Жрицы любви. СПИД - Ги Кар

В число «вредин» входил и Финансист, предпочитавший, чтобы к нему обращались месье Раймон. В прошлом он действительно был банкиром, но, к несчастью, обанкротился. Он долго влачил жалкое существование, всеми забытый, оставленный близкими, пока его не приютили сестры-благотворительницы. Верная своему принципу — использовать профессиональные навыки каждого — Элизабет поручила ему вести бухгалтерский учет «расходов на роскошь». Эти относительные роскошества помогали скрашивать серые будни: покупались сладости, книги, игры, игральные карты, позволяющие скоротать долгие зимние вечера. Месье Раймон выполнял свои обязанности с необычайной добросовестностью, достойной всяческих похвал, приходно-расходная книга велась им безукоризненно. Занимая чуть ли не официальный пост, он пользовался в доме престарелых особым уважением.

Арсен, бывший золотых дел мастер, звался Ювелиром. Его способности также пригодились: он чинил металлические дешевые колечки, составляющие все богатство старушек, ремонтировал часы, столь же древние, как и их владельцы… Но его главным творением стал ковчежец для часовни.

Наконец, среди них был Певец, чье настоящее имя не было известно, но псевдоним звучал гордо: Мельхиор де Сен-Помье. Несмотря на свои семьдесят семь лет, он выглядел еще весьма импозантно и обладал особой манерой откидывать назад пышную седую гриву, как будто по-прежнему возвышался на подмостках над толпой восторженных почитателей… Мельхиор де Сен-Помье выступал когда-то в кафе-шантанах во время расцвета подобных заведений. Послушать его, так он исполнял там все песни: «Когда я был в Эден д’Аньере… Вспоминаю Алказар де Сен-Флур… Какой всеобщий восторг вызвала моя песня «Когда расцветет белая сирень»!» Выходило, что Майоль, Дранем, Морис Шевалье лишь жалкие подмастерья. А о современных шансонье он и слышать не хотел: «Настоящие исполнители давно перевелись!» Элизабет сумела найти чувствительные струны в его сердце и поручила ему руководство хором, выступавшим по большим праздникам. Тот, кому не довелось видеть величественную фигуру Мельхиора де Сен-Помье, энергично отбивающего такт и яростно распекающего исполнителей во время репетиций в столовой, никогда не познает скрытых достоинств бельканто…

Элизабет, как и другие ее сестры по вере, никогда не теряла из виду глубинного смысла благотворительности: дать приют беднякам старше шестидесяти лет, не обращая ни малейшего внимания на их вероисповедание или национальность. Только таким может быть истинное милосердие.

Но Элизабет не стремилась только к тому, чтобы самой приобщиться к святости, живя добродетельно и исполняя религиозные обряды; она старалась, не слишком обременяя своих великовозрастных друзей, открыть их души для принятия Господа. В своем призвании, вдохновляемая любовью к Богу и бедным, она следовала словам Иисуса: «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть царствие Божие». Смиренно исполняя наискромнейшие обязанности и пытаясь дать хоть немного радости старикам, Элизабет служила своему Божеству. Часто в глубине души она повторяла про себя один из заветов основательницы Ордена: «Нам надлежит считать себя всего лишь смиренными проводниками воли Господней…»

Со времени основания благотворительного Ордена в пяти частях света появились 320 домов престарелых, подобных тому, что находился на авеню-дю-Мэн, и в них нашли приют и утешение 80 тысяч стариков, которые перед смертью испытали никогда не иссякаемую любовь своих служанок.

С удивлением и радостью Агнесса услышала обращенные к ней слова сестры-привратницы:

— Хочу вас обрадовать, наша милая сестра Элизабет наконец вышла из лазарета! Она еще не совсем окрепла, но ей гораздо лучше. Она спустится к вам в приемную, как прежде.

И минуту спустя Элизабет действительно пришла: ее лицо было еще бледным, но очень оживленным. Агнесса бросилась к ней навстречу.

— Дорогая! Я так рада, что ты выздоровела!

Они долго смотрели друг на друга, держась за руки, и каждая пыталась понять душевное состояние сестры. Агнессе так хотелось, чтобы «гораздо лучше» означало, что сестра полностью выздоровела, а Элизабет думала о том, удалось ли сестре избавиться от тяготившей ее тайны.

Агнесса выглядела почти хорошо, но ее лицо, выражавшее радость и надежду, казалось немного озабоченным. В ее улыбке и движениях чувствовалась какая-то нервозность, и было видно, что ей не удалось полностью избавиться от тревоги.

— Ну как ты? — спросила Элизабет тоном, в котором звучала материнская забота: так она обращалась к некоторым из своих стариков. — Как твои дела? Тебе тоже лучше?

— Гораздо лучше, все устраивается почти наилучшим образом.

— Почти? — повторила монахиня. — А чего же тебе не хватает, чтобы полностью успокоиться?

— В моей жизни сейчас совершается чудо. Надо уповать на Божью помощь, — ответила Агнесса.

— Он поможет тебе! Господь милостив. Но, может быть, теперь ты наконец поделишься со мной мучившей тебя тайной?

Агнесса покраснела, как это случалось с ней, когда Джеймс находился рядом. Она опустила голову, смущенная и счастливая.

— Я полюбила…

— Ты полюбила? И это мучило тебя? Значит, такова любовь земная? Это — мука? Мне известна лишь такая любовь, которую ничто не способно замутить, любовь, дающая блаженство. Ты видишь, что мне выпала лучшая доля! А почему ты страдала? Мужчина, которого ты полюбила, не любил тебя?

— Что было, то было, теперь это неважно! — ответила Агнесса, опустив голову на плечо сестры. — Сейчас я знаю, что любима.

— Значит, все хорошо? А кто он?

— Морской офицер, американец…

— Морской офицер, американец! Расскажи же скорее!

Агнесса говорила долго, голос ее был едва слышен, глаза оставались полузакрытыми. Она не обращала внимания на статую святого Иосифа. Доброму святому, однако, было известно многое из того, о чем Агнесса и не подозревала; конечно, он с удовлетворением слушал слова, не содержащие мольбы о помощи. Но он знал также, что как заступник еще не выполнил до конца своего предназначения.

Когда Агнесса умолкла, сестра спросила ее с сомнением в голосе:

— А ты уверена, что эта любовь взаимна?

— О, да, — убежденно ответила Агнесса. — Он хочет жениться на мне, и поскорей.

— Почему такая спешка?

— Понимаешь, через месяц он уезжает в Сан-Франциско и хочет взять меня с собой.

Элизабет задумалась. А Агнесса продолжала:

— Знаешь, я так часто говорила ему о тебе! Он столько знает о сестрах-благотворительницах!

— Он протестант, конечно?

— Нет, католик, из Бостона…

— В этом городе есть отделение нашего Ордена. Он бывал там?

— Сама спросишь его об этом. Можно я приду с ним сюда завтра к двум часам? Мне хочется вас познакомить.

— Я еще слишком слаба, — неуверенно произнесла Элизабет.

— Джеймс будет для тебя лучшим доктором!

— Для меня одной?

— Для нас обеих, — призналась Агнесса. — Ты же видишь: я теперь совсем не та. Наконец я по-настоящему живу!

— Но из-за чего ты все-таки так мучилась?

— Я расскажу тебе об этом позже, — ответила Агнесса. — А сейчас давай думать только о хорошем!

— Тогда приведи поскорей этого чудо-человека! Только я буду робеть. Он придет в форме?

— Конечно… Знаешь, он уже любит тебя!

— А мне хотелось бы полюбить его душу!

— До завтра, дорогая!

Агнесса убежала, хотя на этот раз не требовалось скрывать слезы или краску стыда. Она знала: нужно еще выполнить трудную задачу. Предстоит тяжелая борьба за счастье. Но она справится. Иначе и быть не может, когда на твоей стороне любовь Джеймса и нежная забота Элизабет.

Вечером того дня, когда Агнесса побывала на авеню-дю-Мэн, она поздно вернулась домой. Все труднее давалось возвращение в квартиру на улице Фезандери, где ее ждал человек, ставший ей отвратительным.

— Как успехи? — спросил Боб.

— Прекрасные, — холодно ответила Агнесса.

— Сколько?

— Десять тысяч…

— И это, по-твоему, прекрасно? Ты смеешься надо мной?

— Не надо упреков, пожалуйста. Я сегодня устала, дай мне спокойно лечь спать.

— Хотя успехи и не блестящи, милая, отдай-ка мне все-таки эти деньги.

Она протянула их ему привычным жестом. Так же привычно пряча их в карман, он сказал:

— Надеюсь, завтра будет больше…

Он не стал продолжать, лег и вскоре заснул. Его присутствие стало невыносимым для Агнессы. Ей не спалось, да и как уснешь, когда твои мысли заняты предстоящей борьбой? Ведь достичь заветной цели, обвенчаться с Джеймсом, можно, лишь обманув бдительность сутенера. Целый месяц ожидания и хитростей! Каким долгим будет этот месяц!

Она снова мысленно вернулась к событиям, происшедшим со времени ее встречи с Джеймсом…