Ганнибал: Восхождение - Томас Харрис

Он дал им название небольшой гостиницы недалеко от Восточного вокзала, пожал руку Ганнибалу, избегая его взгляда, и исчез в толпе.

Ганнибал зарегистрировался как податель запроса, и вместе с леди Мурасаки они пошли бродить по залу среди великого смешения произведений искусства. После того как он увидел контур руки Мики, Ганнибал весь словно застыл, единственным не застывшим местом была его щека, там, где когда-то ее погладила Мика. Он и сейчас чувствовал ее прикосновение.

Ганнибал остановился перед гобеленом «Жертва Исаака» и долго на него смотрел.

— У нас наверху все коридоры были увешаны такими гобеленами, — сказал он. — Если встать на цыпочки, я мог дотянуться до нижнего края. — Он приподнял угол ткани и взглянул на изнанку. — Я всегда предпочитал ту сторону гобелена. Смотрел на нити и шнуры, из которых складывается картина.

— Как путаница мыслей, — заметила леди Мурасаки.

Он отпустил угол гобелена, и Авраам содрогнулся, крепко держа своего сына за шею, а ангел уже протягивал руку, чтобы остановить нож.

— Как вы думаете, Бог действительно намеревался съесть Исаака и потому приказал Аврааму его убить? — спросил Ганнибал.

— Нет, Ганнибал. Разумеется — нет! Ведь ангел вмешивается вовремя!

— Не всегда, — сказал Ганнибал.

* * *

Когда Требело увидел, что они ушли из музея, он отправился в туалет, смочил носовой платок и вернулся к картине. Никто из служителей музея на него не смотрел. Слегка волнуясь, он снял картину со стены и, приподняв листок пергамина, стер влажным платком очертания Микиной руки с обратной стороны холста. Такое вполне могло случиться из-за недостаточно бережного обращения с картиной, когда она отправится на хранение. Лучше вовремя избавиться от сантиментов, чтобы они не помешали сделке.

31

Рене Аден, полицейский в штатском, ждал у гостиницы, где остановился Требело, до тех пор, пока на четвертом этаже не погасло окно. Тогда он пошел в вокзальный ресторан — перекусить, и тут ему крупно повезло — он успел вернуться на свой пост, как раз когда Требело снова вышел из гостиницы со спортивной сумкой в руке.

Требело взял такси на стоянке у Гар-дель-Эст, переехал на другой берег Сены, где на улице Бабилон находилась паровая баня, и вошел внутрь. Аден поставил свою машину без опознавательных знаков в пожарной зоне, сосчитал до пятидесяти и вошел в предбанник. Здесь было душно, пахло кремом. Сидя в креслах, мужчины в купальных халатах читали газеты на разных языках.

Адену не хотелось раздеваться и следовать за Требело в парную. Он был довольно решительным человеком, но его отец погиб из-за траншейной стопы[41], и ему не хотелось снимать обувь в таком месте. Он взял с полки газету на деревянном держателе и опустился в кресло.

* * *

Требело шлепал в слишком коротких для него сабо на деревянной подошве через бесконечную анфиладу помещений, где множество мужчин, распластавшихся на облицованных кафелем скамьях, отдавали себя почти невыносимому жару.

Отдельную сауну можно было снять после пятнадцатиминутного ожидания. Требело вошел во вторую. Его посещение было уже оплачено. Здесь было жарко, воздух словно загустел. Пришлось протереть очки полотенцем.

— Что вас так задержало? — спросил Лей из облаков пара. — Я уже почти расплавился.

— Администратор передал мне ваше поручение, когда я уже лег спать, — объяснил Требело.

— Сегодня в Зале для игры в мяч за вами следила полиция: они знают, что Гварди, которого вы мне продали, краденый.

— И кто же их навел на мой след? Вы?

— Едва ли. Они считают, что вы знаете, у кого находятся картины из замка Лектер. Вы знаете?

— Нет. Возможно, мой клиент знает.

— Если получите другой «Мост вздохов», я смогу загнать обе, — сказал Лей.

— Куда это вы сможете их загнать?

— Это мое дело. Крупному покупателю в Америке. Скажем, некоему учреждению. Вам что-нибудь известно, или я здесь зря потом исхожу?

— Я с вами свяжусь, — ответил Требело.

* * *

Когда поезд остановился в Мо, уже наступила ночь. Требело отнес свой бритвенный прибор в туалет и, оставив чемодан в вагоне, спрыгнул с поезда, как только тот тронулся.

В квартале от станции его ждала машина.

— Почему именно здесь? — спросил Требело, садясь рядом с водителем. — Я мог приехать к вам домой, в Фонтенбло.

— У нас тут дело, — ответил человек за рулем. — Очень хорошая сделка.

Требело знал его под именем Кристофа Клебера.

Клебер подъехал к кафе рядом со станцией, где с наслаждением съел обильный обед. Он даже поднес ко рту суповую плошку, чтобы допить суп «Вишиссуа»[42]. Требело поиграл с анчоусным салатом «Никуаз» и на краю тарелки выложил из стручковой фасоли свои инициалы.

— Полиция забрала Гварди, — сказал Требело, когда Клеберу принесли телячий пейяр[43].

— Да, вы сказали об этом Эркюлю. Не следовало сообщать такие веши по телефону. Так что у вас за вопрос?

— Лею сказали, что она похищена на Востоке. Это правда?

— Разумеется, нет. А кто задает вопрос?

— Полицейский инспектор, у которого имеется список Союзной комиссии по памятникам, произведениям искусства и архивам. Он сказал, что картина была похищена. Это так?

— А вы штамп видели?

— Штамп Наркомата просвещения? Чего он стоит? — возразил Требело.

— А этот полицейский сказал, кому она принадлежала там, на Востоке? Если еврею, то это не имеет значения. Союзники не возвращают произведения искусства, конфискованные у евреев. Ведь этих евреев уже нет в живых. Советские просто оставляют их у себя.

— Это не простой полицейский, а полицейский инспектор, — сказал Требело.

— Вот слова типичного швейцарца. Как его фамилия?

— Попиль. Что-то вроде этого.

— А-а!.. — протянул Клебер, вытирая губы салфеткой. — Я так и думал. Тогда — никаких проблем. Я ему уже сто лет регулярно деньги плачу. Он просто вымогатель. А что Лей ему сказал?

— Пока ничего. Но Лей явно нервничает. Пока что он все валит на Копника, на своего покойного партнера, — ответил Требело.

— А Лей ничего не знает? Ни малейших подозрений о том, где вы получили картину?

— Лей полагает, что я купил ее в Лозанне, как мы с вами и договорились. Он требует назад деньги. Я сказал, я все выясню у своего клиента.

— Попиль у меня в кармане, я сам им займусь, забудьте про это дело. У меня есть кое-что поважнее, и мне надо это обсудить с вами. Не могли бы вы отправиться в Америку?

— Я не вожу вещи через таможню.

— Таможня — не ваша проблема. Только переговоры, когда вы будете там. Вы должны посмотреть товар перед отправкой, а потом увидите его снова уже по ту сторону океана, на столе в одном из банковских помещений. Вы можете полететь самолетом. На неделю.

— Что за товар?

— Мелкий антиквариат. Несколько икон. Солонка. Мы с вами посмотрим, и вы скажете мне, что вы по этому поводу думаете.

— А то, другое?

— Тут вы в полной безопасности, — заверил его Клебер.

Этот человек звался Клебером только во Франции. По рождению он был Петрас Кольнас, и он действительно знал фамилию Попиля, но не потому, что тот был у него в кармане.

32

Небольшое речное судно «Кристабель» было пришвартовано к причалу на Марне, что к востоку от Парижа, лишь одним веревочным линем, и когда Требело взошел на борт, оно сразу же отправилось в путь. Это был черный плавучий дом голландской постройки, с низкими палубными надстройками, чтобы легко проходить под мостами, и с садом из цветущих растений в терракотовых горшках на верхней палубе.

Хозяин судна, худощавый, невысокий человек с бледно-голубыми глазами и приветливым лицом, ждал у трапа, чтобы приветствовать Требело на борту. Он пригласил швейцарца вниз.

— Рад познакомиться с вами, — сказал он, протягивая для рукопожатия руку. Тыльная сторона его ладони поросла волосами, они росли как-то задом наперед — по направлению к кисти, и у Требело мороз прошел по коже, когда он пожимал эту ладонь. — Идите за месье Милко. Я разложил товар там, внизу.

Сам хозяин задержался с Кольнасом на палубе. Некоторое время они прогуливались между терракотовыми цветочными горшками, затем остановились у единственного в аккуратном садике уродливого предмета — пятидесятигаллонной стальной бочки из-под масла с прорезанными в боках отверстиями, достаточно большими, чтобы в них могла проплыть рыба. Верх у бочки был отрезан газовым резаком и нетуго привязан проволокой. На палубе под бочкой был расстелен брезент. Хозяин судна похлопал по ее стальному боку так сильно, что она зазвенела.

— Пошли, — сказал он.

На нижней палубе он открыл дверцы высокого шкафа. Шкаф был заполнен самым разнообразным оружием. Здесь были русская снайперская винтовка, американский пулемет Томпсона, пара немецких «шмайссеров», пять противотанковых фауст-патронов для использования против других судов и целая коллекция легкого огнестрельного оружия. Хозяин выбрал копье-трезубец для охоты на крупную рыбу, кончики зубцов были спилены. Он вручил копье Кольнасу.