Десятый круг ада - Юрий Виноградов

Сначала глухо, а затем все отчетливее и громче стали доноситься залпы орудий; за лесом разгорался бой. Уже совсем рассвело, когда машины подъехали к передовой. Рота спешилась, и командиры взводов повели своих новобранцев в окопы, из которых солдаты стреляли из пулеметов по русским, пытавшимся занять выгодный для себя рубеж.

— Помощь пришла! — разнеслось по окопам. — Нас теперь больше русских!

— И больше пушечного мяса, — съязвил чей-то голос.

Роту новобранцев выдвинули вперед. Рихард лег на землю и уткнул голову в песок. Вокруг него все грохотало, рвалось, звенело. Со страхом он ждал, что вот-вот одна из свистящих пуль прошьет его тело — и конец… Бедная мать не дождется и младшего сына. А может, его просто ранят. Хорошо бы! Он даже представил себе, как на костылях подходит к заводу, как его встречают удивленный Виленский и обрадованные товарищи по работе. А с ними мать, отец и невеста брата Мануэла. Они плачут от счастья, а он рассказывает о своих подвигах, становясь в их глазах настоящим героем. Жаль только, креста за солдатскую храбрость не будет…

Рядом громыхнул взрыв, полузасыпав Рихарда землей. Пошевелил руками — целы, ногами — двигаются. «Пронесло!» Приподнял голову, осмотрелся. Вдалеке маячила зеленая стена леса, к ней змейкой тянулась проселочная дорога. Рядом с Рихардом — рукой достать — что-то завернутое в шинель. Вгляделся — и озноб прошел по коже: это же туловище его соседа. Ни головы, ни ног, ни рук поблизости не было.

Снова уткнул голову в песок, чтобы ничего не видеть. Его тоже ждет подобная участь. Всплыли в памяти слова Виленского. «Да, лучше сдаться в плен, чем погибнуть ни за что», — согласился теперь с ним Рихард. Он решил не отрываться от спасительной земли и отлежаться здесь до конца грохочущего ада. Но как это будет долго? Время тянется медленно, очень медленно… Что такое? Кажется, орудия уже не стреляют? И пули не свистят… Действительно, вокруг тихо, хотя в ушах все еще стоит беспрестанный гул. Приподнялся — да он же один, бой кончился. Бросился в глаза облитый кровью солнечный диск, падающий в пропитанные той же кровью красно-грязные облака.

Рихард вначале пополз назад к окопам, а потом не выдержал пугающей тишины, поднялся и побежал во весь рост.

— Форрейтол?! — услышал он в окопе голос командира отделения. — А мы думали, тебя… — Он не договорил, подал солдату котелок с густым гороховым супом. — Подкрепись. Пища для солдата — первейшее дело.

Рихард заглянул в содержимое котелка. Тошнота подступила к горлу, есть не хотелось.

— Поешь, поешь. И все пройдет, — подбодрил его отделенный.

Боясь показать окружающим свою растерянность и опустошенность, Рихард проглотил ложку безвкусного супа. Усилием воли он пичкал себя горохом, с тоской наблюдая, что содержимое котелка почти не убавляется. К счастью, за ним пришел посыльный и повел в блиндаж к командиру роты. «Неужели заметили, как я весь бой пролежал на одном месте?» — забеспокоился Рихард. Ведь могут расстрелять как труса.

Но командир роты назначил Форрейтола в разведывательную группу, дал на отдых два часа и отпустил. «Слава богу, обошлось…»

Ровно через два часа, когда уже стало совсем темно, к нему подошел долговязый обер-ефрейтор. Пахнуло терпким потом — видно, не часто приходилось окопным солдатам мыться в бане.

— Привет, земляк! — дружелюбно поздоровался обер-ефрейтор. — Я твой начальник. Ты ведь тоже из наших, из подберлинцев?! Свои земляки надежней. Это я упросил обер-лейтенанта послать тебя ко мне.

Обер-ефрейтор собрал группу разведчиков в полуразрушенной землянке, сел на ящик с бутылками шнапса и не торопясь стал объяснять боевую задачу. Требовалось всего-навсего перейти ночью линию фронта и захватить «языка».

— Награда, — он похлопал по ящику, — уже получена. Вы сможете ею воспользоваться по возвращении. Все будет в порядке, ребята. Я эту шваль вот уже год таскаю, как цыплят из-под наседки.

В полночь направились к линии фронта. Шли гуськом, строго соблюдая установленную дистанцию. Рихард замыкал группу. Километра через два обер-ефрейтор приказал всем лечь. Легли, напряженно вслушиваясь в ночную тишину. Обер-ефрейтор пополз вперед; за ним — все остальные. Ползли долго, переваливаясь через какие-то кочки. Вдруг в небо взвилась белая ракета, стало светло. Разведчики прижались к земле. Ракета догорела, и они вновь поползли вперед. Рассыпалась над головой вторая ракета, еще ярче первой. Снова остановка. Так продолжалось долго: когда было темно — ползли, при свете — замирали. Рихард совершенно потерял ориентировку и тут еще обнаружил, что остался один. Куда, в какую сторону уползли разведчики? Словно они провалились сквозь землю. При свете ракет он приподнял голову в надежде увидеть товарищей, но их не было. Слева послышалась речь — ищут его. Пополз навстречу — никого. В блеклом свете очередной ракеты виднелись лишь причудливые очертания полусгоревших-полуразрушенных домов какой-то деревушки.

Форрейтол, боясь двигаться вперед или назад, заполз в яму и пролежал до утра. С рассветом он увидел рядом с собой развалины деревушки, казавшейся ему ночью такой далекой. У крайнего, сгоревшего дотла дома — уцелела лишь печка с высокой трубой — появились двое русских. Рихард встал и с поднятыми руками пошел им навстречу.

Из допроса двух военнопленных, проживавших ранее в районе Шварцвальда, Григорьеву удалось выяснить некоторые детали расположения усадьбы баронессы Тирфельдштейн и всех близлежащих к Шварцвальду хуторов. О бактериологическом центре никто из них не знал. Было лишь известно, что в западной части леса имеется какая-то запретная зона, а поблизости от нее живет профессор Шмидт.

Особое внимание подполковника привлекли данные военнопленного Рихарда Форрейтола, отец которого работал садовником у Шмидта. Форрейтол подробно рассказал ему о лесе Шварцвальд, уходящем далеко не восток, о лесном озере, о хуторах, примыкающих к Шварцвальду, и даже нарисовал точный план местности. Упомянул Рихард и о запретной зоне, начинающейся в полутора километрах от Вальтхофа. Объект секретный, видимо, что-то связано с химией.

— Почему вы так думаете? — спросил Григорьев.

— Отец говорил мне, что там работает его хозяин. А ведь профессор Шмидт всем известный химик.

Вывод солдата вполне логичен. Но сам Шмидт, видимо, посвящен в тайну запретной зоны.

— Отец хвалился, что к хозяину приезжал большой начальник из Берлина, — добавил Рихард.

Это уже представляло огромный интерес. Видно, неспроста пожаловал высокопоставленный гость из Берлина к химику-органику.