Слуги Темного Властелина - Р. Скотт Бэккер

– Скажи, – спросил Ахкеймион на шейском, – что тут происходит?

Он был так раздражен, что махнул рукой на джнан: в конце концов, в таком столпотворении не до тонкостей этикета.

Конриец с любопытством смерил его своими темными глазами.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь? – спросил он, повысив голос, чтобы перекричать царящий кругом гам.

– О чем? – переспросил Ахкеймион, чувствуя, как по спине поползла струйка пота.

– Майтанет призвал в Сумну всех верных, – ответил конриец, явно исполнившись подозрения к человеку, который не знает общеизвестного. – Он собирается открыть цель Священной войны!

Ахкеймион был ошеломлен. Он окинул взглядом лица теснившихся вокруг – и только тут заметил, как много среди них людей, явно привычных к тяготам войны. И почти все открыто носили оружие. Что ж, значит, первая половина поручения – выяснить, против кого будет направлена эта Священная война, – вот-вот исполнится сама собой.

«Наутцера и остальные наверняка знали об этом! Отчего же они мне ничего не сказали?»

Потому что им было нужно, чтобы он отправился в Сумну. Они знали, что он будет против вербовки Инрау, и устроили все таким образом, чтобы убедить его, что без этого не обойтись. Ложь умолчания – не столь великий грех, зато она заставила его поступить так, как им было надо.

Манипуляции, всюду манипуляции! Даже Кворум играет в игры со своими собственными пешками. Это была старая обида, но рана ныла по-прежнему.

А конриец тем временем продолжал, сверкая глазами с неожиданной пылкостью:

– Молись, друг мой, чтобы мы отправились войной против школ, а не против фаним! Колдовство – язва куда более страшная.

Ахкеймион готов был согласиться с ним.

Ахкеймион протянул руку. Он хотел провести пальцем вдоль ложбинки на спине Эсменет, но передумал и вместо этого стиснул в кулаке грязное одеяло. В комнате было темно и душно после их недавнего совокупления. Но даже в темноте были видны объедки и мусор, раскиданные по полу. Единственным источником света служила ослепительно-белая щель в ставнях. На улице снаружи стоял такой грохот, что тонкие стены дребезжали.

– И все? – спросил он и сам удивился тому, как дрогнул его голос.

– Что значит «и все»? – переспросила она. В ее голосе звучала старая сдерживаемая обида.

Она его неправильно поняла, но он не успел объяснить: внезапно накатила тошнота и удушающая жара. Ахкеймион поспешно поднялся на ноги – и едва не упал. Колени подгибались. Он, точно пьяный, вцепился в спинку кровати. Волосы на руках, голове и спине встали дыбом.

– Акка! – испуганно окликнула она.

– Ничего, ничего, – ответил он. – Это все жара.

Он выпрямился – и рухнул обратно на кровать. Тюфяк под ним поплыл. Ее тело на ощупь было словно жареный угорь. Надо же, еще только ранняя весна, а такая жарища! Как будто сам мир горит в лихорадке в ожидании Священной войны Майтанета.

– У тебя уже бывала горячка, – с опаской сказала Эсменет. – Горячка не заразная, это все знают.

– Да, – хрипло ответил Ахкеймион, держась за лоб. «Ты в безопасности». – Меня прихватило шесть лет тому назад, во время поездки в Сингулат… Я тогда едва не умер.

– Шесть лет тому назад… – откликнулась она. – В том году умерла моя дочь.

Горечь.

Он обнаружил, что ему не нравится, как легко его боль сделалась ее болью. Он представил себе, как могла бы выглядеть ее дочь: крепкая, но тонкокостная, роскошные черные волосы, подстриженные коротко, по обычаям низшей касты, округлая щека, так удобно ложащаяся в ладонь… Но на самом деле он представил себе Эсми. Такой, какая она была ребенком.

Они долго молчали. Его мысли пришли в порядок. Жара сделалась приятно расслабляющей, утратила ядовитую резкость. Ахкеймион сообразил, что, судя по странной обиде в голосе, Эсменет неправильно поняла то, что он сказал незадолго до этого. А он просто хотел знать, известно ли что-то еще, кроме слухов.

Наверное, он всегда знал, что когда-нибудь вернется сюда – не просто в Сумну, но именно сюда, в это место между руками и ногами усталой женщины. Эсменет. Странное имя, слишком старомодное для женщины ее нрава, но в то же время удивительно подходящее проститутке.

«Эсменет…» Как может обычное имя так сильно на него влиять?

Она сдала за те четыре года, что он не бывал в Сумне. Похудела, сделалась какой-то растрепанной, ее чувство юмора поувяло под натиском мелких ран… Выбравшись из многолюдной гавани, Ахкеймион без колебаний направился разыскивать ее, сам поражаясь собственному нетерпению. Когда он увидел ее сидящей на подоконнике, то испытал странное, смешанное чувство: смесь утраты и самодовольства, как будто он признал человека, с которым соперничал в детстве, в изуродованном прокаженном или бродяге.

– Все за палочкой бегаешь, вижу, – сказала она, не выразив ни малейшего удивления.

Ее шутки тоже утратили детскую пухлость.

Постепенно она отвлекла Ахкеймиона от его забот и втянула в свой замысловатый мирок анекдота и сатиры. Ну а потом, разумеется, слово за слово – и они очутились в этой комнате, и Ахкеймион принялся любить ее с жадностью, которая его потрясла: как будто он обрел в этом животном акте недоступное облегчение – забыл о своем сложном поручении.

Ахкеймион прибыл в Сумну с двумя целями: определить, не собирается ли новый шрайя вести Священную войну против школ, и выяснить, не стоит ли за этими примечательными событиями Консульт. Первая цель была вполне осязаемой – она должна была помочь ему оправдать то, что он собирается предать Инрау. А вторая… призрачная, наделенная лихорадочным бессилием доводов, которые на самом деле ничего не оправдывают. Как можно использовать войну Завета против Консульта для обоснования предательства, если сама эта война кажется совершенно необоснованной?

Потому что как еще можно назвать войну без врага?

– Завтра надо будет отыскать Инрау, – сказал он скорее темноте, чем Эсменет.

– Ты по-прежнему собираешься… обратить его?

– Не знаю. Я теперь почти ничего не знаю.

– Как ты можешь так говорить, Акка? Иногда я думаю, есть ли вообще что-то такое, чего ты не знаешь.

Она всегда была идеальной шлюхой: обихаживала сперва его чресла, а потом его душу. «Не знаю, вынесу ли я это снова».

– Я всю жизнь провел среди людей, которые считают меня безумцем, Эсми.

Она расхохоталась. Эсменет родилась в касте слуг и никакого образования не получила – по крайней мере, формального. Однако она всегда умела ценить тонкую иронию. Это было одно из многих ее отличий от других женщин – от других проституток.

– Что ж, Акка, а я провела всю жизнь среди людей, которые считают меня продажной девкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});