Молодые невольники. Смертельный выстрел. - Майн Рид

араб.

— Нет, но он говорит по-английски; он плавал на английских судах и будет куплен вместе с нами.

Затем арабы оставили наших моряков, обещая вернуться на другой день утром.

После их ухода Джим передал своим товарищам весь разговор с арабами, и они почувствовали, что у них в душе промелькнул проблеск надежды.

На другой день утром арабы пришли опять, и невольники, по их желанию, встали и вышли к ним для подробного осмотра.

Убедившись, что все невольники могут вынести путешествие, один из арабов сказал, обращаясь к Джиму:

— Мы купим вас, если вы докажете нам, что не обманываете нас, и если вы примете наши условия. Скажите племяннику английского купца, что мы требуем за каждого из вас выкуп в полтораста испанских долларов.

Джим сообщил об этом Гарри, который немедленно согласился на требуемую сумму. При этом Джим сделал оговорку, что за крумэна «дядя» едва ли согласится дать больше ста долларов.

Несколько минут арабы тихо говорили между собою, а затем один из них сказал:

— Хорошо. Мы согласны на сто долларов за негра, а теперь приготовьтесь к отъезду, завтра утром на рассвете мы отправляемся в путь.

Затем арабы ушли. После их ухода глубокая радость овладела невольниками: надежда на освобождение снова улыбалась им.

Брат Билля передал свой разговор с их новыми хозяевами.

— Я хорошо знаю характер арабов, — сказал он, — и нарочно не хотел принимать всех их условий, не поторговавшись немного; иначе они подумали бы, что мы обманываем их. К тому же, ввиду того, что крумэн не английский подданный, в получении выкупа за него могут встретиться большие затруднения и поэтому следовало во всяком случае условиться о возможно меньшей цене.

Перед вечером им принесли добавочную порцию пищи; по ее изобилию они заключили, что она была приготовлена за счет их новых хозяев, что предвещало им лучшее будущее.

Они легли спать и в первый раз со времени кораблекрушения провели ночь превосходно.

Глава XVIII

НОВЫЕ МУЧЕНИЯ

На следующий день утром арабы привели трех ослов, на которых во время путешествия по очереди могли садиться белые невольники. В качестве племянника богатого купца Гарри Блаунт пользовался наибольшею благосклонностью своих новых хозяев: в его личное распоряжение дали особого верблюда.

Гарри всеми силами старался отклонить такое ничем не заслуженное преимущество. Арабы не обратили внимания на его возражения, а несколько слов Джима заставили его скоро умолкнуть.

— Они рассчитывают, что вместе с вами выкупит и нас ваш богатый родственник; вы ни в коем случае не должны поэтому отказываться от верблюда, иначе это может возбудить у них подозрения, и тогда пропало все наше дело. Кроме того, разве вы забыли, что в случае неудачи на вас ляжет вся ответственность и вы должны будете жизнью заплатить за обман, если на наше несчастье в Могадоре никто не согласится внести за нас выкуп. Принимайте же смело теперь награду за тот риск, которым грозит вам это путешествие. Ведь вы слышали: они обещали отрубить вам голову, если то, что мы им наговорили, окажется обманом.

Сделав около двенадцати миль по плодородной равнине, арабские купцы подошли к водоему, вокруг которого они расположились лагерем на ночлег. Водоем был сделан из камня и притом таким образом, что в нем собиралась вся вода, текущая в него тонкой струйкою.

На другой день купцы остановились возле колодца, вокруг которого уже стоял лагерем пришедший еще раньше большой арабский караван. Стада паслись на равнине. Белые невольники могли на свободе изучать нравы этого кочевого народа и между прочим в первый раз увидели тут приготовление масла по арабскому способу.

Козий мех, наполненный смешанным ослиным, верблюжьим, овечьим и козьим молоком, подвешивается при входе в палатку, затем его мерно раскачивают до тех пор, пока не собьется масло, которое женщины и вытаскивают своими черными пальцами.

Арабы с тщеславной гордостью говорят, что именно им первым принадлежит открытие способа делать масло.

Заслуга, надо сказать правду, не особенно значительная, потому что необходимость наливать молоко в козьи меха и раскачивание их во время переезда на спине верблюдов должны были сами по себе внушить им мысль о возможности получить масло именно таким способом.

На этой стоянке невольникам раздали несколько ячменных лепешек и немного масла. Оно показалось им восхитительным, несмотря на его не совсем опрятный способ приготовления.

Вечером три купца и еще несколько арабов уселись в кружок. Подали большую трубку, и каждый, сильно затянувшись, передавал ее своему соседу.

Они очень оживленно разговаривали между собой, причем часто произносилось слово «Свеора», то есть Могадор.

— Разговор идет о нас, — сказал Джим. — Нужно узнать, о чем именно они толкуют. Боюсь, как бы не случилось чего-нибудь ужасного.

— Крумэн, — сказал он, обращаясь к африканцу, — они не знают, что ты говоришь на их языке. Ложись поближе к ним и притворись спящим и не пропускай ни одного слова. Если пойду я, они меня прогонят.

Крумэн сделал вид, что ищет, где бы поудобнее улечься на ночь, и растянулся вблизи арабов.

— Меня так часто обманывала надежда получить свободу, — сказал Джим, — что я каждую минуту боюсь, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство расстроит все дело. Эти люди говорят о Могадоре, и мне не нравятся их взгляды. Смотрите-ка! Что это они хотят делать? Мне кажется, что эти арабы делают предложения нашим хозяевам на наш счет. Да ниспошлет на них проклятие их пророк, если это так!

Разговор арабов затянулся до позднего вечера. Белые невольники с понятным нетерпением ожидали возвращения крумэна.

Наконец он пришел, и все окружили его, чтобы узнать, о чем говорили между собой арабы.

— Я все понял, отлично понял, но, к сожалению, не узнал ничего хорошего, — сказал крумэн.

— В чем дело?

— Двух из вас продадут завтра утром!

— А кого именно?

— Не знаю.

Затем крумэн сказал, что один из вновь прибывших арабов был скотоводом, владеющим большими стадами, и недавно вернулся из Свеоры. Он уверял купцов, что они не получат большого выкупа за своих невольников в этом городе и не покроют издержек, которые им придется нести во время такого далекого путешествия. Затем он еще прибавил, что никогда христианский консул или иностранный купец в Могадоре не согласится уплатить большого выкупа, а если и уплатит, то только за двоих или троих невольников, а отнюдь не за шестерых. Кроме того, консулы в этих случаях оплачивают только расходы по путешествию и платят одинаково, как за знатного человека, так и за последнего бедняка.

После долгих переговоров купцы решились продать владельцу стад двух своих невольников;