Экслибрис - Росс Кинг

Поэтому я решил, что он, должно быть, использовал систему, известную шифровальщикам под названием le systeme Vigenere[22], — более сложный способ, когда некое ключевое слово используется для того, чтобы сначала замаскировать, а потом выявить буквы истинного текста. Согласно Виженеру, такое ключевое слово является путеводной нитью для буквенного лабиринта: золотой клубок, который дешифратор разматывает, двигаясь извилистыми путями. Слово это необходимо, чтобы определить, какие шифрованные алфавиты — зачастую штук шесть или семь — использовались для кодировки исходного текста. Обычно это бывает одно слово, но бывает и два или три, а возможно, даже целая фраза. Сам Виженер рекомендует фразу, поскольку чем длиннее ключевое слово, тем труднее разгадать шифр.

И вновь я почувствовал растерянность перед сложностью решаемой мною задачи. Я со скрипом открыл «Трактаты» Виженера и, спотыкаясь, начал разбираться в архаичных французских пассажах, пытаясь постичь суть длинных буквенных колонок и таблиц, заполнявших страницу за страницей. Видимо, подобные шифровки практически невозможно разгадать без ключевого слова, поскольку для одного послания могло использоваться до дюжины кодов.

Наконец-то я хотя бы понял, что эта система Виженера, в сущности, совсем не сложна, по крайней мере по своей идее, а как способ шифровки текстов она весьма остроумна, чтобы не сказать — пугающе эффективна и действенна. Изучая «Трактаты», я осознал величие Виженера как мага или колдуна, пользовавшегося в своих опытах скорее словами и буквами, нежели огнем или химическими соединениями, — словами и буквами, чьи очертания изменялись по некой магической формуле или мановению волшебной палочки.

Суть его системы, подобно методу Цезаря, заключается в алфавитных заменах, но заменах более сложных и разнообразных, при которых буквы исходного текста заменяются одним из двадцати пяти шифровальных алфавитов. Буква A исходного текста может заменяться, например, буквой C шифровального алфавита, как в «алфавите Цезаря». Но отсюда еще не следует, что буква B будет заменяться на D: ее может с равной вероятностью заменить любая из оставшихся двадцати четырех букв. И это также не означает, что буква C в шифровке будет всегда служить маской для буквы A исходного текста, поскольку A также может изменить свое значение. Ибо подстановочной таблицей Виженера любую букву исходного текста по горизонтальной оси может заменить любая другая из нижних или находящихся левее столбцов, согласно коду шифровки

ABCDEFGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZ

BCDEFGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZA

CDEFGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZAB

DEFGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZABC

EFGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZABCD

FGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZABCDE

GHIJKLMNOPQRSTUVWXYZABCDEF

HIJKLMNOPQRSTUVWXYZABCDEFG

IJKLMNOPQRSTUVWXYZABCDEFGH

JKLMNOPQRSTUVWXYZABCDEFGHI

KLMNOPQRSTUVWXYZABCDEFGHIJ

LMNOPQRSTUVWXYZABCDEFGHIJK

MNOPQRSTUVWXYZABCDEFGHIJKL

NOPQRSTUVWXYZABCDEFGHIJKLM

OPQRSTUVWXYZABCDEFGHIJKLMN

PQRSTUVWXYZABCDEFGHIJKLMNO

QRSTUVWXYZABCDEFGHIJKLMNOP

RSTUVWXYZABCDEFGHIJKLMNOPQ

STUVWXYZABCDEFGHIJKLMNOPQR

TUVWXYZABCDEFGHIJKLMNOPQRS

UVWXYZABCDEFGHIJKLMNOPQRST

VWXYZABCDEFGHIJKLMNOPQRSTU

WXYZABCDEFGHIJKLMNOPQRSTUV

XYZABCDEFGHIJKLMNOPQRSTUVW

YZABCDEFGHIJKLMNOPQRSTUVWX

ZABCDEFGHIJKLMNOPQRSTUVWXY

ABCDEFGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZ

Таким образом, букву B исходного текста в верхней горизонтальной строке может заменить любая из двадцати шести букв, имеющихся в двадцати шести строках кодирующих алфавитов, расположенных ниже. Дешифровщик узнает, какой из этих двадцати шести алфавитов выбрать, только благодаря ключевому слову, нескольким буквам, чья структура вполне логична, но которые по действенности не уступают магическим заклинаниям, превращающим неблагородный металл в слиток золота. Это заклинание начинает действовать, когда буквы ключевого слова многократно накладываются на буквы шифра, так что каждой букве ключевого слова соответствует при каждом повторении одна из букв зашифрованного текста. Затем производится снятие масок. Значения букв в шифровке изменяются в соответствии с буквами того алфавита, применить который указывает дешифровщику ключевое слово. В результате последовательной замены всех букв происходит некая текстовая метаморфоза, и в результате спрятанная надпись обретает определенную форму, подобно тому как написанное квасцами послание проявляется после погружения в воду, то есть его структура перестраивается неким предопределенным образом. Процесс дешифровки становится простым и понятным, словно мы, переворачивая игральные карты, узнаем их достоинство или срываем атласную маску, дабы открыть лицо злодея.

Мне очень понравилась идея ключа, с помощью которого можно открыть самые хитрые секреты — ключевого слова или фразы, которая, словно по божественному соизволению, создает порядок из хаоса. Виженер вовсе не был чародеем. Нет, его система принадлежала нашему новому времени, времени Кеплера, Галилея и Фрэнсиса Бэкона, веку, в котором внешняя скорлупа отбрасывалась и на всеобщее обозрение представлялось ядро истины. Его система укрепила мою веру в человеческий разум, способный проникнуть в глубины любой тайны. И потому — что удивительного, если этот клочок бумаги, сопоставленный с секретными словами, поможет мне проникнуть в тайну сэра Амброза Плессингтона?

Если не считать того, что я не знал пока необходимого ключевого слова. Потрясенный, я отложил все книги в сторону, когда ночная стража возвестила о наступлении десяти часов вечера. Лучшим помощником в таком деле мне по-прежнему представлялся мой кузен Эразмус. За многие годы я снабдил его множеством книг по дешифровке, и ходили слухи, что он даже занимался криптографическими изысканиями для Кромвеля. В общем, я решил, что кому, как не ему, знать, что делать с этим загадочным текстом. Но о моих подозрениях касательно содержания этой криптограммы (а я думал, что она сообщает, где спрятаны богатства сэра Амброза) я писать ему не собирался. «Мой дорогой Эразмус», — начал я, удивляясь тому, что моя рука слегка дрожит от волнения.

Когда я закончил письмо, на улице уже совсем стемнело и колокола Святого Магнуса пробили одиннадцать раз. Очевидно, надо поспешить, если я хочу успеть отправить его с последней почтовой каретой. Но тут я вздрогнул, совершенно неожиданно, при мысли еще об одном срочном деле.

«Вам нечего бояться, господин Инчболд. Вы будете в полной безопасности. Я обещаю…»

Я потянулся за курткой, не отводя пристального взгляда от шифровки на столе, и крошечная щель сомнения, появившаяся в первый вечер моего пребывания в Понтифик-Холле, стала шире, и тогда я, подчиняясь внезапному импульсу, опустился на кони возле письменного стола и, приподняв две незакрепленные половицы, засунул между ними этот листок бумаги. Чуть подумав, я отправил туда же список пропавших книг и письмо Алетии, присовокупив к ним двенадцать соверенов аванса, — все, что говорило о моей связи с Понтифик-Холлом. Затем, аккуратно вернув доски на место, я прикрыл их двумя стопками книг и, лавируя между остальными громоздившимися на полу изданиями, направился к винтовой лестнице.

— Сэр…

Я уже прошел половину лестницы. Полускрытое ночным колпаком лицо Монка появилось на лестничной клетке. Я даже вздрогнул от страха.

— Я собираюсь прогуляться, — заявил я ему. Даже в темноте было заметно, как его брови удивленно поползли вверх. Я редко осмеливался выходить из дома после наступления темноты, а если и выходил, то обычно не дальше чем до «Веселого лодочника». Даже днем в Лондоне было страшновато, а уж ночами, судя по моему скудному опыту, он представлял собой нечто совершенно ужасное. Решительность почти покинула меня. — Я ненадолго, — добавил я. — Мне надо отправить письмо.

— Позвольте мне, сэр. — Он начал спускаться по закручивающимся ступенькам. Отправка писем входила в немалое число возложенных на него обязанностей.

— Нет-нет, — остановил я его взмахом руки. — Я совсем засиделся в этой карете, — пояснил я, разминая ноги и потирая поясницу, чтобы успокоить его. — Именно прогулки мне сейчас и не хватает. А ты, Монк, пожалуйста, ложись спать.

Ночной колпак исчез. И спустя минуту я вышел из дома и зашагал по мостовой. Улицы за воротами были пустыми и темными. Попадавшиеся время от времени ночные фонари — тускло-желтые пятна у фасадов домов — едва освещали мне путь. Издалека донесся колокольчик ночного сторожа. Втянув голову в плечи, я поспешил за своей тенью, ступая с неуверенностью человека, идущего по яичным скорлупкам.

Ближайшая к «Редкой Книге» почта находится на Тауэр-стрит, около Ботольф-лейн. Я без труда нашел ее и, опустив письмо в щель почтового ящика (этакое крепко сколоченное сооружение, прикованное к стене цепью), под вечерний звон быстро пошел обратно по Фиш-стрит-хилл. Услышав этот погребальный сигнал, двое часовых слегка оживились, собираясь закрыть скрипучие ворота моста. Решетка начала медленно опускаться. Я успел как раз вовремя проскочить под ней и с радостью увидел вновь черно-белый корпус моего «Редкого Дома», чей силуэт вздымался передо мной на фоне темного неба.