Хорошее стало плохим (ЛП) - Дарлинг Джиана

— Ага, бунтарка, — сказал он, и его рука опустилась ниже, прижавшись горячо и собственнически, как бродячий знак собственности на мою верхнюю часть задницы, — Я буду прикрывать твою спину.

Он отодвинулся, и мне не нужно было оглядываться, чтобы понять, что он стоит, скрестив руки на груди, не сводя глаз с моей задницы, пока я наклоняюсь над бильярдным столом, чтобы разбить шары.

Было поздно. В доме Бернадетт было не так много окон, поэтому трудно сказать точно, но солнце определенно село. Я выпила по крайней мере пять бутылок пива и несколько глотков, провинциальный фирменный напиток, представляющий собой пьянящую смесь водки, кофе, Бейлиса и Калуа, но в течение достаточно долгого периода времени, когда я не была настолько пьяна, насколько могла, я была просто навеселе.

Это была плохая идея, потому что алкоголь почти не действовал на меня, за исключением того, что я чертовски возбуждалась.

А Дэннер был слишком близко всю ночь, почти не флиртовал с Лейкен, вместо этого обмениваясь со мной взглядами, от которых у меня по всему телу мурашки и боль между ног, которые никакие извивания не могли ослабить.

Я должна была быть более осторожной, но я была не такой девушкой.

Некоторые люди сталкивались с крайностью, когда этого требовал случай. Я просто жила так, на краю разума, на краю искушения, соблазняя других присоединиться ко мне.

И прямо тогда я пыталась соблазнить Дэннера.

Он склонился над столом, готовясь к сложному удару, чтобы загнать зеленый полосатый шар в угловую лузу, не задев сплошной желтый мяч перед ним.

— Не облажайся, — поддразнила я его, ставя бедро на край стола рядом с ним и слегка наклоняясь к его спине, чтобы он чувствовал меня в своем пространстве.

Лейкен была в туалете, но я не могла сказать, что не стал бы делать то же самое, даже если бы она была прямо перед нами.

Белая рубашка Дэннера задралась вместе с его разрезом, открывая моему голодному взору вытянутую поясницу. Я провела кончиками пальцев одной руки с мягким шепотом по ее ширине и наблюдала, как Дэннер провалил свой удар.

Его лицо было жестким, с мраморным выражением сексуального недовольства. Я никогда не видела, чтобы человек так хорошо выражал свое недовольство, как знак власти, корону царственности. Мне хотелось встать на колени, поцеловать его пальцы и просить у него прощения, пока он мне его не даст.

— Ты заплатишь за эту игру, Рози, — тихо сказал он, и я почувствовала его прикосновение к себе, хотя он был в нескольких дюймах от меня, — Если ты сделаешь это снова, я не буду нести ответственности за то, что произойдет дальше.

У двери раздался громкий шум, который ненадолго привлек мое внимание к Жнецу, Гризу и толпе других братьев и их женщин, входящих в бар. Рэт тут же пошел их приветствовать, и мы тоже должны были, но не пошли.

Игра, в которую мы с Дэннером играли, только что превратилась из опасной в смертельную.

Мое сердце билось так сильно, что я могла чувствовать его резко и очевидно, татуируя мое желание в каждой точке пульса. Мои соски напряглись под рубашкой, я слишком быстро дышала между приоткрытыми губами, когда я обернулась и увидела, что Дэннер все еще смотрит на меня. Я была освещена похотью, как гребаный маяк, и мне было все равно.

Я просто хотела, чтобы Дэннер окутывал меня своей тьмой, пока я не взорвусь искрами.

— Кто сказал, что я потребую с тебя ответственность? — пробормотала я, касаясь его, так что мои твердые, как алмаз, соски царапали его руку.

— Черт, ты проблема. С того дня, как я тебя увидел, — сказал он, но его глаза следили за вновь прибывшими, когда они запугивали другую компанию, заставляя их отказаться от своих кабин, — Ты можешь соблазнить святого на грех,

Я закусила губу, не зная, хочу ли признаться, как сильно я старалась все эти годы, чтобы сделать именно это. — Не стала бы ставить на это. Я еще не добилась успеха.

— Я не святой.

О, он ошибался.

Стоя в выцветших, старых джинсах, мягкая ткань облегала его толстые бедра, его высокую, тугую задницу, его белая футболка идеально смотрелась на его загаре, и она также идеально сидела, обнимая каждый восхитительный контур его груди, так что это было почти неприлично. Он был североамериканским идолом, жизнерадостным и сильным, праведным и справедливым, мужественным, но принципиальным. Если все это не было святым, я не знала, что это тогда было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Так кажется с этой стороны стола, — усмехнулась я, копаясь в нем, потому что ненавидела его за то, что он такой красивый и поэтому не мой.

Он тяжело вздохнул и провел рукой по растрепанным волосам. — Хотеть тебя никогда не было проблемой.

Я фыркнула. — Да неужели?

— Господи Иисусе, Рози, сейчас не время и не место.

Эмоции бурлили в моем животе, тоска и похоть, разочарование и несправедливость, но, как обычно, я не могла найти слов, чтобы разложить такие огромные чувства по аккуратным маленьким коробочкам. Поэтому я разозлилась.

— Для этого, блять, никогда не бывает подходящего времени и места, — прошипела я на него, — Ты говорил об этом дерьме годами. Ты мужчина, ты хочешь женщину, возьми ее, если она также хочет тебя.

Дэннер стиснул зубы, его глаза метнулись к группе, к которой присоединилась Лейкен. Нам нужно было присоединиться к ним в ближайшее время, иначе они заметят пренебрежительное отношение и оскорбятся, в середине игры в бильярд или нет.

Итак, когда он начал преследовать меня, я предположила, что он направляется туда. Вместо этого он пронесся мимо меня, его рука схватила меня за запястье и потащила за собой.

— Лайн, — резко прошептала я в знак протеста.

Но я последовала за ним. Я последовала за ним, потому что у меня была вся моя жизнь, и я знала, что так будет всегда.

Он потащил нас по коридору в туалеты, потом за угол, в кабинет Бернадетт в задней части.

— Дэннер, что за… — начала было я, но потом прижалась к обшитой панелями стене, а его длинное, твердое тело прижалось ко мне.

— Тебе нужны доказательства того, что ты сводишь меня с ума, — прохрипел он, прижавшись лбом к моему, одной рукой держась за мой затылок, чтобы он не касался стены, а другой крепко сжимая мою задницу, — Тебе нужно, чтобы я сделал что-нибудь глупое, например, поцеловал твой сладкий рот в конце этого дерьмового бара, в то время как люди, которые были бы счастливы убить нас, находятся в нескольких шагах от меня, просто чтобы доказать тебе, что я сделаю все, чтобы быть рядом с тобой, на тебе и черт побери в тебе?

— Да, — произнесла я это слово как проклятие, — Да.

Рука на моей голове вцепилась в мои волосы и отдернула назад, так что мое лицо было наклонено, а губы приоткрылись от вздоха.

— Все, что угодно, для тебя, Рози, — сказал он с диким благословением. А потом он опустил голову.

Я не помню его губ на моих больше трех лет, и даже тогда это длилось всего несколько минут. Тем не менее, я прокручивала этот момент снова и снова в своей голове, как катушку, пока пленка не исказилась и не засветилась от использования и времени.

Ничто не могло подготовить меня к ощущению его губ на моих в этот момент.

Он прикоснулся к моему рту своим, погладил мой язык и прикусил мою губу так сильно, что она заболела, прежде чем успокоить ее долгим медленным посасыванием. Мне нравился его вкус, горячий, как горящий виски, который хотелось проглотить. Я была зависима от того, как он ощущался прижатым ко мне, как железная твердая длина его тела прижималась к ноющей вершине моих бедер, его рука в моих волосах одновременно причиняла мне боль и спасала меня от нее.

Это был самый прекрасный момент в моей жизни, а мне повезло иметь много действительно красивых моментов.

Раздался треск и хлопок, когда одна из дверей туалета распахнулась и врезалась в стену за углом. Дэннер оторвал свой рот от моего, но не отстранился. Вместо этого он инстинктивно свернулся надо мной, рука у моей головы прижала меня к его подбородку, его спина образовала широкий щит между мной и любой угрозой, с которой, по его мнению, мы столкнулись.