Шаманское проклятие - Наталия Ломовская

Но вот окончательно стемнело, недалеко, на станции, загудела и ушла последняя электричка. Теперь можно было окончательно расслабиться.

…Анна проснулась в полной темноте от холода и долго не могла понять, где она находится. Было очень тихо – только назойливо цокали часы, да тек откуда-то густой мужской храп. Наконец более или менее сориентировавшись в окружающем пространстве, Аня доковыляла по ледяному полу до стены, нащупала выключатель, и первое, что она увидела – совершенно обнаженного мужчину на диване, где только что лежала сама.

Будильник показывал четыре часа утра.

Больше всего на свете ей бы хотелось сейчас оказаться дома, в собственной постели, да где угодно, лишь бы подальше отсюда! Но деваться ей было некуда.

Пошарив в шкафу, она нашла там теплый халатик, принадлежавший, судя по размеру, Жанне, надежно закуталась в него и прилегла на край дивана. Ей казалось, что она ни за что не заснет, но веки смежились сами собой.

А утром ее разбудила Жанна.

– Вставай, засонька! Я что, одна буду завтрак готовить?

Аня подскочила, оглянулась – Захара рядом не было.

– Уехали, – правильно поняла ее взгляд Жанна. – За вином поехали, говорила ж я ему, чтоб брал побольше!

– Зачем еще вино? – удивилась Анечка.

– Как – зачем? Продолжим гуляночку!

– Не-ет, ты как хочешь, а я больше не могу. Я домой поеду. На электричке.

– То есть как – домой? Ань, ты что? С Захарчиком что-то не так? Он тебя обидел, что ли? А на вид такой порядочный!

– Н-нет…

– Ну тогда расслабься, чего ты как в воду опущенная! А что тебе не понравилось, так сама знаешь, в первый раз почти всегда так!

– Жан, я все-таки поеду. Мне что-то не по себе.

У Жанны глаза сделались круглые и зеленые, как у кошки.

– Ах, вот ты как? А еще подруга! Они, значит, сейчас с винищем прикатят, и мне оставайся тут с ними, чтоб одну на двоих пожиже развели? Не-ет, так не пойдет. Приехали вместе, значит, и уезжать будем вместе!

Тут Анечка не выдержала и заревела, и Жанна сразу же изменила тон, обняла ее, стала просить прощения, утешать, обещать, что вот сейчас-сейчас поедем домой, только парней дождемся, чего нам на электричке-то трюхать, когда машина есть! В сущности, она была добрая девка и настоящий друг и обещание свое исполнила – шустро ликвидировала следы гулянки, и встретили они кавалеров во всеоружии, уже даже с сумками в руках.

– Ребята, а ну-ка развернулись и повезли девочек обратно в город! Девочки хотят домой!

Анна боялась, что парни заартачатся, но те были неожиданно покладисты.

– Уже? Ты ж веселиться хотела? – подмигнул Жанне ее Геннадий, а Захарчик высказался коротко:

– Чего хочет женщина, того хочет бог.

– Я думала, они… – сказала Аня подруге уже потом, когда машина, высадив их на вокзале, умчалась.

– Прям уж! Ань, мы ж малолетки. Они перед нами на цыпочках ходят, потому что знают – ежели мы, допустим, будем чем недовольны, да капнем, куда следует, то им грозят ба-альшие неприятности! Вплоть до отсидки! Поняла, дуреха?

Анна кивнула. Она все поняла, кроме одного – зачем на прощание записала в блокнот Захару свой телефон? Она ведь не хотела его видеть, никогда?

Дома вовсе не удивились тому, что девчонки рановато вернулись с дачи. Заскучали или замерзли – ночи-то еще холодные! Рано ведь не поздно, так ведь?

Через пару дней Захарчик позвонил Анечке.

– Может быть, погуляем? – предложил он. – Знаешь, новое кафе открылось, называется «Пингвин». Там разное мороженое, ты такого и не видела никогда!

Ей стало весело. Вот как, значит, она все же зацепила этого взрослого, интересного мужчину! Что ж, можно сходить, поесть мороженого, почему бы и нет? Маме она сказала, что идет на свидание с мальчиком. Познакомилась на подготовительных курсах. Милый, только очень робкий. Да, она вернется не позже восьми.

Кафе Анечке понравилось – там и в самом деле было мороженое разных вкусов и сортов – даже ананасное, даже ромовое! Она наслаждалась мороженым, уютной обстановкой, сознанием того, что вот она пришла сюда со спутником, с мужчиной… Но ее триумф был недолог. Захар начал проявлять признаки нетерпения, все посматривал на часы, и это было неприятно. Наконец она решилась спросить его:

– Ты куда-то торопишься?

– Как тебе сказать, – ухмыльнулся он, демонстрируя превосходные зубы. – Вообще-то мы. Мы с тобой торопимся. Но это сюрприз.

Заинтригованная Анечка быстро проглотила полурастаявший шарик с пронзительно малиновым вкусом. Быть может, они пойдут в кино? Или в театр? Тогда, действительно, рассиживаться не стоит.

На улице Захар крепко взял ее под локоть и повлек ее к автобусной остановке. Через двадцать минут они вышли на узкой улочке, скатывающейся в овраг. Где-то нехотя брехала собака, проорал петух – как в деревне. Да тут и была самая настоящая деревня – вокруг, куда ни оглянись, маленькие деревянные домики. Анечка никогда не была в этой части города.

– Зачем мы сюда приехали?

– Тут я хату снял, – подмигнул ей Захар. – Посидим, отдохнем в тишине и покое. Ты куда?

Анна повернулась на каблуках и зашагала обратно, к остановке.

– Аня, да что на тебя нашло? Я тебя чем-то обидел?

– Нет. Ничего, – ответила она, не оборачиваясь. – Иди, отдыхай сам. В тишине и покое. А меня не провожай. И не звони больше!

Наверное, она говорила очень убедительно, потому что шаги за спиной стихли, Захар не пошел ее провожать, вот радость-то! Она еле дождалась автобуса, но, загрузившись в благоухающее бензином нутро, вдруг рассмеялась. Ей стало легко. Она вспомнила вкус мороженого, вспомнила умоляющую, растерянную физиономию Захара и снова рассмеялась, да так, что сидевшая рядом с ней старушка испуганно шевельнулась и покрепче прижала к себе авоську.

Добравшись домой, она первым делом позвонила Жанке.

– Отшила? Вот и правильно, – довольно равнодушно заметила подруга. – Представляешь, Генка рассказывал, что Захарчик твой с женой развелся, но живет с ней по-прежнему в одной квартире! И алименты он платит, на фиг нам такой сдался! Мы еще получше найдем!

И они стали искать.

Аня поступила и стала в глазах окружающих взрослым, самостоятельным человеком. Так ей и мать сказала:

– Ты теперь взрослый человек, и я хочу поговорить с тобой, как со взрослой.

Вслед за этим Ане пришлось узнать неприятные новости. Оказывается, пока она вкалывала «на картошке», отец ушел от них. Бросил мать и ее, Анечку, тоже бросил.

– Что же мы теперь будем делать? – спросила Анна у матери.

И та ответила, высоко подняв свои красивые брови:

– Что делать? Будем жить.

И дочь не заметила горькой вопросительной интонации в этих словах, не почувствовала, что мать ждет от нее, быть может, бессознательно, поддержки… Что ж, будем жить! И, по возможности, весело!