Я, ты и любовь - Джасинда Уайлдер

И она.

Нелл.

Я мог бы написать песню, и ее имя было бы музыкой. Я мог петь под гитару, и ее тело стало бы мелодией. Она стояла позади всех, прислонившись к парковочному счетчику. Люди ее немного заслоняли. Сумка из лоскутков на длинной лямке, светло-зеленое платье до колен, подчеркивающее фигуру, русые волосы заплетены в небрежную косу и переброшены через плечо. Бледная, как слоновая кость, кожа, безупречная, молящая о ласке. О поцелуях.

Я не святой, у меня с тех пор были девушки, но все не то. Надолго не задерживались.

Она стоит передо мной. Почему? Я пытался забыть Нелл, но ее лицо, губы, тело, просвечивающее под мокрым черным платьем, не уходят из памяти.

Она закусила губу, мучая ее зубами, серо-зеленые глаза будто пришпилили меня к скамье. Черт, неизвестно почему эта ее привычка покусывать губу… Я готов был отложить гитару, подойти к Нелл, тронуть ртом ее чудесную пухлую нижнюю губу и не выпускать.

Увидев ее, я чуть не сбился, но удержался и не сфальшивил. Встретился с ней взглядом и продолжал петь.

Последнюю строфу я пел для нее:

— Я… любовь… и ты.

Она поняла. Она все прочла в моих глазах. Чистое безумие петь ей эту песню, но теперь я не остановлюсь. Ее губы шевелились, повторяя слова. В глазах были боль и воспоминания.

Человек, заслонявший ее, отошел, и я увидел у Нелл гитару в мягком чехле, поставленную на дорожку. Она придерживала гриф ладонью. Вот не знал, что Нелл играет!

Песня закончилась, слушатели стали расходиться. Мне бросали купюры по доллару и пятерки. Бизнесмен, не прерывая разговора по телефону, положил полтинник и свою визитку, где он значился как продюсер студии звукозаписи. Я кивнул, а он показал свободной рукой «позвони мне». Может, позвоню. А может, и нет. Музыка — это самовыражение, а не бизнес.

Нелл подошла. Подогнув колени и приподняв гитару, она присела на скамью рядом, не сводя с меня взгляда, расстегнула чехол, достала прекрасную классическую акустическую «Тейлор», снова прикусила губу, перебрала струны и заиграла «Бартон-Холлоу».

Я тихо засмеялся. Я видел, что боль ее так и не оставила. Она носит ее в себе. Я заиграл втору, а потом и запел. Слова легко падали с губ, но я едва слышал себя. Нелл играла легко и хорошо, но явно недавно. Меняя аккорды, она смотрела на пальцы и накладки и несколько раз ошибалась. Но ее голос… это волшебство какое-то: нежный, серебристый, хрустальный и очень красивый.

Мы собрали просто немереную толпу народа — несколько десятков человек. Улицы не стало видно за слушателями. Я видел, что такое внимание Нелл неприятно. Она положила ногу на ногу, покачивая ею в такт, и наклонила голову, будто хотела спрятаться за волосами. Взяв неверный аккорд, она сбилась. Я повернулся на скамье, поймал взгляд Нелл и кивнул ей, заиграв медленнее, подчеркивая ритм. Она глубоко вздохнула — полная грудь на мгновение прижалась к «Тейлору» — и снова заиграла в такт со мной.

Песня закончилась чересчур быстро. В глубине души я ожидал, что Нелл поднимется, спрячет гитару в чехол и уйдет восвояси, не сказав ни слова, исчезнув так же внезапно, как и появилась. Но она так, слава богу, не поступила. Оглядев толпу, Нелл пожевала губу и взглянула на меня. Я ждал, положив ладонь на струны.

Она глубоко вздохнула, перебрала струны, будто решая, что играть, коротко кивнула себе, будто говоря: «А вот сделаю». И начала очень знакомую мелодию, название которой я не сразу вспомнил. Нелл запела, и опять-таки средненькая игра на гитаре отошла на второй план, оттесненная потрясающей красотой ее голоса. Она выбрала песню Адель «Заставлю тебя почувствовать мою любовь». В оригинальном исполнении эта вещь звучит просто и сильно — лишь пианино и уникальный голос Адель. Нелл исполняла ее песню по-своему, превратив в западающую в душу печальную балладу чуть ли не в стиле кантри. Тональность она взяла пониже и слова почти шептала.

Она пела ее для меня.

В этом не было смысла, но она смотрела на меня и пела, и в ее глазах я видел долгие месяцы самобичевания и боли.

Она по-прежнему винит себя. Я-то надеялся, что время вылечит, но можно и не спрашивать — она все еще носит в себе этот груз. В ней поселилась тьма. Я даже почти не хотел начинать — с Нелл меня ждет только боль. Я это знаю, чувствую. Она вынесла столько страданий, в ее душе столько трещин, осколков и зазубрин, что я порежусь, если не остерегусь.

Я не смогу ее вытащить. Это я тоже знаю. И пробовать не стану. У меня без нее целая вереница сентиментальных цыпочек, готовых меня любить в надежде исправить.

Еще я знаю, что не останусь в стороне. Я схвачу ее в охапку и порежусь. Я хорошо переношу боль. Я хорошо держусь при кровотечениях, эмоциональных и физических.

На этот раз я не стал подпевать, дав Нелл возможность спеть самой. Толпившиеся слушатели засвистели, захлопали, и доллары градом посыпались в ее открытый гитарный чехол.

Она выжидательно замерла. Моя очередь. Раз у нас завязался диалог, песню надо выбирать с умом. Мы затеяли музыкальный разговор, дискуссию в гитарных аккордах, пропетых нотах и названиях песен. Я соображал, машинально перебирал струны, и тут меня осенило.

«Не могу прервать ее падение» Мэтта Кирни. Эта песня словно ко мне обращается, она уникальна, ее долго будут помнить. Нелл услышит меня, поймет несказанное. В этой песне много рэпа. Стихами рассказана такая сильная, живая история, что я отчего-то увидел в ней себя и Нелл.

Она внимательно слушала. Взгляд серо-зеленых глаз стал жестче, зубы глубоко впились в губу. О да, она меня услышала. Я видел, как у нее дрожали руки, когда она убирала гитару в чехол, закрывала его и, стараясь не споткнуться, бегом бросилась из парка. Ее коса прыгала между лопаток, из-под платья сверкали икры, белоснежные, несмотря на нью-йоркское солнце. Я закончил песню — каких-то два аккорда, захлопнул футляр и побежал за ней через улицу под нетерпеливые гудки желтых такси — ах, этот городской шум, — вниз, в метро. Нелл провела карточкой, но не смогла пройти турникет, неловко держа гитарный чехол за ручку. Она снова провела карточкой; но турникет снова не сработал. Нелл едва слышно чертыхнулась. За нами уже выстроилась очередь, но она не обращала внимания ни на людей, ни на меня, стоявшего буквально в нескольких дюймах. Отказавшись от борьбы с автоматом, она запрокинула голову и глубоко вздохнула. В этот момент я приложил свою карту и мягко подтолкнул Нелл к открывшемуся проходу. Она подчинилась, словно под гипнозом позволив мне взять у нее гитару и закинуть ремень чехла на плечо. Свой инструмент я нес в футляре за ручку. Свободную руку пристроил пониже талии Нелл и повел ее к ожидавшему поезду.