Пантанал и Тектонический Разлом - Дино Динаев

представил Алкоголикову в лабутенах за десять косых в местных реалиях-и не смог. Не монтировалась она тут. Пока я дошел от КПП до гостиницы на ботинки налипло по пуду качественной жирной грязи, еле счистил.

Ресепшн, устроенный в обычной каюте, привлекал своей аскетичностью. Из мебели стол и старый шкаф с перекошенными дверцами. На столе бейджик «Старший администратор Анжелика Скоц-Трухонина». За столом сидела мадама с комплекцией чуть лучше, чем у беременного бегемота. Общую привлекательность дополняли выпученные глаза, смотрящие вразброс и обеспечивающий круговой обзор в 180 градусов.

На обшарпанной кушетке рядом восседал нахохлившийся мальчик лет 12-ти. Я не успел пасть разинуть, как молодой человек высказался.

— Чудило с Нижнего Тагила! — голос писклявый, как у раздавленного червяка.

— Как ты со взрослыми разговариваешь? — вырвалось у меня.

— Не смейте орать на ребенка! — одернула «маркиза ангелов».

— Гниль обезьянья! — ругнулся ребенок.

— Так это ваш? Чудный мальчик! — умилился я.

— Пошел на хер, удод! — сказал чудный мальчик.

Толстуха пренебрежительно уронила на стол командировочное удостоверение и документы на проживание, где они благополучно затерялись среди вороха других бумаг.

— Даже не знаю, куда вас поселить, — озаботилась женщина.

Я не стал расстраивать тетю информацией, что «Россия» занята постояльцами едва ли на треть.

— Нехай на конюшне живет! — предложил малец, добрая душа.

— Ну зачем человека обижать, Август! — посетовала женщина.

Шкета звали Август! Надо будет записать этот день в поминальник.

Рядом со столом на стене на гвоздях висели ключи, по обилию которых можно было судить, что мест полно. Администраторша выудила один из самого нижнего ряда с самого края.

— Третья палуба! Каюта номер 13! Не отказывайте себе ни в чем! — радушно пожелала она.

— Чтоб тебе крысы нос объели! — добавил малец.

Кастелянша.

С тринадцатым номером вышел перебор-на нижней палубе каюты вообще не имели никакой нумерации. Выданный ключ подошел сразу к нескольким каютам. Я выбрал с наименее облезлой дверью. Иллюминатор возвышался всего на метр выше уровня грунта и выходил на пустошь. Обзор был чудесный, правда, всего метров на 15 и весь завален мусором.

В каюте находились две двух ярусные койки с тощими полосатыми матрасами, судя по жесткости, набитые колотым пенопластом. Имелся так же стол со следами убийства. На этом обширный перечень мебели заканчивался.

Душ и гальюн в общем коридоре. И, о чудо-свет включался практически везде, безупречная акустика позволяла судить о работе дизель-генератора в машинном отделении.

За бельем надо было подняться по узкой неудобной лестнице к кастелянше на главную палубу. Остальные 3 палубы между собой соединял лифт. Я до сих пор не понимал, наладил ли я отношения с администрацией.

В бельевой находилась неприметная женщина, серая мышка. Она без лишних слов выдала мне все положенное. Радость от нормального общения длилась недолго-в бельевую заглянул младший Скоц-Трухонин.

— Приперся! — обозлено процедил мелкий гаденыш.

— Вали отседа! — по-доброму посоветовал я.

— А то что? — спросил Скоц.

А, правда, что с ним делать? Поймать? А дальше что? Ювенальную юриспруденцию еще никто не отменял. В городе свирепствует фонд Боярникова «Род», это похуже борцов без правил, там собраны лучшие юристы. Мне после Парижа ошибаться нельзя, вышибут без пансиона, буду туфли варить и жрать.

— Не надо ничего делать! — взмолилась кастелянша. — Мне еще тут работать!

Мне тоже, хотелось сказать.

— Да пусть валит на 4 стороны! — махнул я рукой.

Дальнейшее было чистой воды провокацией, на которую я попался, ясен пень. Гадский сын подошел к женщине и безо всяких лишних приготовлений сильно ударил кулаком в живот. Мне показалось, что он ударил меня. В глазах все потемнело, а когда я вернулся в действительность, Скоц висел на собственном ухе, которое с упорством достойным лучшего применения я тянул в сторону потолка.

Эффект превзошел все ожидания. Скоц верещал, кастелянша висела на руке, я пытался размышлять на философские темы. В полной мере испытав моральное удовлетворение, я отпустил подлеца. Ухо его сделалось малиновым и приобрело художественный смысл.

Мне не понравилось, как Скоц себя повел в дальнейшем. Он перестал верещать, и вообще успокоился. Вел себя как тот, кто добился своей цели. И вообще смотрел на меня с таким чувством превосходства, словно он меня наказал, а не наоборот.

— Вот теперь ты точно попался, мусорок! — торжествующе произнес он.

— Оскорбление при исполнении! — напомнил я. — Хочешь, я тебя закрою?

— Руки коротки! — выпалил он и убег.

На женщину было страшно смотреть.

— Больно? — спросил я. — Надо побои снять. У вас здесь есть врач?

— Был, пока не пропал.

— Как пропал? В розыск объявили? Все-таки режимная зона.

— Да она вся дырявая, ваша зона! А люди хотят подзаработать. Кто находится, то теряется. Тут половина жильцов неучтенная, может, вообще уголовники! И, а вы на самом деле из полиции? Чего я болтаю?

Я успокоил, сказав, что по другому делу и их местечковые отношения меня не касаются.

— А то у меня ничего нет, кроме этой бельевой! — призналась она. — Тут и работа, тут и жилье. А Авик несчастный очень. Даже мать не знает, то отец. Сама лишена родительских прав, кочует по общагам, ее чурбаны друг другу за анашу уступают.

— Разве Анжелика не его мать?

— Бабушка. Она его балует.

— С этим трудно не согласиться! — заметил я.

Не было бы счастья.

Вера в торжество гуманизма подверглась сильному испытанию на следующее утро. С вечера демарша со стороны внука я так и не дождался. Даже горячо любимая бабушка не пришла меня поколотить. Пришлось убрать пистолет в сумку и задуматься.

Трудная работа научила не верить в доброту и человечность, тем более со стороны подобных подонков. Они затаились, понял я. Дождутся, пока я расслаблюсь, приспущу штаны и приподниму майку, а они по голому пузу ногой в кирзовом сапоге.

На главной палубе имелся буфет, где склочная буфетчица переругивалась с мужчиной в очках, который то ли принес, то ли требовал накладные. За вполне сносные деньги я получил курногу с покореженными видно стрельбой из огнемёта макарошками.

Эффект от чудесной еды испортило появление упыря, который, как и положено упырю, скрывал лицо в глубоко надвинутом капюшоне.

— Ты мент! — констатировал он.

Продолжать беседу я не стал. Поел и пошел к лифтам, хотелось посмотреть на ущелье с капитанской палубы. Не тут-то было. Упырь заступил мне дорогу со словами:

— Лифт только для проживающих на верхних палубах!

Вздорное замечание, на лифтах катались все, кому не лень. Я повернулся к лестнице, упырь тут как тут-сидел на перилах и перегораживал дорогу.

— Я могу тебя закрыть, — дружелюбно сообщил я.

— Ой-ли! — он осклабился, показав красивые корешки на месте зубов. — Мусоров из города вызывать будешь? Тут режимная