Перекресток - Сергей Лисицын

«Паршивка», — грустно подумала сестра Анна.

* * *

Я сидел, удобно привалившись спиной к теплой стене, и, полуприкрыв глаза, наблюдал за тем, как Анита, плохо пытаясь скрыть отчаянье, в пятнадцатый раз объясняет Мариске, как выполняют в симботе «кенгуру».

Или в шестнадцатый?

Нас этому обучали во время одного из первых занятий в военном училище, и я поймал себя на том, что кривовато улыбаюсь, вспоминая багрового от натуги инструктора, метавшегося между ковыляющими, судорожно машущими конечностями тренировочными симботами. М-да… было весело.

Приемник в ухе тихо шипел, звук я уменьшил до минимума, поэтому сдавленное рычание Аниты воспринималось как едва слышное змеиное шипение.

— Мариска, зачем! Зачем ты с такой силой машешь ногами! Ты ходить умеешь?!

— Но он же тяжелый! Он давит!

— Да что там может давить?! Просто шагни вперед, у тебя же получалось! И слегка толкнись двумя ногами.

Тяжелый грохот и сдавленное мяуканье в наушнике.

Кажется, я задремал.

Тренировочная «Гарпия» распласталась на полу.

Анита, продолжая шипеть, уже вспрыгнула на спину симбота и сейчас возилась с креплением аварийного извлечения оператора. Откинула заднюю панель, запустила руку внутрь и извлекла на свет божий, то есть в полумрак ангара, рыдающую Мариску.

— Я не могу! Я не понимаю. Анита, ну зачем ты все это делаешь! Ну я же никогда не смогу так, как ты. Оставьте меня на базе, давай я на кухне буду или в комнатах убирать!

— Кухня у нас автоматическая. В комнатах каждая убирает сама — когда и как захочет, — сложив руки на груди, отрезала Анита. — Еще предложения будут? Или все-таки будем работать?

Я сидел молча и совершенно неподвижно. Кажется, и наставница, и воспитанница совершенно обо мне забыли. Меня это вполне устраивало, поскольку я абсолютно беззастенчиво разглядывал Аниту.

Она мне понравилась сразу. Крепкая, быстрая в движениях, ладная. При этом изящная и даже не осознающая этого.

Мне нравилось на нее смотреть, особенно когда она не знала об этом. Правда, чутье у Аниты было потрясающим — она моментально ощущала взгляд постороннего человека, малейшее движение в свою сторону.

Но сейчас она была полностью занята своей воспитанницей, и я смотрел, как она сердито сдувает со лба непослушную прядь темных волос, поправляет комбинезон, резко ставит Мариску на ноги.

Интересно, как это у нее сохраняется такой вот приятный смугловатый оттенок кожи? Не похоже, что она ходит в солярий, оттенок не тот. От солярия получается грубоватый — и бездельный какой-то. У Аниты же он был совершенно естественным.

А ведь больше трех месяцев прошло с того момента, как я увидел ее впервые. И мне так и не надоело ее рассматривать.

Увы, случай выдавался куда реже, чем мне хотелось, но база Сестер находилась за пределами купола Гагарин, да и нас с Фрэдом с первых дней закрутило так, что только успевай поворачиваться.

Тут помогал Папенька. При каждом удобном случае он старался повидать дочку. Та фыркала, говорила, что она вполне способна о себе позаботиться, но улыбалась при этом так, что и Папенька и я — оба расплывались в ответных улыбках.

Хотя Анитина адресовалась исключительно Фрэду.

На меня она смотрела с легким подозрением, и я ее не винил. Я бы и сам так на себя смотрел.

Так прошел месяц.

А потом Анита стала обучать девчонку-найденыша. Дело шло туго. Я это понял, как только увидел Аниту в очередной раз. Была у нее милая манера — если она нервничала, то сразу же начинала слегка прикусывать нижнюю губу. В тот раз она ее искусала едва не до крови. И с тех пор положение дел если и улучшилось, то ненамного.

— Что, никак? — поинтересовался я, незаметно кивая в сторону Мариски, пытавшейся совладать с эластичными ремнями фиксаторов «Гарпии».

— Не то слово. У нее словно блок какой-то стоит. Не может освоить элементарные вещи. Или не хочет.

И это действительно было так. Мариска не могла спокойно пройти и двадцати метров. Стоило ей попасть в симбот, как она начинала тяжело дышать, пульс подскакивал, девчонка потела и впадала в панику. Лишь месяц спустя она перестала поскуливать, когда делала несколько неуверенных шагов в симботе.

Первый же выход за пределы купола, по словам Аниты, едва не обернулся катастрофой — Мариска тяжело задышала, а выведенные на лицевую панель Анитиного шлема данные о пульсе, давлении и прочих показателях подопечной стремительно улетели в красную зону. Симбот Мариски развернуло так, что взвыли сервоприводы, «Гарпия» совершила нелепый кульбит и рухнула. Анита оказалась рядом в два прыжка. Она говорила, что не помнит, как ей удалось доставить девчонку обратно в купол.

Я смотрел, как выбирается из симбота перепуганная Мариска, как, умело скрывая раздражение, успокаивает ее Анита, и думал, что все же у нее, Аниты, талант наставника от Бога. Неважно, от какого, но он есть.

Так почему нет ни малейших сдвигов?

И тут я поймал взгляд Мариски.

Оп-па… а ведь я уже видел похожий взгляд. Такой же рыщущий, встревоженный и вместе с тем обращенный в себя.

Высадка на Фомальгусте IV. Серое в ядовито-розовых прожилках небо, осклизлые на вид облака, низко нависшие над осыпающимися, крошащимися холмами.

Отделение идет «гвардейским уступом», те, кто движется в задней шеренге, периодически взлетают, образуя верхний уровень клина, все на взводе — разведка доложила о возможном нахождении противника в этом районе.

Больше всех дергаюсь я — это третий мой боевой выход со взводом, но те два были простым сопровождением колонн. Сейчас — дело другое. Взгляд мечется — пытаюсь держать в поле зрения данные тактического дисплея и показания симботов моих десантников одновременно. У капрала Ромеро показатели давления и пульса прыгают в красную зону. Связываюсь с ним по закрытому каналу:

— Ромеро, что с вами?

— Командир, мне не по себе. Что-то нехорошее рядом!

Ромеро-новичок, боевого опыта еще меньше, чем у меня. В наушнике потрескивает, но все перекрывает тяжелое дыхание десантника. Я не могу отвлекаться на каждого паникера и командую ему сместиться в центр группы.

Идем дальше. С орбиты сообщают, что активности ксеносов не наблюдается. Судя по всему, разведка что-то напутала. Но в этом районе находится перерабатывающая фабрика. Что она перерабатывает, нам не сообщают, а это уже значит, что дело нечисто. Значит, что-то серьезное на этом объекте и ксеноактивность тут ни к чему.

— Командир. Командир, что-то не так!

У Ромеро хватает ума не орать по общему каналу связи. Вообще он производит впечатление спокойного малого, поэтому его паника беспокоит меня еще сильнее.

Я вывожу на внутренний дисплей изображение с его микрокамеры. Лицо кажется слишком широким, щеки уплывают назад и за пределы картинки, но выражение разобрать можно. Капрал обливается потом, взгляд странный — напряженный, рыскающий, но такой, словно ищет он что-то внутри себя. Или видимое только ему одному.

— Ромеро, прекратить панику! Остановитесь, сделайте глубокий вдох. Сейчас я введу вам успокоительное.

Как у любого комвзвода, у меня есть доступ к встраиваемым медкомплексам симботов моих десантников. Большая часть функций доступна и им, но некоторые, вроде управления успокоительными препаратами и прочими наркотическими радостями — только мне. Я уже набираю команду на своем пульте, когда Ромеро буквально взвизгивает:

— Командир! Опасность!

Я до сих пор не знаю, почему не стал медлить, почему поверил ему. Я просто заорал по общему каналу:

— Тревога! Взвод — каре!

Ребята сработали на удивление слаженно, моментально образовав ощетинившийся дулами огневых комплексов квадрат.

И тут же ближайшие холмы взорвались, выбрасывая к низким тучам облака грязного песка. Из провалов к нам устремились, нелепо, но удивительно быстро перебирая кривыми, покрытыми полупрозрачными наростами ногами боевые биомашины ксеносов. На их спинах уже лопались пузыри «поганок», из них вываливались гибкие упругие стебли метровой толщины, на концах которых раскрывались шляпки, усеянные сочащимися лиловой слизью отверстиями.

Не дожидаясь команды, взвод открыл огонь…

В тот раз мы выжили.

По возвращению на базу я отволок Ромеро в корабельный кабак и напоил до бесчувствия. Уже будучи на полпути к «свинье на радуге», он промычал что-то о том, что ему всегда не по себе, если вокруг что-то не так. И он со временем стал различать — когда сильно не так, а когда просто что-то рядом происходит, но его не касается.

Я в шутку спросил, и давно ли он такой ясновидящий, и Ромеро, глядя мимо меня мутными глазами, отрапортовал:

— А вот как хер стоять начал, так и… — и смачно рыгнул.

— Анита, дай ты ей самой разобраться с фиксаторами! — крикнул я и поманил Фрэдово чадо рукой. Она отмахнулась, и я позвал еще раз: — Да подойди же ты, дело есть!