Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав

– Похоже, без него нам всё же не обойтись.

Даже Кольна, прежде невозмутимый, привстал из своего кресла.

– Это?…

– Смеющееся Зеркало.

– Я думал, что оно…

– Знаю, старый друг, и не ты один. Кто вообще мог представить себе, что самая драгоценная и уникальная во всех Четырех Пределах вещь будет выглядеть так? Что Смеющееся Зеркало не полированный серебряный гигант в вычурной драгоценной раме, а всего лишь немного самого обычного стекла и дерева? Но это так.

Фрэнк тоже встал, медленно подошел ко мне. Заглянув через плечо, посмотрел в Зеркало. Покачал головой и неожиданно показал язык. Некоторое время любовался им, затем тихо рассмеялся и, резко развернувшись, прошел обратно к столу. Там воин плюхнулся в мое кресло и решительно шлепнул себя ладонями по коленям:

– Я готов!

– Итак, у нас есть Зеркало и есть тот, кто будет спрашивать. Осталось лишь определиться с вопросом, ведь второй попытки не будет.

– Может, я и не прав, господин, но, по-моему, все мы в той или иной мере пришли к выводу, что наиболее вероятный претендент на роль нашего врага – Мудрый Серебряная Маска. Разумно ли в таком случае тратить Зеркало на подтверждение этого?

– И что ты предлагаешь, Кольна? – Мой слуга облизнул губы:

– Не лучше ли спросить, где находятся Оллар Южный и Керволд Восточный?

– Или, скажем, с какой целью наш неизвестный их устранил? – подал голос Фрэнк.

Я покачал головой:

– Ни то, ни другое не годится. Керволд говорил мне, что ответы Зеркала, судя по всему, должны быть односложными и конкретными. В первом случае, Кольна, мы рискуем услышать: «в доме», «на горе», «в лесу», «на дне морском» и так далее. Как ты сам понимаешь, такой ответ нас не устроит. А если задать твой вопрос, Фрэнк, то варианты могут быть следующие: «из мести», «чтобы подчинить себе Пределы», «из зависти», «со скуки»…

Нет, друзья мои, вопрос может быть только один: «кто»? Зная ответ на этот вопрос, мы самостоятельно сможем найти и цель, и способ, и причину произошедшего.

И Кольна, и Фрэнк согласно кивнули, и я положил Смеющееся Зеркало на стол перед воином.

– Ну и что мне теперь делать? Как заставить его говорить?

– В такие тонкости Керволд меня не посвящал, но, думаю, для начала ты должен глядя в него назвать его по имени.

Пожав плечами, Фрэнк пристально посмотрел в Зеркало и негромко позвал:

– Эй, Зеркало! Смеющееся Зеркало! – Ничего не произошло.

Воин и Кольна испытующе посмотрели на меня.

– Хорошо, попробуй проделать всё то же самое, но теперь держи его в руках. И говори громко, чтобы оно поняло – ты обращаешься именно к нему.

Осторожно сжав в ладони хрупкую на вид оправу, воин вновь позвал:

– Смеющееся Зеркало! Я обращаюсь к тебе с вопросом! – То, что произошло дальше, не мог предвидеть даже я. Отражение лица Фрэнка в Зеркале исчезло. Блестящая поверхность стекла теперь ничего не отражала. Тело воина выгнулось, словно его неожиданно растянули на невидимых распорках, голова откинулась назад, свободная рука впилась в подлокотник кресла так, что он затрещал, а из-под побелевших ногтей выступила кровь. С Зеркалом же, намертво зажатым в другой руке, ничего не случилось.

А потом Фрэнк засмеялся.

Он хохотал, и от этого дикого, неестественно высокого истерического хохота меня, несмотря на теплую одежду, моментально пробил холодный пот.

Теперь я понимал, почему создание Керволда называется именно так.

С трудом заставив себя отрешиться от жуткого смеха, я приказал:

– Спрашивай! Ну же, спрашивай!

Но Фрэнк, казалось, меня не слышал. Он продолжал смеяться.

– Фрэнк!

Подскочив к воину, я тряхнул его за плечо. Казалось, под моими пальцами было вовсе не человеческое тело, а холодный гранит статуи. Заглянув в его лицо, я отшатнулся: зеленые внимательные глаза исчезли. Вместо них сверкали точные копии Зеркала, в блестящей глади которых не отражалось ничего. Струйка крови показалась из левой ноздри воина, смех стал еще более безумным и высоким. Он разрывал мне уши.

– Господин! Господин, он же погибнет!

Бледный, как привидение, Кольна схватил меня за руку.

– Он нас не слышит! Что же делать?! – И тут я понял.

– Кольна! Человек, вступающий в контакт с Зеркалом, сам становится им! Спросить должен другой!

– Хорошо. Тогда им буду я.

Прежде чем я успел возразить, толстяк громко и внятно произнес:

– Смеющееся Зеркало!

Дикий смех стал чуть тише, потом и вовсе стих. Не меняя позы, Фрэнк – если сейчас это был Фрэнк – повернул к нам голову. Обескровленные губы его раздвинулись в кошмарной улыбке, и мы скорее разумом, нежели ушами, услышали:

– Спрашивай!

– Назови мне имя того, кто виновен в исчезновении Оллара Южного и Керволда Восточного!

– Я слышал твой вопрос. Ответ на него – Трейноксис. Прощай!

Лишь эти слова сорвались с губ Фрэнка, как раздался неестественно высокий, почти на грани человеческого слуха, звон. Я почувствовал, как что-то бестелесное на запредельной скорости пронеслось возле меня, и в тот же момент тело воина обмякло, пальцы его правой руки разжались, и на ковер упали два предмета: расщепленные осколки деревянной оправы и овальный кусок стекла, через всю поверхность которого шла широкая извилистая трещина.

Герб. Наследник

В Янтарном Покое – ни души. Хорошо, тихо. Спокойно. Можно посидеть, подумать, хоть на какое-то время отрешиться от повседневных забот. А если и заглянет кто, так что же? Сидит Ард-Ри Коранн Мак-Сильвест за резным столом, задумчиво лезвие кинжала полирует, из кубка мед прихлебывает. А что хмурится отчего-то – так это не странно, тяжела ты, доля властелина Предела, а венец верховного правителя прежде всего – символ забот неустанных.

– Господин!

О, Четыре! Неужели опять?!

Входит Гуайре Менд, управитель Ард-Ри. Побратим, испытанный в радости и горе друг. Учтиво кланяется. Я недовольно машу рукой. Наедине можно забыть о том, кто они сейчас. Оставим, старый друг, поклоны да цветистые речи другим. Киваю на лавку напротив себя, от души плещу в драгоценную чашу золотистого меда.

– Садись, садись, Гуайре. Мы с тобой, кажется, уже тысячу лет не сидели просто так, друг напротив друга, как бывало когда-то. Помнишь?

Гуайре улыбается, кивает. Принимает чашу, как всегда чуть заикаясь – память о давнишнем ударе копья, отсюда и прозвище Менд – Заика – произносит традиционное восхваление Четырем. Отпивает.

– Как семья?

– Слава Всеблагим! Сыновья растут вверх, жена – вширь. В общем, всё как обычно. А как ты, Коранн? Как Этайн?

На моих губах, против воли, появляется улыбка:

– Всё хорошеет. Да тебе, поди, это лучше меня известно. Сдается мне, что ты за последнее время видел ее куда чаще…

Совсем недавно вернулся я в Ардкерр. Лишь десять дней после провозглашения новым Ард-Ри и свадьбы провел дома, с милой женой, наслаждаясь любовью и покоем. А потом навалились дела, закрутили снежным бураном. Много их накопилось за то время, пока болел покойный Меновиг, вот и пришлось его преемнику метаться раненым оленем по всему Пределу, несмотря на глубокий снег и жгучий мороз. Кое-кто из стариков даже ворчал: не подобает, дескать, верховному правителю Предела по стране ездить, к союзникам да данникам, споры и раздоры разрешать. Дома нужно сидеть, пировать, охотиться, песни слушать, любовью наслаждаться. А кому нужно – сами пусть едут, да дары везут, как встарь водилось. Только я таких отродясь не слушал. Долго на одном месте сидеть не любил, долгих праздностей не любил, а больше всего не любил – ждать. Впрочем, вслух я неизменно повторял одну и ту же фразу: «Венец верховного правителя – не знак привилегий, но знак долга. И до тех пор, пока в любом, самом отдаленном конце Предела требуется присутствие Ард-Ри, место его там, и только там». Вот и получилось, что лишь через сорок с лишним ночей вернулся я в Ардкерр, которую давно уже считал домом. А дома опять: дела, заботы…