Адъютант его превосходительства - И. Болгарин

И вот наступило наконец его время, и как же неудачно оно началось! Прошло двое суток, а быть может, и больше. Об узниках словно забы-

ли…

Ротмистр Волин лежал рядом с Кольцовым. Тревожно ворочался на соломе, иногда что-то бессвязное бормотал во сне. Както под утро он приподнялся на локте, потрогал Кольцова, заговорщически зашептал:

– Капитан!.. Капитан Кольцов! Вы спите?

– Нет, – помедлив, отозвался Кольцов.

– Я все это время разрабатываю в голове разные планы побега.

– Придумали что-нибудь?

И взволнованно, словно обличая кого-то, Волин начал говорить сначала тихо, а потом, распаляясь, все громче:

– Дребедень какая-то. В духе «Графа Монте-Кристо» или еще чего-то. И я подумал вдруг: а может, в этой самой революции и во всем этом есть ка­кой-то биологический смысл? Как в браке дворянина с крестьянкой, чтобы внести свежую струю крови!.. Мы ведь вырождаемся… Я бы даже сказал – выродились. Инстинкт самосохранения и тот отсутствует. Спокойненько так ждем смерти. Как скот на бойне… Что вы?

– Я слушаю, – безразличным тоном сказал Кольцов.

– В какой-нибудь азиатской стране всю эту вакханалию прихлопнули бы за неделю. Ходили бы по горло в крови, но прихлопнули бы. А мы… – Ив голосе Волина зазвучала неподдельная, уничижительная горечь.

– Я не знаю, что можно придумать в нашей ситуации, – приподнявшись на локте, тихо сказал Кольцов. – Однако, ротмистр, я думаю, что законность в России скоро восстановится. И я вам советую, вернувшись домой, же­ниться на крестьянке. Во имя вашего потомства…

Оказалось, что их разговор слышали все. Кто-то не выдержал, засмеял­ся. Засмеялись и остальные.

– Браво, капитан! – поддержал полковник Львов.

– Недобрая шутка, капитан, – сухо сказал Волин и с вызовом добавил: – Но ей-богу, если бы случилось чудо, нет, если бы это помогло чуду и нам бы удалось спастись, ну что ж, я согласен жениться на крестьянке.

Проскрипела над их головами ляда, и в светлом квадрате появилось зас­панное лицо охранника.

– Эй вы, там! Держите?.. – с равнодушной ленцой предупредил он.

И сверху вниз поплыло ведро с болтушкой. Капитан Ростовцев подхватил его, поставил посреди темницы.

– Прошу к столу, господа!

«Господа» не заставили себя упрашивать. Уселись мигом вокруг ведра. На ощупь опускали в ведро ложки, ели.

– Кухня шеф-повара «Континенталя» дяди Вани, – кисло пробормотал по­ручик Дудицкий, брезгливо помешивая ложкой в ведре.

– Я в Киеве предпочитал обедать в «Апполо», – подал реплику Волин. – Там в свое время были знаменитые расстеган.

– Что-то сейчас там, в нашем Киеве, – задумчиво произнес полковник Львов.

– «Товарищи» гуляют по Крещатику, – сказал капитан Ростовцев так, чтобы слышали красные командиры. – Красные командиры едят в «Апполо» кондер с лошадиными потрохами…

– Я не о том. У меня в Киеве сестра. К ней должны были приехать моя жена с сыном, да вот не знаю, добрались ли… – Полковник не закончил фразу: снова заскрипела ляда и в проеме появилось несколько раскраснев­шихся от выпивки лиц.

– Пожрали?.. Все! Вылазь! Вышло ваше время!..

Они по одному вылезли из подвала и, ослепленные после темноты, оста­новились у широко открытой двери амбара, не решаясь выйти на улицу, за­литую ярким солнечным светом. Все они были босые, без ремней, в выпущен­ных наружу рубахах и гимнастерках.

Мирон пошел вперед, за ним двинулись пленные. Слева и справа от них настороженно шагали с обрезами в руках конвойные.

Они прошли через двор, обогнули пулеметную тачанку, на задке которой была прибита фанера с коряво выведенной надписью: «Бей красных, пока не побелеют! Бей белых, пока не покраснеют!» – подошли к крыльцу.

– Ласково просим до хаты, – паясничал Мирон, показывая на дверь. – Сам батько Ангел пожелал с вами побеседовать.

Когда пленники вошли в просторную, украшенную вышитыми рушниками и в богатых окладах иконами горницу, батька Ангел обернулся к ним и, прищу­рив глаза, долго и бесцеремонно рассматривал, наслаждаясь их жалким ви­дом. Затем, напустив на себя неприступный вид, приказал:

– Докладывайтесь, кто такие?

Полковник Львов передернул плечами и отвернулся.

– Та-ак… Не желаете, значит, говорить? – распаляя себя, медленно протянул атаман.

И тогда за всех на вопрос Ангела ответил Волин:

– Все мы – кадровые офицеры, кроме этих двоих. – Ротмистр указал гла­зами на Сиротина и Емельянова. – Среди нас – полковник Львов.

– Кадровые, говоришь, офицеры?.. А этот, говоришь, полковник? – хрип­ловатым то ли с перепоя, то ли еще со сна голосом переспросил Ангел и внимательно посмотрел на Львова. – Куда ж он сапоги дел? Пропил?

У Львова дрогнуло лицо, он хотел что-то сказать, но промолчал.

– Сапоги с нас сняли ваши люди, – выступил вперед Кольцов. – Вот этот! – И он указал глазами на Мирона, который сидел возле двери на та­бурете, выставив вперед на показ ноги в трофейных сапогах, словно приго­товился смотреть спектакль.

– Этот? Ай-яй-яй! А еще боец свободной анархо-пролетарской армии ми­ра! – укоризненно покачал головой батька и снова стал рассматривать пленных холодным, немигающим взглядом.

Затем подошел к столу, быстрыми движениями расстелил карту: – Так вот, братва, хочу я с вами маленько побеседовать…

Вы уж не обижайтесь, у нас ни товарищев, ни благородиев. Мы по-прос­тому: братва и хлопцы.

– А как же женщин будете величать? – не удержался, язвительно спросил Львов.

Однако Ангел сделал вид, что не услышал этого вопроса.

– Так вот, хочу я, братва, прояснить вам обстановку, чтоб, значит, мозги вам чуток прочистить. Может, чего поймете! – Ангел склонился к карте, продолжил: – Тут вот сейчас красные. Отступают… Тут – белые. Наступают. Вроде бы как все складывается в вашу пользу, – он взглянул на белых офицеров, а затем перевел взгляд на красных командиров, – и не в вашу пользу. Но это обман зрения. – И, сделав большую, выразительную паузу, торжествующе добавил: – На самом деле все складывается в мою пользу…

Ангел несколько раз прошелся по горнице, снова остановился перед пол­ковником Львовым, спросил:

– Понимаешь?

– Нет, – чистосердечно сказал полковник, считая, что ложь даже перед таким человеком, как Ангел, унизит его самого.

– Во-от. Вы все много учились и маленько заучились. – Он хитровато зыркнул взглядом в сторону красных командиров: – Кроме вас, ничему не обученных. Мы тоже, правда, в грамоте не сильны, но вот до чего дошли своим собственным мужицким умом. Война идет где? Вот здесь… – Он ука­зал на карту. – На железных дорогах. И слава богу, воюйте себе на здо­ровье! До ближайшей железной дороги сколько верст? Сколько, Мирон? – Ли­цо у батьки вытянулось, и он стал похож на большую переевшую мышь.