Проблемы культуры. Культура переходного периода - Лев Троцкий

Хорошо было бы в каждом рабочем клубе в Англии, в каждом профсоюзном здании иметь на стене вот этот номер газеты «Дейли Мейль», изданной в Париже в день открытия стачки. Вот здесь напечатана передовица под заглавием «За короля и отечество». Дальше идет вторая статья «За свободу печати». Дух торжественный, патетический, патриотический, боевой. «Начинаются дни великих испытаний. Москва поднимает рабочий класс на старую Англию, на короля, на отечество и на свободу печати» (это, товарищи, та самая «Дейли Мейль», которая обвиняет наши профсоюзы в том, что они для разрушения британского хозяйства передают английским углекопам не свои деньги, а деньги советского правительства). Но вот что особенно замечательно. Эта самая глубоко нравственная газета, которая вступается за короля, отечество и свободу печати, она перед этой самой королевской статьей вот на этих двух столбцах, перед самым носом у короля и отечества, печатает десятки крикливых объявлений о непотребных домах Парижа, существующих на усладу благородной публики с кошельком. Подумайте, в благочестивейшей газете, в день великого «национального испытания», когда газета эта возводит особенно бешеную хулу на Москву и на рабочий класс, она тут же, на первой странице, печатает зазывательные объявления о ночных развлечениях, о злачных местах для лордов, которые бежали в Париж от треволнений. Эта патриотическая газета собирает свои безгрешные доходы и с защиты короля, отечества и свободы печати, и с непотребных домов. (Аплодисменты.)

БЮРОКРАТИЗМ И МОЛЧАЛИНСТВО

Да, нам незачем ни нашу цензуру, ни нашу диктатуру прикрывать или прикрашивать перед лицом вот этой демократии, вот этой свободы печати, вот этой комбинации из благочестия и непотребства. У нас своя демократия. В чем ее пределы? Ее пределы в интересах и потребностях революционной диктатуры. Об этом, насколько я успел заметить по отчетам, здесь уже была речь. Повторим еще раз: пределы нашей демократии – в интересах и потребностях революционной диктатуры, которая по-прежнему борется против мира врагов, – и все, что направлено против интересов революционной диктатуры, должно быть беспощадно отметено. Но это не значит, что у нас не должно быть своей демократии, пролетарской, полнокровной, бьющей ключом. Мы ее должны создать. Социалистическое строительство возможно только в условиях роста подлинной, революционной демократии трудящихся масс, которые живо, сознательно и самостоятельно откликаются на все вопросы хозяйственного и культурного строительства. Рабкоры и селькоры – не «аппарат» государства, а орган этих масс, воздействующий на государство под общим руководством партии.

Я упомянул о словечке «бузотер», которое у нас нередко пускают в ход против всякой критики те, которых эта критика задевает. Откуда эта повадка? От бюрократизма. Бюрократизм у нас есть, и жестокий. Вытекает он из некультурности, вытекает он из неумелости, из целого ряда исторических и политических причин. Но объяснять не значит оправдывать. Против бюрократизма нужна борьба. Социализм и бюрократизм – смертельные враги. Наша партийная программа ставит одной из величайших задач партии борьбу с бюрократизмом, который мы сами же создаем или допускаем в процессе нашего строительства. Важнейшим рычагом этой борьбы является печать, которая должна снизу доверху сознавать свою миссию, не опускать рук, а в процессе своей работы отвоевывать себе – против всяких консервативных и бюрократических тенденций – право и возможность обличения безобразий, откуда бы они ни исходили, право и возможность мобилизации и воспитания общественного мнения трудящихся в интересах революционной диктатуры и социалистического строительства. Но для этого печать должна тщательно очищать собственное оружие от грязи и ржавчины.

Нельзя забывать, что бюрократизм неизбежно бросает свою тень и на печать. Одним из наиболее отвратительных и злокачественных отражений бюрократизма является прислужничество или молчалинство. Есть этот грешок? Есть, и очень. Да и как не быть? Где есть бюрократизм, там он неизбежно рождает из себя молчалинство. Это почти что закон общественной механики. Молчалинство в чем состоит? Загляните в «Горе от ума». Главный молчалинский принцип: угождать. Кому? «Хозяину, где доведется жить, начальнику, с кем буду я служить, слуге его, который чистит платье, швейцару, дворнику, для избежанья зла, собаке дворника, чтоб ласкова была». Не всякой собаке и не всякому слуге Молчалин хотел угождать, – о, нет! – а только слуге своего начальника. В «чужие» же он готов по первому приказу или намеку зубами вцепиться.

Молчалинский дух, товарищи, у нас есть. Мы иной раз читаем корреспонденцию, что наш-де завод всем заводам завод, а директору равных нет. Проверишь – неправда. Что это такое? Конечно, иногда тут говорит просто наивный дух патриотизма своей колокольни. Но нередко и душок молчалинский. Он есть, есть, – и в разных областях. С ним нужна суровая борьба. Нужно воспитание нашего общественного мнения в духе нетерпимости и презрения к молчалинству во всех его видах и масках. Фамилия Молчалин как будто бы от молчания происходит, но на самом деле Молчалины страшно разговорчивы. Молчалины и речи произносят, и фельетоны пишут, и не только в прозе, но и в стихах. (Аплодисменты.)

СОБЫТИЯ В АНГЛИИ И СССР

Товарищи, сейчас, когда мы с вами беседуем, в Британии идет стачка углекопов. Всеобщую стачку задушили, а стачка углекопов идет. Не исключено, что эта стачка углекопов таит в себе новые революционные возможности. Во всяком случае, борьба углекопов есть борьба мирового рабочего класса, а значит и наша борьба. От всеобщей стачки возврата назад нет. На этом совещании нелишне будет указать на мелкое, как будто, но в высшей степени характерное обстоятельство: значение стачки сказалось между прочим и в том, что она в среде английского рабочего класса вызвала такие явления, как стенгазета, как рабкорство. Стенгазета в Англии! Перед стачкой и в мыслях не было, что через две-три недели там появятся стенгазеты. Всеобщая стачка, – газет нет, необходима связь, – и вот появляется стенгазета.

Генеральную стачку задушили не столько капиталисты, сколько вероломные вожди, – стачка углекопов продолжается, и по-видимому, если не обманывают все показатели, будет напряженной и острой. Англия вступила в эпоху длительных революционных потрясений. Будут, конечно, и перерывы и затишья, но уже покоя, мирного и благоденственного жития «Таймсу» не видать, как своих ушей.

Тот грандиозный подъем, который переживала наша страна в дни английской всеобщей стачки, явился поистине великой демонстрацией теснейшей связи трудящихся масс нашего Союза с жизнью и борьбой английского пролетариата и мирового рабочего класса в целом.

Когда наши рабочие собирали деньги, а профсоюзы посылали их стачечникам, английская буржуазная печать писала, что, дескать, русские поддерживают стачку из патриотизма, чтобы разрушить британское хозяйство. Любопытно, что за несколько недель до стачки британский почти-социалист Бертран Рессель писал: все большевистские суждения и советы насчет революционного развития Англии продиктованы патриотизмом. Русские хотят Англию втянуть в вооруженное восстание, вызвать ее упадок, чтобы тем самым упрочить свое положение.

Эти господа забывают, что в 17 году к нам, в тогдашний Петроград приезжал один из английских почти-социалистов Артур Гендерсон, один из мнимых руководителей и фактических предателей недавней генеральной стачки, и говорил примерно так: большевики – предатели России, они служат германскому империализму, у них в душе нет ни капли здорового национального чувства и патриотизма. Меньшевики, эсеры – вот патриоты, которые поддерживают борьбу за государственную независимость и демократию!

Вот каков был голос официального британского социализма в 17 году, в наиболее острый момент, когда большевистская партия боролась против империалистической войны. А теперь, когда Коминтерн те же самые принципы и методы переносит на английскую почву, отражая объективный ход событий, положение британского хозяйства, рост противоречий, безвыходное положение английского пролетариата в падающем капитализме, – когда все эти обстоятельства переносят методы большевизма на английскую почву, тогда тот же самый Гендерсон – вместе с «Дейли Мейль», с одной стороны, вместе с Ресселем – с другой, – уже не говорит, что большевики – предатели и изменники своей родины. Нет. Он говорит: большевики – это хитрейшие патриоты, они служат национально-великорусской идее, они хотят продолжить политику царизма и подкопаться под могущество старой Британии. Эти господа вертятся, лгут, выворачиваются наизнанку. А мы остаемся теми же. Будут ли господа Гендерсоны называть нас изменниками России или самыми кровожадными русскими патриотами, – нас не прибудет и не убудет. Мы были, остаемся и останемся теми же. Если мы патриоты, то патриоты рабочего класса, в том числе и британского, патриоты международной пролетарской революции. (Бурные аплодисменты.)