Грешник - Сьерра Симоне

а не выбор, сделанный по наивности.

Ее глаза гипнотизируют, медные ободки темнеют, превращаясь в озера такой глубины, что я едва могу различить, где они сливаются с ониксом ее зрачка.

– Если ты действительно этого хочешь, – говорю я, едва не теряя голову от ее взгляда, – тебе следует найти парня своего возраста. Или, черт побери, того, кто верит в то же, что и ты.

Она качает головой, и это, наконец, разрушает чары. Резко встаю и подхожу к окну, потому что не могу смотреть на нее, находясь так близко. Особенно когда она просит о том, ради чего я готов пожертвовать собственной душой.

К сожалению, скорее всего, цена будет именно такой. Не моя душа как таковая, поскольку я не верю в это дерьмо, но вы понимаете. Все, что осталось во мне от чести и нравственности.

– Это должен быть ты, – умоляет она. – Последние шесть месяцев я пыталась последовать совету матери-настоятельницы. Ходила в колледж в обычной одежде вместо униформы, пыталась флиртовать с парнями в классе, даже согласилась на пару свиданий, но никто меня не заинтересовал. Никто не заставил меня усомниться в своем решении. На самом деле большинство парней, с которыми я общалась, лишь подтвердили мое мнение, что я ничего не теряю. У меня даже не возникло желания поцеловать кого-то из них, а в тот вечер на благотворительном ужине, организованном Элайджей, я как раз прощалась со всем этим планом. Решила нарядиться, выпить чего-нибудь алкогольного и притвориться, что так и должно быть. А потом я бы отказалась от своей идеи искать сомнения. В смысле, если я искала сомнения и не нашла их, это ведь что-то, да значит? Может, Бог не хотел, чтобы я сомневалась?

Я не верю в Бога, поэтому естественно не верю ни в какое предопределение или всякую чушь типа: «Так решил для меня Господь», но в силу сложившейся ситуации и моей личной заинтересованности в попытке сохранить хоть какую-то видимость контроля, ловлю себя на том, что соглашаюсь.

– Конечно, это правильный ответ. Несомненно, тебе следует отказаться от этой идеи.

– Но знаешь, потом я увидела тебя, – говорит Зенни, и ее голос становится таким тихим, что я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Ее лицо светится какой-то самоуничижительной беспомощностью, как будто она знает, как глупо все это звучит, и все же ей нужно высказаться. – Я увидела тебя, Шон, и ты стал первым парнем, который вызвал во мне желание. Когда я была маленькой девочкой, думала, что мы поженимся, когда немного подросла, то влюбилась в тебя. Когда училась в старших классах, именно тебя желало мое тело. И увидев тебя на благотворительном вечере… Мне показалось, что мои молитвы были услышаны.

Идея о том, что она влюблена в меня, о том, что хотела меня со всей этой застенчивой убежденностью на протяжении многих лет, приносит мне неимоверное удовлетворение. При мысли об этом в груди зарождается вихрь непонятных эмоций, и мне приходится силой заставить себя следить за разговором.

– Ты молилась о сомнениях? – спрашиваю я, надеясь, что она не видит, насколько по-мальчишески я польщен.

– Я молилась о возможности. О шансе доказать, что я сильнее сомнений… но как я могла это доказать, если с самого начала их не испытывала? А потом появился ты, первый мужчина, которого я когда-либо хотела, величайшее искушение. Сильный, опытный и такой сексуальный, что я едва могла говорить с тобой, не заикаясь.

Ее комплимент смущает меня, и это, наверное, должно шокировать, потому что были случаи, когда женщины называли меня Богом, героем или тому подобным безумием, чтобы залезть ко мне в штаны или бумажник. Но ничего подобного не происходит, потому что, как я быстро начинаю понимать, все, что касается Зенни, кажется, связано с другим набором правил, другими испытаниями. Как будто мы с ней начинаем все сначала, и я понятия не имею, что говорить.

К счастью, мое молчание, похоже, ее не беспокоит, и она продолжает:

– И дело было не только в том, что я хотела тебя, хотя и это тоже. В смысле и сейчас желание не угасло. Но я знаю твое отношение к церкви, хорошо знаю, насколько ты искушенный и практичный человек, и что может быть идеальнее? Кто мог бы быть более идеальным для меня?

Она широко улыбается, глядя на меня, как отличница, которая только что дала прекрасный ответ, а я смотрю на нее сверху вниз, как учитель, который очень, очень старается подавить возбуждение, вызванное желанием к своей ученице.

– Зенни, ответ по-прежнему отрицательный.

Ее лучезарная улыбка сменяется вздохом.

– Так и знала, что ты все еще можешь сопротивляться. Все дело в Элайдже?

– К тому же ты молода. Моложе меня на целое тысячелетие. Знаю, в твоем возрасте это трудно понять, но такие мужчины, как я…

Зенни поднимает руку, чтобы остановить меня.

– Только не корми меня покровительственными речами о «порочной природе мужчин» или тому подобной ерунде. Во-первых, это гендерная теория, которая устарела примерно на пятьдесят лет, и не более чем удобный предлог для тебя, чтобы не брать на себя ответственность, если не считать того, что она искусно исключает возможность того, что женщина тоже может быть развратной. И того, что ее бинарная концепция явно сомнительна.

Я моргаю. Действительно, отличница.

– Я бы не стала просить об этом, если бы не хотела, и могу заверить тебя, что так же способна на сексуальную страсть, как и мужчина. К тому же, хочу сказать, что, помимо того, что я совершеннолетняя, у меня нет никаких иллюзий относительно того, что именно ты от меня хочешь. Ты очень ясно дал это понять в тот вечер.

Меня пронзает чувство вины, словно кинжал в сердце.

– Зенни, я…

– Не извиняйся. Мне это понравилось, мне понравилась твоя честность. Я сама просила об этом и сейчас говорю серьезно. Шон, я знаю, о чем прошу. – Она все так грамотно и четко излагает, что не могу с ней спорить, особенно, когда не особо хочу оказаться правым. То есть сердцем я чувствую, что должен сказать «нет», в то время как остальная часть моего тела пульсирует от желания дать ей все, о чем она просит, и более того.

– Но есть еще Элайджа, – бормочу я, пытаясь ухватиться хоть за какой-то предлог, чтобы она не смогла меня уговорить. – Он попросил меня позаботиться о тебе.

– И что может быть лучшей заботой, если ты поможешь в том, о чем я прошу?

– Я, э-э-э… – Боже милостивый, где тот парень, который господствует в залах заседаний? Который