Перси Джексон и похититель молний - Рик Риордан

— Голубую вишневую колу.

Цвет напитка изменился на ярко-кобальтовый.

Я осторожно сделал маленький глоточек. Отлично.

И я выпил этот бокал за свою мать.

«Она не умерла, — продолжал уверять я себя. — По крайней мере, не насовсем. Она в том, подземном мире. И если это место на самом деле существует, то однажды…»

— Держи, Перси. — Лука протянул мне блюдо с жареной говядиной.

Я наложил себе побольше мяса и уже приготовился засунуть в рот здоровенный кусок, как вдруг заметил, что все встают и подходят с тарелками к жаровне посреди трапезной. Я поинтересовался, может, они идут за десертом или еще за чем.

— Пошли, — велел мне Лука.

Подойдя поближе, я увидел, что все бросают в огонь лучшие куски: самую спелую клубнику, самые сочные куски говядины, самые пухлые, пропитанные маслом булочки.

— Огненное жертвоприношение богам, — пробормотал Лука мне на ухо. — Им нравится запах.

— Ты шутишь?

Лука взглядом предупредил меня, чтобы я воспринял его слова всерьез, но я не мог не подивиться тому, что бессмертным, всемогущим богам может нравиться запах горелой пищи.

Лука подошел к огню, склонил голову и бросил в жаровню горсть крупного винограда.

— Гермесу.

Настала моя очередь.

Хотелось бы мне знать, имя какого бога произнести!

Наконец я молча взмолился: «Кто бы ты ни был, скажи мне. Пожалуйста!»

Я сбросил в пламя большой кусок говядины.

И, почувствовав струйку дыма, вовсе не ощутил рвотного позыва.

Запах ничем не напоминал запах подгорелого мяса. Из жаровни к небу вознесся аромат горячего шоколада, поджаристых шоколадных пирожных с орехами, гамбургеров, полевых цветов — сотен разных вещей, которые никогда не сочетались, а тут образовывали ни с чем не сравнимое благоухание. Я даже почти поверил, что боги могут жить этими запахами.

Когда все вернулись на свои места и заканчивали ужин, Хирон снова призвал нас к вниманию стуком копыта.

Из-за стола с тяжелым вздохом поднялся мистер Д.

— Полагаю, я должен поприветствовать всех вас, сорванцы. Ну, ладно, привет. В нашем расписании произошли некоторые изменения. Наш исполнительный директор Хирон сообщил, что следующий захват флага откладывается до пятницы. Пока же лавровый венок удерживает у себя домик номер пять.

Над столиком Ареса раздались нестройные радостные возгласы.

— Мои поздравления, — продолжал мистер Д. — Также хочу сообщить, что сегодня к нам прибыл новичок. Питер Джонсон.

Хирон прошептал ему что-то.

— То есть я хотел сказать, Перси Джексон, — поправился мистер Д. — Вот теперь все правильно. Ура и все такое. А теперь бегите к вашему глупому костру. Вперед.

Все разразились приветственными криками. Затем мы все направились к амфитеатру, где обитатели домика Аполлона исполнили «Пойте вместе с нами». Мы пели песни, сочиненные жителями лагеря и посвященные богам, ели традиционное сладкое угощение, шутили, и самое странное было то, что никто больше не обращал на меня внимания. Я чувствовал себя как дома.

Еще позже, когда искры костра взвивались к звездному небу, снова прозвучала поющая раковина, и мы стали расходиться по своим домикам. Я даже представить не мог, как я вымотался, пока без сил не рухнул на взятый взаймы спальный мешок.

Мои пальцы сжимали рог Минотавра. Я подумал о маме, но в голову пришли только хорошие воспоминания: ее улыбка, сказки, которые она читала мне на ночь, когда я был еще совсем маленький, и как она успокаивала меня, что не позволит клопам кусаться.

Стоило мне закрыть глаза — и я моментально уснул.

Так прошел мой первый день в Лагере полукровок.

Если бы я знал, как недолго продлится моя радость.

Глава восьмая

Мы захватываем флаг

В течение последующих нескольких дней я погрузился в поток обыденной жизни — ощущение, хорошо знакомое каждому, если, конечно, не считать уроков, которые давали мне сатиры, нимфы и кентавр.

Каждое утро Аннабет занималась со мной древнегреческим, и мы с ней говорили о богах и богинях в настоящем времени, что само по себе было несколько странно. Я обнаружил, что Аннабет права насчет моей дислексии: читать по-древнегречески оказалось не так уж сложно. По крайней мере, не труднее, чем по-английски. Через пару уроков я уже мог, правда с запинками, прочесть несколько строк из Гомера без особой головной боли.

Остаток дня я болтался в поисках каких-либо занятий, в которых мог отличиться. Хирон пробовал учить меня стрелять из лука, но довольно скоро выяснилось, что с луком и стрелами у меня нелады. Кентавр, однако, не жаловался, даже когда ему приходилось вытаскивать сломанную стрелу у себя из хвоста.

Соревнования по бегу? Тоже без толку. Тренеры дриад раскритиковали меня в пух и прах. Правда, при этом всячески утешали. Они говорили, что им пришлось практиковаться веками, удирая от одержимых любовью богов. Но все же передвигаться медленнее, чем дерево, было несколько унизительно.

А борьба? Про это лучше и вовсе забыть. Каждый раз, когда я оказывался на мате, Кларисса просто стирала меня в порошок.

— Так тебе и надо, лох, — бормотала она мне на ухо. — То ли еще будет!

Единственное, в чем я превосходил других, — гребля на лодке, и это стало примером мастерства героя, которого люди ждут от парня, одолевшего Минотавра.

Я знал, что старшие обитатели лагеря и вожатые ломают головы над тем, кто же мой отец, но это оказалась задачка повышенной сложности. Я не был так силен, как отпрыски Ареса, и не так хорошо владел луком, как дети Аполлона. Я не обладал навыками Гефеста в работе с металлом или, хотя у богов это запрещено, умением Диониса выращивать виноградные лозы. Лука сказал мне, что я могу быть сыном Гермеса — мастером на все руки, который толком ничего не умеет. Но у меня было чувство, что он просто хочет меня подбодрить.

Несмотря на все это, лагерь мне нравился. Я привык к утреннему туману над берегом, запаху нагретых солнцем клубничных полей в полдень и даже к причудливому вою монстров в лесу по ночам. Я ужинал вместе с обитателями домика номер одиннадцать, бросал часть своей еды в огонь и старался почувствовать хоть какую-то связь со своим отцом. Но то ощущение не приходило — то теплое чувство, которое я всегда испытывал, вспоминая его улыбку. Я старался поменьше думать о маме, но все же гадал: если боги и монстры реальны, если все это волшебство и чудеса возможны, есть ли какой-то способ спасти, вернуть ее?..

Я понемногу начинал понимать горечь, прозвучавшую в первый день в словах Луки, то, как ему хочется упрекнуть своего отца Гермеса. Ладно, согласен, может, у богов есть дела и поважнее. Но неужели они не могут хоть раз окликнуть тебя, прогреметь громом, подать знак? Ведь мог же Дионис доставать свою диетическую колу прямо из воздуха? Неужели мой папа, кто бы он ни был, не мог заставить материализоваться телефон?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});