иосидзовна!

Как видите, я не забыл по-русски звучащего Вашего отчества.

Благодарю Вас за память обо мне и прошу извинить меня за долгое промедление с ответом. Жизнь под старость так быстро идет, что не все успеваешь осуществить, сделать.

Я очень рад, что Вы живы и здоровы и преуспеваете в области любимого Вами искусства. Все мы в Вешенской по-прежнему помним Вас и очень тепло вспоминаем. Даже не верится, что мы виделись двадцать лет назад, и оттого, что жизнь так стремительно летит, становится грустно.

Наш Саша давно уже закончил Тимирязевскую академию, женился, работает агрономом в Крыму. У него уже есть дочь 8 лет. Светлана, когда-то маленькая, тоже давно замужем, мать 12-летнего мальчика, преподавала в Таллине, в университете, а сейчас недалеко от Вас, на Камчатке. Ее муж – молодой капитан корабля.

Я уже дважды дедушка, и мне пора не только носить усы, но и отращивать бороду. Миша и Маша учатся в Москве в университете, и дома мы вдвоем с Марией Петровной.

К сожалению, я не видел кинокартины «Арфа в Бирме», но не теряю надежды ее увидеть; в будущем году думаю побывать в Японии и тогда надеюсь познакомиться с Вашей любезной помощью и с Вашей страной и с японским искусством.

Я и Мария Петровна шлем Вам сердечный привет и от всей души желаем здоровья и счастья.

С уважением М. Шолохов

Ст. Вешенская, 12 мая 1957 г.

Пластинки и письма, переданные г-ном Сонобе в ВОКС, я не получил.

М. Ш.»

– Кинокартина «Арфа в Бирме», – поясняет Абэ-сан, – имела у нас большой успех. Я арфистка, игре на арфе училась в годы пребывания в Москве. У меня там много добрых учителей. Значительная часть картины «Арфа в Бирме» идет под сопровождение арфы. Играю я. Вот почему в письме и упоминается эта кинокартина. Мы все рады возможному приезду Михаила Александровича в Японию. Его у нас знают и любят. Его произведения переиздаются многими издательствами, и достать их в магазинах невозможно: быстро раскупаются.

Иосие Абэ-сан уложила последнее письмо Шолохова в конверт, спрятала конверт в узелок. Но оттуда она извлекла еще одну фотографию – Абэ-сан в семье Шолохова двадцать один год назад. Я попросил разрешения переснять эту фотографию и опубликовать ее. Абэ-сан категорически возражает:

– Это моя личная реликвия. И пока я жива, она останется только при мне.

– А можно получить вашу фотографию? – настаиваю я.

– С собой у меня нет такой фотографии. Но дома есть. Недавно я фотографировалась в большом донском платке, подаренном мне в свое время Михаилом Александровичем.

– Если встретите Михаила Александровича, – говорит на прощание Абэ-сан, – передайте ему мой привет и привет от всех его читателей в Японии.

Абэ-сан медленно идет к двери. Моя переводчица, провожая ее взглядом, говорит:

– Какой хороший человек Абэ-сан и какой у нее в руках драгоценный узелок!

И. Араличев1

В гостях у Михаила Шолохова

Семь лет не был я в Вешенской, семь лет не видел Дона… Уже в Миллерове, где всякий направляющийся к Михаилу Шолохову должен пересесть с поезда на самолет, видишь меты войны: взорванную мельницу, сожженные дома, глядящие на мир слепыми глазницами окон. Но жизнь торжествует здесь. Деловитый гудок восстановленного маслозавода, скопище машин у элеватора, людный базар, переполненный всякой снедью – итоги урожайного года, – ощущаешь на каждом шагу.

На аэродроме я узнаю, что повезет меня в Вешки (так называют на Дону станицу Вешенскую) Владимир Добриков, тот самый летчик, с которым мы летали к Шолохову до войны.

Добрикова в дни войны изрядно помяло. Где-то под Череповцом был он сбит напавшими на него «хейнкелями», потерял машину. После войны ему с большим трудом удалось добиться возвращения на «шолоховскую» воздушную линию. Самолет у него теперь лучше, чем до войны: пассажир сидит в лимузине, тогда как раньше был обдуваем ветром. Добриков жестом руки указывает вниз, на что-нибудь примечательное: окопы, траншеи, лишенные крыш строения. А когда показывается знакомая излучина Дона, летчик обращает внимание пассажира на песчаный берег реки, что напротив Вешенской: до сих пор тут чернеют полузасыпанные песком скелеты сгоревших автомашин. В тяжелые дни лета 1942 года здесь, на единственной переправе, скопились тысячи машин отходившей армии… Здесь, у станицы Вешенской, фронт остановился. Родная станица Михаила Шолохова на целых полгода стала передним краем нашей обороны. Старинный собор, описанный в «Тихом Доне», высится с огромной пробоиной в южной стене; черная плешь видна там, где стоял театр казачьей молодежи, построенный и открытый когда-то при содействии Шолохова.

Добриков снижает машину и, согласно обычаю, делает круговой вираж над зеленым шолоховским домиком. Этот круг над усадьбой писателя заменяет звонок у парадной двери. Однако во дворе Шолохова пустынно и, главное, не видно ни одной собаки – верный признак того, что Шолохов уехал на охоту и не явился на аэродром на своем «виллисе». Придется идти пешком, а аэродром находится далеко от станицы. Когда-то Добриков садился почти у станицы – у тына какого-нибудь казачьего база, но сейчас, когда окрестности станицы хранят еще следы окопов и блиндажей, аэродром пришлось перенести подальше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});