Беглянка (ЛП) - Элизабет Мэри

— Ты сможешь быть тихой? — спрашивает он, проводя губами по моей щеке.

— Да, — говорю я, затаив дыхание.

Правда в том, что я не знаю, смогу ли быть тихой. Это не проблема, когда я работаю с клиентами в профессиональной обстановке, потому что на моей стороне нет эмоций. Игра, которую я устраиваю, пока мои завсегдатаи пользуются своим временем со мной, предназначена для их удовлетворения. Им нравится мысль, что мне трудно сдерживать свои крики удовольствия, потому что их сотрудники находятся прямо за дверью. Скрытность и секретность усиливают их желание, потому что кому не нравится возможность разрушить все, ради чего они работали?

Это не так. Это неудержимая приманка. Мы не можем быть первой парой, которая трахнется в этом переулке, не тогда, когда напитки такие хорошие, а атмосфера такая сексуальная. Музыка слишком плавная, а танцпол слишком маленький. Когда горячие тела так пьяны и так близко друг к другу, пары вынуждены улизнуть, чтобы справиться с накопившимся сексуальным напряжением.

— Что ты делаешь со мной? — шепчет Талант, прежде чем прижать свой рот к моему.

Я сразу же возвращаюсь к своему слову, вскрикивая от его поцелуя, когда его язык раздвигает мои губы и его длина касается моего центра. Он хихикает в мой рот, и его удовольствие — мой любимый звук. Я беру его лицо в свои руки, чтобы получить больше, и прижимаюсь губами к его злой улыбке, касаясь подлинного счастья, как будто впервые в жизни.

— Мы можем вернуться ко мне в офис, — говорит он, скользя губами по моему горлу. Талант напирает на меня, скручивая меня все туже и туже, как веревку, которая вот-вот порвется.

— Ты можешь ждать так долго? — спрашиваю я, расстегивая одну пуговицу за другой.

Секс в переулке с лицом, столь же узнаваемым, как у Таланта — это то, что я должна принять во внимание, но я, наконец, понимаю привлекательность игры с огнем. Я висела на волоске, когда протягивала руку между нами, чтобы расстегнуть брюки Таланта. В этом не будет ничего медленного или быстрого. Судя по испепеляющему взгляду в его глазах, он вот-вот сломается рядом со мной.

Нет пути назад, когда он в моей руке. Все тело Таланта содрогается, прижимаясь к моему, и я не могу заставить свое нижнее белье сдвинуться достаточно быстро, чтобы приветствовать его внутри себя. Он растягивает меня до упора, и мы падаем друг на друга, испытывая облегчение. Прислонившись лбом к его плечу, я вдыхаю запах его кожи и впитываю его успокаивающую энергию до того, как все остальное тело напомнит мне о том, что мы делаем.

Покачивая бедрами, я не повторяю одну и ту же ошибку дважды и не смотрю, как член Таланта входит и выходит из меня. Я провожу рукой между нами и чувствую это, охватывая своей хваткой основание его мужского достоинства.

Он скользкий от моего желания, и становится все тверже с каждым толчком.

— Ш-ш-ш, — шикает он мне в ухо, пытаясь заглушить звуки, которые я не могу контролировать.

Мои плечи горят, царапая грубую кирпичную стену, когда он врезается в меня. Вся моя спина будет в синяках, но ничто не может помешать мне сжать ноги вокруг Таланта и запрокинуть голову, чтобы посмотреть, как звезды вспыхивают в ночном небе или за моими закрытыми глазами.

Талант прикрывает рукой мой рот, чтобы заглушить мои крики, когда веревка, наконец, рвется в потоке нитей и волокон. Контраст между холодным воздухом, проникающим в мои легкие, когда я задыхаюсь от его руки, и теплом, извергающимся через мое тело, создает бурю, которая почти стирает меня с лица земли, когда я распутываюсь в жестоком вращении.

— Блять, — стонет Талант, опуская своё лицо в изгиб между шеей и плечом. Он сокращает свои толчки, когда входит в меня, и я кусаю внутреннюю часть его ладони, чтобы убедиться, что я не одинока в этом болезненном блаженстве.

Прохладный океанский воздух становится холодным для моей разгоряченной кожи, но я не знаю, не буду ли я когда-нибудь снова так горяча, когда на меня падают угли с пылающего неба. Моя кожа колется, как мои легкие, и я хочу раствориться. Разве можно стоять на собственных ногах после того, как вот так развалился? Как Талант может? Или мы просто поддерживаем друг друга?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он не смягчается внутри меня, но Талант поправляется, несмотря на мой протестующий стон.

— Хочешь встать? — он спрашивает.

— Пока нет, — честно отвечаю я.

Я цепляюсь за Таланта, и он нежно целует меня, когда жар спадает с моих щёк. Я слаба в его объятиях, сыта и пьяна одновременно. Следуя его примеру, я сосредотачиваюсь на выравнивании его дыхания и успокаивание его сердцебиения, пока сама не успокаиваюсь. Прижавшись щекой к его плечу, я большим пальцем рисую круги на затылке Таланта и моргаю, когда мое зрение проясняется.

Силуэт с фонариком освещает нас из конца переулка. Талант не сводит с меня глаз, пока я не стою самостоятельно, и держит меня неподвижно, взявшись за локоть.

— Убирайтесь, ребята, — зовет силуэт. Он и его свет исчезают за углом, оставляя Таланта и меня под звездами, которые так и не взорвались. Это была только я.

— Ты хочешь пойти домой? — спрашивает Талант.

Я не уклоняюсь от встречи с его пристальным взглядом. Это для меня. Это все мое. Хотя бы на ночь.

Покачав головой, я говорю.

— Еще нет.

Талант прижимает меня к себе, прикрывая рукой мои плечи, и мы неторопливо возвращаемся в бар, как будто это место принадлежит нам. Группа на сцене, но мы слушаем её из-за нашего столика, где я сижу на коленях у Таланта, и мы делим ликер прямо из бутылки. Понятие времени ускользает от меня, и любые мысли, кроме непосредственного момента, мимолетны.

— Как долго это будет продолжаться? — спрашиваю я сквозь музыку.

Талант смотрит на часы с тяжелыми веками, весь раскрасневшийся.

— Они должны скоро закончить. Хочешь заказать еще одну перед последней песней?

Он держит нашу бутылку ликера за горлышко и выпивает последние несколько унций. Я умру, если мы закажем еще одну бутылку, но я не это имела в виду, и он это знает.

Талант Ридж — плохой ублюдок.

Он выглядит небрежно в своих дорогих брюках, одетых как попало, как будто они не стоят больше, чем этот бар зарабатывает за ночь. Сидя с самой красивой девушкой в комнате, которая удобно устроилась на его коленях, раздвинув собственные, пьяный и трахнутый, он совсем не похож на чопорные картинки из интернета. Стойкие обложки деловых журналов и безупречная репутация не оставляют места доброте и хладнокровию. Для внешнего мира он строго профессионал и не заботится о своем холостяцком статусе.

В шести дюймах между нашими лицами Талант из тех парней, которые заставляют шлюху чувствовать себя королевой.

— Мне нравится проводить с тобой время, Лидия. Но я ни хрена за это не плачу, — Талант облизывается.

Уткнувшись лбом в его, я соглашаюсь с этим…

С каких это пор звук моего будильника звучит так, будто дровосек прорезает мне голову бензопилой?

Прикрывая глаза сгибом локтя, я переворачиваюсь с бока на спину и сжимаю губы, когда огонь зажигает мой пищевод. Пес прыгает на кровать рядом со мной, лижет мою руку и тыкается носом в меня. Я отмахиваюсь от него и сажусь, вздрагивая от пульсирующей боли в висках. Я опрокидываю стакан воды с тумбочки, ругаюсь и нажимаю кнопку повтора на часах.

Я вне себя.

Буквально.

Я тру глаза тыльной стороной ладони, надеясь, что это поможет моей голове каким-то образом исправить внезапное изменение. Это не насморк или грипп. Я заболела кое-чем похуже, вроде лихорадки Эбола или чумы. Я умру в одиночестве в своей квартире, и никто не найдет меня, пока Инес не начнет задаваться вопросом, где ее пятнадцатипроцентная доля.

Во рту у меня сухо, как в пустыне Сахара, и я облизываю губы, чтобы они не треснули. Вкус ванили и дуба навевает воспоминания о прошлой ночи. Все началось по старинке и закончилось тем, что последние капли виски попали мне на язык прямо из бутылки. Посередине Талант Ридж просит меня потанцевать, целует меня в переулке, а потом я сижу у него на коленях, пока группа не сыграет свою последнюю песню.