Скитальцы - Марина и Сергей Дяченко

В этот момент душевного упадка мне послышался стук в дверь. Неприятно поражённый, я замер. Стук повторился, на этот раз явно, хотя и негромко.

Я струхнул, потому что одно дело прикидываться волшебником по поручению и в присутствии Легиара, и совсем другое — изображать магическое величие в одиночку, на свой страх и риск. Мне пришла в голову малодушная мысль притаиться.

Стук, однако, повторился снова. Весь подобравшись, я отправился к двери, пытаясь выработать на ходу достаточно убедительную для мага линию поведения.

— Что вам угодно? — рявкнул я, распахивая дверь.

В двух шагах передо мной испуганно хлопало васильковыми глазами очаровательное существо в чепце и передничке горничной. Я охнул.

— Господин волшебник… — тонким дрожащим голоском пропела эта пичуга. — Простите… Уборка… Извините… — и она присела до земли в неуклюжем реверансе.

Не веря своему счастью, я отступил вглубь комнаты. Пичуга, немного приободрившись, втащила в номер ведро с водой и щётку на длинной ручке.

Ей, может быть, исполнилось шестнадцать. Ростом она была мне по плечо, а я ведь не великан. Из-под накрахмаленного чепца выбивались рыжеватые волосёнки, а на румяной мордочке с пухлыми щёчками читалась уморительная решимость выполнить трудную и опасную миссию по уборке комнат чародея.

Судьба сжалилась-таки надо мною, решив вознаградить за провал на званом ужине у мэра.

Пичуга принялась за работу — извлечена была из ведра истекающая водой мохнатая тряпка, ловко наверчена на щётку и запущена под кресло, в которое я немедленно влез с ногами. Стараясь не смотреть на меня, васильковые глазки серьёзно потупились.

— Как тебя зовут? — спросил я небрежно.

— Мирена… — скромно ответили васильковые глазки.

Я приходил во всё больший восторг. Пичуга елозила тряпкой по полу, рукава её платьица задрались к локтям, обнажая тоненькие белые руки, а чепец съехал на лоб, обнаружив сзади, на шее, милый рыженький завиток.

Работала она не ахти как — я, бывало, мыл пол куда быстрее и чище. Мне стоило значительных усилий подавить в себе желание преподать ей урок влажной уборки. Вот она выпрямилась, тыльной стороной ладони убирая от глаз непослушные прядки — и встретилась со мной глазами. Без того розовые щёки её стали совсем красными.

— Не будет ли любезен господин волшебник… — пролепетала она, — позвать господина своего слугу, чтобы карниз…

Она запнулась.

— Что, милая? — переспросил я благосклонно.

— Карниз… Протереть… — прошептала она, — высоко, я не достану…

Я понял наконец — она собиралась стереть пыль с карниза под окном, до которого ей было, как до неба.

— А моего бездельника нет, — сказал я огорчённо, — я, видишь ли, услал его сегодня с важным поручением. Что же делать?

Она покусала губки, потом решительно тряхнула головой и полезла на подоконник.

Будь её рука хоть вполовину длинней, она, возможно, дотянулась бы до карниза, став на цыпочки. Я понаблюдал за её отчаянными акробатическими упражнениями, потом подошёл сзади, взял её за талию и поднял повыше.

Весу в ней было, как в годовалом котёнке. Под корсетом прощупывались тёплые рёбра. Дёрнувшись от неожиданности, она вскоре затихла, повисела минуту без движения и наконец стряхнула мне на голову щепотку мелкой белой пыли.

Я осторожно поставил её на подоконник. Не глядя, она соскочила на пол и кинулась к своему ведру, будто ища у него помощи и защиты.

— Вот и справились, — сказал я мягко.

Васильковые глазки были широко распахнуты, худая грудка под передником ходила ходуном.

— Волшебники странный народ, Мирена, — начал я, делая шаг ей навстречу. — Им приходится путешествовать, сражаться с чудовищами, помогать людям… Тебе, например, нужна помощь?

Она отступила, держа перед собой тряпку, как белый флаг. Я улыбнулся мудро и устало:

— Дитя моё, волшебники не такие, какими кажутся… Посмотри на меня. Ты видишь, я молод? Но я уже повидал такое, чего тебе никогда не вообразить… Оставь свою тряпку. Я совершил множество подвигов… А теперь я хочу покоя. Положи тряпку на пол. Просто покоя, и чтобы в печке трещал огонь, и нежного друга рядом… Брось тряпку, в конце концов!

У неё были сухие, горячие губы. Тряпка шлёпнулась на пол, подняв фонтан брызг.

— О, господин волшебник… — шептала пичуга, вздрагивая и отстраняясь. — Я всегда робела перед важными господами… А колдунов вообще не видела… Нет, я знаю своё место, господин волшебник! Я просто служанка, я боюсь высокородных!

— Не бойся меня, дитя моё… Я беспощаден к врагам, но ты — ты другое дело…

Я взвалил её на плечо и поспешно поволок в спальню. Предательски скрипнула входная дверь.

Конечно, это был Ларт, вездесущий, вовремя появляющийся Ларт, ответивший на моё замешательство скептической улыбкой.

Мирена отдувалась, поправляя чепец.

— Я не помешал, мой господин? — спросил Легиар заботливо.

Я промямлил что-то нечленораздельное, а пичуга вдруг спохватилась:

— Ах, господин слуга! А я же не убрала у вас в комнате!

И, подхватив ведро, тряпку и щётку, она нырнула в комнатушку для прислуги. Ларт проводил её оценивающим взглядом, хмыкнул и неспешно двинулся следом. Я остался стоять посреди гостиной, в луже воды.

Мирена не возвращалась. Звук тряпки, возимой по полу, вскоре стих. Я подошёл к портьере, закрывавшей вход в комнату для прислуги, и прислушался. Знакомый тонкий голосок повторял возбуждённо:

— А я тогда говорю, что боюсь важных господ, особенно волшебников!

— А слуг не боишься? — деловито поинтересовался Ларт.

— Слуг — нет… — смущаясь, ответила пичуга.

Стало тихо. Потом тонкий голос просительно залепетал что-то, явственно произнеся несколько раз «не надо». У меня свело челюсти.

За портьерой упало что-то тяжёлое. Просительный голос испуганно вскрикнул, на секунду превратился в умоляющий, потом затих. Что-то успокаивающе проворковал Ларт.

Гулко ударили часы на башне.

Я почувствовал, что у меня промокли ноги, повернулся и пошёл прочь, скрываясь от оглушающего страстного шёпота.

И тут меня остановил странный, не имеющий отношения к страсти звук — пугающий, негромкий, но внятный, как шипение ядовитой змеи. Вскрикнул Ларт — я не слышал раньше, чтобы он так кричал. Это был крик испуганного человека. Я кинулся назад и одним махом откинул портьеру.

Мирена, маленькая глупенькая Мирена стояла посреди комнаты в одной сорочке, с распущенными по плечам, растрёпанными волосами. Лицо её изменилось до неузнаваемости, глаза закатились под лоб. Рот был полуоткрыт, губы и язык не шевелились, и всё же внятно, совершенно явственно из её горла вдруг донёсся чужой, низкий голос: