Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да так… снится всякая чушь, — отвечает Химена. Они выходят из подвала.
Коридор больницы полон чудес. Психи слоняются повсюду, не вдаваясь в подробности собственной болезни. Кот напевает:
— Я дерево узнаю по походке — оно носит, носит листья в галифееее…
Химена замечает, что «сахар» — единственное слово на стенах коридора, которое можно прочесть разоружённым взглядом. Мимо неё проходит бритоголовый парень, раздетый по пояс (и окрашенный в красное). Кот говорит: пойдём, поешь.
В столовой супер-бардак: безработный художник Микки Анджело предпринял сокрушительную попытку изобразить себя в цвете (не вышло); доктор Вуду узурпировал всю соль в солонках (как он выразился — «для проведения ритуалов»); Кот нашёл потерянное сознание (оставленное кем-то на столике у входа); Химена заказал пончики + кофе (ароматный и не очень горячий); Космический Казак расправляется с лампами дневного накаливания (накалывает их на свечной шампур); «трижды герой мира» Чапаевец крепит себе на спину новый орден (места для пластиковой тарелки на груди доблестного вояки просто нет); доктор Бен безучастно отслеживает всяческие телодвижения персонала (подумывая использовать этот материал в камасутре для насекомых)…
После условного обеда Химена и Кот пробрались на чердак психушки.
Вид на Симанский сад чарует осень бесконечно. Прозрачность желтизны лица любого из деревьев — как перевёрнутый закат. На небо море пролилось. Ультрамарин небес…
Химена не находит слов. Кот шарит по углам, находит букву «D». И сообщает: никогда не умел знакомиться по азбуке Жизни.
Девушка, дарящая себя чернящей белизне, вволю наслаждаясь осколками света осени, отводит взгляд от сада, красиво смотрит на Кота. И говорит:
— Тебе нравилось не делать вид?
Изображая приступ паранойи, Кот отвечает:
— Мне нравилось твоё изображение… У нас тут местный художник малюет всякое «фото» на стенах… Я тебя уже видел. Странно, что ты меня раньше не видела, — он хитро улыбается и опирается о стену лапой.
Чердак условно чист — здесь хлама нет. Ещё отсутствует полезный «инвентарь», но без потери качества психушки.
— Никогда не найдёшь, что искал столько дней — В самом тёмном углу, слиянии теней — И не ясен финал слишком страшной игры — Кем останется «Я», кем останешься ты…
Чёрныйжёлтый Кот поёт, когда они с Хименой прочь выходят. Чердак теперь сильней опустошён. А осень сад всё также украшает.
Жиль попытался прочесть слово снова.
Сахар.
Красуется на левом рукаве его сегодняшней куртки чуть ниже плеча. Остальные письмена прочесть не удалось (невнятная бессмыслица психически больного летописца). Читай хоть через зеркало, хоть задом наперёд, переставляя буквы — результат один: «сахар» самое знакомое слово. Корвус начал читать надписи, чтобы прогнать скуку.
Похоже, не поможет… Утро. Ужин уже.
Холодный рассвет осени.
Стой как мертвец у стекла и забудь обо всём. Не помни про время, проведённое здесь, не помни других и того, кто ты есть. Не помни потерь, не помни удач. С пустыней во взгляде гляди в жёлтый лес, теперь улыбнись (захочешь — заплачь). Не помни о том, что неспешно за тающим солнцем туманится темень небес. Не помни, как памятью проклят {в отражениях маски уместился ты весь}…
● «Я» ненавидит тебя, скользит в глубину, но в пространстве сна вакуум. Тогда «Я» озлобленно скалится на чёрную пустошь и начинает отчаянно что-то визжать. Словно сигналы о помощи в железных мозгах ты слышишь Самое Лишнее Слово: неудачник * неудачник * неудачник * неудачник ○
Наверное, он больше не сможет снять маску…
Рви руками её, царапай, цепляя пальцами, жги нежной кислотой, пытаясь договориться по-адски, кромсай её скальпелем, в вине топи, молчи с ней о страхах хоть тысячи лет, вдави её в соль на могильном камне против часовой стрелки, мысленно отправь в космическую бесконечность, пробуй расщепить её корпускулы в своём лице на холостом ходу, узнай о ней всё и пойми, что вам обоим не будет любви — результат один: она это ты. Неужели?
Корвус отравлено припал спиной к скелету приоконной батареи. В палату входит Кот.
— Опять ты здесь, — шутливый взгляд зверушки «завихрений мозга».
Жиль забывает о своей печали удивлённой маской. Чёрно-жёлтым «чудовищем» Кот хватает его под руку и тащит из палаты прочь.
В коридоре меж ними происходит диалог, достойный Данте и Рембо:
— Ты собираешься маску снимать?
— Не вижу смысла в ней…
— Отличный ты такой!.. Как сны? Ты их не беспокоишь?
— Вроде, нет.
— Вечером к завтраку я тебя жду, столовая в твоём распоряжении…
— Воспользуюсь, спасибо.
— О чём грустим?
— Про будущее думать не хочу.
— Не гляди в него — не будешь знать, что будет.
— Тогда вся польза пропадёт…
— Зато всё время будешь удивляться.
— Для чего ты взял вторую половину моей книжки?
— Прежде всего — для кого .
— И всё же…
— Для девушки, которую ты никогда не встретишь.
— Но ведь она же где-то здесь?
— Ещё бы! Она всенепременно здесь . Но вот когда ?
— Что это значит? Ты просто шутишь, что ли?
— Шучу не слишком сильно, и вовсе не стараясь сделать это… А для тебя — увы и ах!.. Какой вы были бы, конечно, парой! Жаль…
— Рискну тебе поверить. Скажи, куда идём.
— В Симанский сад.
— Ты упросил главврача, чтобы меня отпустили пройтись?
— Открою тебе маленький секретик: я никогда не видел главврача.
— Может, потому что его нет?
— Скорей всего — именно потому, что он есть.
— Так как я выйду в сад?
— Почти легко. Я отвлеку самого себя каким-нибудь новомодным бредом, а ты в это время, оставаясь незамеченным для санитаров, охраны, пациентов, докторов — вылезешь через окно наружу. Всего и делов-то…
— Красивый план.
— Это не план. Это — безумие…
Кот улыбается всей мордой, без остатка. Жиль видит в стекле отражение своей маски, многоструктурно наслоённое проекцией в Симанский сад, который всячески «увит»: полёты желтокрылых листьев.
Жиль Корвус открывает раму. Кот хитроумно отвлекает ВСЕХ:
Он выкуривает четыре шоколадных сигареты разом; притворяется мечтами в жизнь раскованных людей; переключает без пульта каналы телефона в гостиной воображаемого чиновника; тайно провозит из одного конца коридора в другой рисовые фигурки нелегалов в максимальной миниатюре; травит гладко выбритые анекдоты во фритюрнице из полиэстера; вынуждает себя кричать не по нотам; оригинально имитирует работу мозга, сопрягая этот процесс с таким тяжёлым плевком, что упади он с 30ти метров — мог бы убить; переигрывает, просто переигрывает; смеётся тихим щелчком; падает на простыни истерики (они похожи на линолеум сегодня), катает тут же снежный ком из слов; вызывает внимание огня на себя, чем хитроумно отвлекает всех…
Жиль уже «вышел» из здания. Симанский сад покорно ждёт.
Кот поворачивается к нему и [закрывая наглухо створку окна] успевает сказать: если ты встретишь (как тебе кажется) «ту самую» девушку, это ещё не означает, что она будет твоей.
Мягкий аромат жёлтого цвета. Вечное небо осени. Синий простор.
Уродливая маска срывается с лица, точно сумасшедший лист клёна. Жиль даже не успел удержать её мыслью. Жуткий разрыв железной (словно желе) логики реального мира в осеннем саду — и маска исчезла.
Жиль Корвус остался при своём лице. Полузабытое для зеркал и отражений, оно наиболее точно транслирует волну эзотерики на заднем дворе чужих эмоций. Его лицо «снов» снова светится на психокарте планеты. А маска (бушующее нечто пришло в никуда. Оно валится вниз, кро́шится в них, эти фосфорные вмятины плюс углы, ямы кошмарных надежд… Уродливый Дух опять расщеплён. Но маска теперь устремляется сквозь жаркий колодец-тоннель, возможно – самый глубокий со времён зарождения законов бурения скважин в ночи. Она начинает вращаться, разбрасывая капли начинки слишком эфирно. Капли бьются о стенки колодца и застывают в корнях капиллярных деревьев, на всём пути испаряя крошечный звук. Приглядись – и услышишь… Маска пробивает тёмно-красное дно пожара, врывается в огонь чужих чудес и начинаний. Она видит, что смотрится хорошо. Она найдёт новое лицо, прекрасней чем луна, и однажды во сне «прилепит» к себе. Ты проснёшься с тупостью чувств – внезапно поймёшь, что жизнь не для тебя, и что пора прекратить действовать. Восстанешь перпендикулярно кровати, высокий как пень, серьёзный внутри собственных жалоб. Тогда-то ты скажешь о зеркале, игриво мерцающем в конце коридора. Ты выйдешь на свет зашторенных окон: землистый, промытый, чудовищный кокон… Все мысли твои можно будет потрогать. Дрожат на дыхании, словно кромешные листья в саду инфернальной осени. Да ты и сам уже кружишься водопадом страха. Карябать когтями игрушечных пальцев лицо – забава для маски. Ты спёкся. Настолько, что демонам прощё выбросить сковородку, чем несколько тысячелетий соскребать с неё твою личность. Это отлично! Маска красиво смеётся завывающим смехом. Ты даже не хочешь кричать. Теперь чуть позднее, не то чтобы раньше. Но слишком – всегда… Обычная ночь. Уже поздно. Жёлтые фонари, жёлтые листья на дне перевёрнутых вёдер света. Желтая маска луны над окном. Чёрный край неба, потушенный крик никого. Ты прячешь за стёкла не лучшую жизнь. Стоишь в тишине сумасшедшей осени. Безликий, чуть жёлтый с лица. Не слишком живой, недостаточно мёртвый. Постаревшее забытье стало удачной привычкой. Живёт только маска, не ты) где-то в конце другого мира…
- Глаз бури (в стакане) - Al Rahu - Менеджмент и кадры / Контркультура / Прочие приключения
- Хроники чумного времени - Олег Владимирович Зоберн - Контркультура / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Последний поворот на Бруклин - Hubert Selby - Контркультура
- Фраер - Сергей Герман - Контркультура
- Это я – Никиша - Никита Олегович Морозов - Контркультура / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Красавица Леночка и другие психопаты - Джонни Псих - Контркультура
- Стендап - Гаянэ Павловна Абаджан - Контркультура / Прочий юмор
- Юрей теу - Дин Сухов - Контркультура
- Радио «Пустота» (сборник) - Алексей Егоров - Контркультура
- Моленсоух. История одной индивидуации - Макс Аврелий - Контркультура