Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай II
«Вот вам государственный ум и проницательность…», замечает по этому поводу Витте, имея в виду то, что война оказалась не маленькой и не победоносной (о чем нам предстоит говорить подробнее). Но сейчас для нашей темы важнее не отсутствие государственного ума у Плеве, а его преступный цинизм, позволявший ради «удержания» революции пускаться на кровавые авантюры. Маленькая победоносная война понадобилась ему после того, как не помог большой победоносный кишиневский погром!
Те несколько страниц солженицынской книги, где автор пытается снять ответственность за кишиневское кровопускание с царской власти и лично с Плеве, читаются «без булавки».[110] Здесь прорывается былой публицистический напор автора, некоторые абзацы обжигают огнем подстать тому, что пылает на страницах «Архипелага». Но эффект они производят обратный, потому что нет в них правды. Отсутствие подлинного письма Плеве Раабену среди архивных материалов отнюдь не доказывает того, что такого письма вообще никогда не было. Вопрос этот, видимо, навсегда останется спорным. Так к нему и должны относиться исследователи, стремящиеся к истине (как это продемонстрировала Комиссия, опубликовавшая Материалы Кишиневского погрома в 1919 году).
Лично мне представляется с большой вероятностью, что письмо все-таки существовало, и вот почему. Публикация фальшивок — дело весьма распространенное, но разоблачение их обычно большого труда не составляет, ибо фальшивки, особенно сработанные наспех, в сиюминутных политических целях, как правило, содержат в себе бросающиеся в глаза нелепости. Возьмем, к примеру, знаменитые «Протоколы сионских мудрецов», впервые опубликованные тем же Крушеваном при содействии того же фон Плеве, давшего личное разрешение на публикацию — вопреки законам о печати и через голову Цензурного комитета.[111] Среди многого другого, в «Протоколах» разъясняется, что для захвата власти над миром евреи должны в качестве своего орудия использовать слепо им доверяющих масонов, а после достижения цели их ликвидировать. Понятно, что такой коварный план должен держаться в глубокой тайне от масонов, иначе вся затея провалится. Однако в предисловии к первой публикации фальшивки П. А. Крушеван подает ее как часть Протоколов заседаний «Всемирного союза франкмасонов и сионских мудрецов»,[112] то есть коварные замыслы против масонов раскрываются на секретном совместном заседании с самими масонами. Недоглядел фальсификатор!
Случай этот типичен. Как тщательно, казалось бы, готовились показательные сталинские процессы, как отрабатывались все подробности показаний подсудимых, свидетелей! Ан нет, в показаниях подсудимых, «признававшихся» после соответствующей обработки в страшных преступлениях, то и дело проскальзывали подробности, изобличавшие ложность их самооговоров, что тотчас отмечала западная печать. Врать складно на самом деле очень трудно, непременно попадешься на каких-то деталях. Это, как правило, и происходит при фабрикации фальшивок.
А в предполагаемом письме Плеве Раабену никаких нелепостей не обнаружено. Оно написано с учетом не только ситуации, не только стиля деловой бюрократической переписки того времени, но и со всеми тонкостями внутренних взаимоотношений между чинами царской администрации. Плеве в своем письме не приказывает, не инструктирует губернатора, а лишь предуведомляет о возможных беспорядках, давая понять, что если они произойдут, то подавлять их силой нежелательно, так как бунт направлен не против правительства, а против евреев. Потому усмирять погромщиков следует деликатно, увещеванием, а не полицейскими мерами.
Один из аргументов Солженицына против существования этого письма состоит в том, что «смещенный Раабен, пострадавший разорением жизни, в слезных попытках исправить ее, — никогда не пожаловался, что была ему директива сверху, а ведь сразу бы исправил себе служебную карьеру да еще стал бы кумиром либерального общества» (стр. 334). Однако этот аргумент говорит лишь о том, что в реалиях описываемой эпохи Солженицын разбирается много хуже автора письма, которое Солженицын считает фальшивкой. Формальная ответственность за бездействие властей в Кишиневе в любом случае лежала на Раабене. Полученное им от Плеве уведомление может означать только то, что бездействие губернатора и подчиненной ему администрации было равносильно преступному поощрению и соучастию в погроме; если же губернатор заранее предупрежден не был, то бездействие местных властей можно хотя бы с натяжкой объяснить растерянностью ввиду внезапности происшедшего. Такое бездействие — тоже преступление, но при известной снисходительности его можно квалифицировать не как уголовное, а как должностное.
Иначе говоря, Раабен в такой же степени, как Плеве, был лично заинтересован в том, чтобы подлинник письма не был найден. Когда место губернатора занял князь С. Д. Урусов, которого Солженицын называет «благорасположенным к евреям»,[113] то ему и в голову не могло придти поискать следы этого письма в губернском архиве: он априорно считал его поддельным, полагая, что «Плеве не был способен на столь неосторожный поступок и ни в коем случае не рискнул бы оставить доказательства своих провокаторских планов».[114] Главное же — Урусов не допускал мысли, что центральная власть способна на такие провокации. Впоследствии он это мнение изменил, так как прямое участие центральной власти в организации погромов или подстрекательстве к ним было многократно доказано.
Что же касается отсутствия письма Плеве в Кишиневском архиве, то это ничего не доказывает, так как после погрома Раабен имел время почистить архивы, а еще больше времени на это было у вице-губернатора Устругова, который после Раабена и перед назначением Урусова несколько месяцев управлял губернией. (Письмо Плеве его компрометировало бы так же, как и Раабена).
В любом случае, вопросу о подлинности или подложности письма Плеве Солженицын придает несоразмерно большое значение. Это особенно ярко вырисовывается на фоне его небрежения к другим фальшивкам, куда активнее влиявшим на атмосферу русско-еврейских отношений, чему и посвящена его книга. Фальшивки широко использовались для нагнетания племенной и религиозной ненависти к евреям и для обоснования репрессивного анти-еврейского законодательства. О ряде таких фальшивок Солженицын вообще не упоминает, другие если и упомянуты, то преимущественно по совершенно посторонним поводам. Даже о «Протоколах сионских мудрецов», стоивших евреям моря крови, он говорит в рамках совершенного иного сюжета:
«Известен случай, — читаем в книге. — Просматривая архив Департамента полиции, Столыпин наткнулся на записку „Тайна еврейства“ (предшественница „Протоколов“), о мировом еврейском заговоре. И поставил резолюцию: „Быть может и логично, но предвзято… Способ противодействия для правительства совершенно недопустимый“. В результате „Протоколы“ „никогда не были признаны царским правительством в качестве основы официальной идеологии“» (стр. 445).
Во-первых, тут что-то напутано, ибо «Тайна еврейства» и «Протоколы сионских мудрецов» — это все-таки две разные фальшивки, и резолюция Столыпина, касающаяся одной из них, не могла относиться к другой. А во-вторых, весь этот пассаж появился в книге Солженицына с очевидной целью — еще раз облагородить столь высоко им чтимого П. А. Столыпина; не будь его резолюции, о «главной лжи столетия» (как ее определили западные исследователи) в книге вообще не было бы упомянуто![115]
Несколько больше внимание Солженицын уделяет подложному воззванию председателя Всемирного Еврейского Альянса Адольфа Кремье,[116] видного политического и общественного деятеля Франции. Приведя отрывок из подлинного воззвания Альянса, Солженицын продолжает:
«А позже возник и побочный документ, напечатанный во Франции, — якобы воззвание самого Адольфа Кремье „К евреям вселенной“. Очень вероятно, что это подделка. Не исключено, что это был один из проектов обращения, не принятый организаторами Альянса (однако он попадал в тон обвинениям Брафмана,[117] что у Альянса — скрытые цели): „Мы обитаем в чужих землях и мы не можем интересоваться переменчивыми интересами этих стран, пока наши собственные нравственные и материальные интересы будут в опасности… еврейское учение должно наполнить весь мир…“» (стр. 180, курсив мой — С.Р.)
То, что этот злонамеренный бред является фальшивкой, говорит сам процитированный Солженицыным текст, ибо иудеи — в отличие от христиан и мусульман — никогда не стремились навязать или распространить свою религию (учение) на неевреев, тем более, «наполнить им весь мир». Впервые этот апокриф был напечатан во французском журнале под выразительным названием «Антисемит». Редакция уверяла, что ею раздобыт секретный доклад Кремье. Фальшивка почти немедленно была разоблачена и опровергнута Альянсом, но она до сих пор используется наиболее беспардонными антисемитскими идеологами для «разоблачения» еврейского заговора.[118] Однако ни гнева, ни негодования, ни хотя бы укоризны в адрес создателей этой фальшивки в книге Солженицына нет. Более того, для него это только вероятная подделка, да и то, относительная. Он допускает, что текст ее был рожден в недрах Альянса, только вот при окончательном обсуждении доклада Кремье его решили заменить другим. Солженицын идет и дальше: «И. С. Аксаков, — читаем в книге, — в своей газете „Русь“ заключил, что „вопрос о подложности … воззвания не имеет в настоящем случае особого значения ввиду неподложности высказанных в оном еврейских воззрений и чаяний“» (стр. 180, курсив Аксакова).
- Двести лет вместе. Часть II. В советское время - Александр Солженицын - Публицистика
- Ядро ореха. Распад ядра - Лев Аннинский - Публицистика
- Демон Власти - Михаил Владимирович Ильин - Публицистика
- Знамена и штандарты Российской императорской армии конца XIX — начала XX вв. - Тимофей Шевяков - Публицистика
- Психологическая сообразительность - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Мир Жаботинского - Моше Бела - Публицистика
- Два государственных типа: народно-монархический и аристократическо-монархический - Иван Аксаков - Публицистика
- Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е - Дарья Журкова - Культурология / Прочее / Публицистика
- ... и пусть это будет Рязань! - Леонид Леонов - Публицистика
- Эрос невозможного. История психоанализа в России - Александр Маркович Эткинд - История / Публицистика