Войны античного мира: Походы Пирра - Роман Светлов

Как выяснилось, даже молниеносное плавание в Киликию заняло слишком много времени: расчетливые афиняне успели принять решение, и оно было не в пользу побежденных.

Близ Кикладских островов флотилия Деметрия была встречена посыльными триерами афинян. Представители Афин уважительно, но твердо сообщили, что народ постановил «не принимать и не впускать в город никого из царей». Опасаясь быть втянутыми в мясорубку новых войн, афиняне постарались не рассориться с Деметрием, с показным почетом выпроводив в Мегару, где стоял гарнизон антигоновцев, его супругу Деидамию, и даже согласились вернуть царские корабли, стоящие в Пирее. Среди других там было огромное судно с 13 рядами весел, своего рода укрепленный замок, передвигавшийся благодаря огромному количеству гребцов, — правда, не имевшее настоящего военного значения, зато производившее сильное впечатление на современников[42].

Деметрий был крайне уязвлен неблагодарностью афинян. Ему, освободившему Афины, фактически сделавшему этот город второй столицей «свободной» Эллады (после Коринфа), теперь приходилось видеть перед своим носом закрытые двери да еще унижаться просьбами о выдаче флота.

Между тем в Греции дела Деметрия шли совсем скверно. Пелопоннесские города один за другим объявляли о своей независимости, изгоняли сторонников Антигонидов и начинали переговоры с Кассандром и Птолемеем: лишь там, где стоили царские гарнизоны, власть Деметрия была сохранена.

Центром его владений теперь стали Мегара и Коринф: эти города контролировали Истм, то есть связи между Южной и Северной Грецией, поэтому терять их Деметрий не мог ни в коем случае.

Видя, что в Элладе ему придется ограничиться стратегической обороной, Деметрий решил поручить ее Пирру. Тот был назначен его представителем в Коринфском союзе, а фактически — наместником контролируемых войсками Антигонидов территорий. Сам Деметрий вместе с флотом и наемной армией отправился на север Эгейского моря, а затем к проливам. Он предпринял трехлетнюю маневренную кампанию: нападая с моря на владения своих противников, царь держал их в напряжении и в конце концов заставил признать себя равноправным участником переговоров.

Однако пока все это было впереди. Юный эпирский царь стал исполнять роль наместника Деметрия как раз в то время, когда союзники только начали дележ испеченного при Ипсе пирога.

Смерть Антигона не стала началом всеобщего мира. При всей грандиозности полученной добычи, никто из победителей не был полностью доволен своей долей. Все это грозило новыми войнами — вот почему Афины приняли решение не принимать у себя никого из царей.

Меньше всего досталось Птолемею, именно поэтому у него имелось более всего поводов для недовольства. Пока главные силы Лисимаха, Плейстарха и Селевка бились при Ипсе, он ограничивался удержанием Палестины и тех пунктов, которые ему удалось занять в Келесирии. Ни главных городов Финикии, ни Кипра он не получил.

С другой стороны, крайне эгоистическое поведение Птолемея во время военных действий вызывало раздражение остальных союзников, особегаю Селевка, который сам претендовал на Келесирию.

Кассандр получил свободу рук в Греции, где, правда, ему еще нужно было сломить сопротивление антигоновцев. Его брату Плейстарху «подарили» Киликию. Несмотря на богатство этой провинции, ее расположение между могучими царствами Селевка и Лисимаха делали самостоятельность власти Плейстарха призрачной. Плейстарх полностью зависел от настроения его могущественных соседей.

В конечном итоге был недоволен и Селевк. Хотя царю Вавилона досталась вся Сирия, значительные территории в Малой Азии, на которые он мог претендовать, фактически ускользнули от его контроля. Так, Каппадокию, базу Селевка зимой 302/01 г, поставил под свой контроль Митридат Ктист, основатель Понтийского царства (тогда — «Каппадокии Понтийской»). Лежащие к западу от нее территории Фригии (Селевк получил ровно ее половину) поначалу также лишь номинально входили в державу вавилонского царя.

Более всего результатам раздела должен был радоваться Лисимах. Победа при Ипсе мгновенно сделала его царство, до этого слабейшее из всех государств диадохов, одним из самых мощных. Под его власть перешел весь запад Малой Азии с богатейшими греческими городами и густозаселенными землями. Для того чтобы сцементировать эти территории, необходимо было только отобрать у Деметрия Эфес

Все те годы, которые Деметрий провел на востоке, бросаясь от Геллеспонта в Киликию[43], из Киликии в Финикию и Палестину, Пирр терпеливо охранял остатки его владений в Элладе. Кассандр в 300 г. попытался овладеть хотя бы Средней Грецией, но потерпел в этом неудачу. Кроме Фив и еще двух-трех городов, остальные греческие территории сохранили свой суверенитет. Причем главным противником македонского царя, судя по всему, был не Пирр, а этолийцы.

Таким образом, между владениями Деметрия и землями Кассандра возник буфер из независимых греческих государств Средней Греции, освободившихся от власти Антигонидов, но не капитулировавших перед македонской армией.

Еще большая неудача подстерегала Кассандра на западе. Пользуясь территорией вассального Эпира как базой, этот царь попытался овладеть уже известной нам Керкирой. Ему удалось сосредоточить мощный десантный флот, который перебросил на остров осадную армию и необходимые машины. Город Керкира был осажден и уже находился на грани капитуляции, когда на помощь островитянам прибыл сиракузский тиран Агафокл. Флот сицилийских греков разгромил македонские корабли: последние были либо захвачены, либо сожжены. Кассандр и его армия оказались заперты в ловушке.

Однако Агафокл не ставил себе задачу уничтожения македонского царя. Он ограничился заключением договора, по которому Керкира (а значит и контроль над эпирской торговлей!) переходила в его руки, армия Кассандра же на сиракузских кораблях была переправлена на материк.

Неудачи 300–299 гг. явно пошатнули влияние Македонии в Эпире. Хотя Неоптолем III все еще находился у власти, эпироты начинали обращать свои взоры к Пирру, уже прославившему свое имя во время великой войны и теперь, несмотря на юность, исполнявшему важнейшие административные функции в Греции.

Кстати, Пирр сумел, несмотря на неблагоприятную военно-политическую конъюнктуру, сохранить для Деметрия костяк его западных владений. Во время военных действий в Греции, имевших место в 298–295 гг., Деметрий явно обладал не толко землями на Истме, но и какими-то стратегически важными территориями в Северном Пелопоннесе: по крайней мере, во время похода на Спарту в 295 г. первое сопротивление Деметрию было оказано лишь на юге Аркадии — области в центре этого полуострова. Отсюда можно сделать вывод, что ряд городов в Аркадии и, возможно, Арголидс держали сторону сына Антигона: хотя нам не известны подробности событий 300–299 гг., Пирр отстоял стратегический плацдарм своего патрона в Европе

* * *

События, произошедшие после этого в жизни Пирра, обычно истолковывают, как результат некоторых естественных политических комбинаций. В 299 г., уже помирившись с Селеиком, признавшим власть Деметрия в Киликии и на Кипре, а также его «особые интересы» в Греции и Палестине, Деметрий провел успешную кампанию против египетского царя. Есть основания полагать, что на короткий срок под его власть перешла значительная часть Келесирии.

За этим последовали переговоры, на которых посредничал Селевк. Они завершились мирным соглашением: Птолемей, испугавшийся войны не только с неистовым сыном Антигона, по и с могущественным Селевком, пошел на какие-то территориальные уступки в Палестине и отдал за Деметрия свою дочь Птолемиаду. Подобного рода политические браки были обычным способом скрепить достигнутое соглашение (которое, правда, все равно чаще всего не соблюдалось). Невеста фактически становилась заложницей, которую потом приходилось выкупать, обменивая на города или солидную контрибуцию.

«В обмен» на Птолемиаду Деметрий отправил в Египет Пирра. Почему? Либо же все знали, что царь без царства является его лучшим другом, братские чувства к которому Деметрия будут порукой его верности заключенному договору. А быть может, это была своеобразная ссылка? Эпирский царь, успешно боровшийся за греческие владения своего покровителя, мог показаться Деметрию потенциальным соперником, и потому тот отправил Пирра в Египет, пока авторитет этого юнца не стал угрожать его власти.

Вне зависимости от того, дружба или ревность были причинами египетской «ссылки» Пирра, он явно обиделся на Деметрия. Наш герой не обладал даром смирения. Наоборот, пребывание в Египте для него было еще более тяжелым потому, что теперь он был совершенно оторван от Эпира. Будут в Коринфе, он еще мог лелеять надежду на возвращение отцовского престола, ныне же Пирр очутился за тридевять земель от родины, да еще в крайне двусмысленной ситуации. Нужно было что-то предпринимать.