Люби меня по-немецки (СИ) - Лель Агата

Зажмуриваюсь сильнее и пытаюсь привести дыхание в норму.

Я лежу в кровати с малознакомым голым мужиком. Поправочка: сексуально привлекательным голым мужиком. Сюрреализм какой-то. И тот ещё адреналин, похлеще американских горок.

Олег. У тебя есть мужчина и его зовут Олег. Он сейчас спит в своей идеальной московской квартире и видит свои идеальные упорядоченные сны. Он твой жених. Он, а не этот голозадый Эрос. Просто помни об этом.

Вдруг за стеной раздаётся сдавленный полукрик-полустон.

Сразу за гостевой комнатой спальня Вики и стоны доносятся оттуда. И почему-то мне настойчиво кажется, что это неспроста.

Моей дорогой сестрёнке как никому известно, что это крыло дома пустует. Кроме её спальни, ванной, кладовой и комнаты для гостей здесь больше ничего нет, стало быть разыгрывая спектакль со стонами раненой лани они прекрасно знала, что её никто не услышит.

Никто, кроме тех, кто находится в гостевой….

— Ты слышала? — Ганс откладывает книгу и прислушивается. — Кажется, кто-то кричал.

— Тебе показалось, — догадка становится всё более прозрачной.

— Да нет же, точно кто-то всхлипывает. По-моему, там комната твоей кузины. Вдруг ей нужна помощь?

Словно в подтверждение его слов за стеной доносится отчётливый вскрик.

Не сговариваясь, одновременно поднимаемся с кровати; Курт оборачивает вокруг бёдер махровое полотенце и выглядывает в тёмный коридор. Я плетусь следом, будто гостья не пришей кобеле хвост в этом доме именно я.

Постучав костяшками пальцев в запертую дверь комнаты Вики, Курт шепчет:

— Виктория? Ты в порядке?

— Олег, это вы? Проходите, — блеет сестрёнка, и так жалобно, что мне на мгновение становится стыдно за свои мысли. Может, человеку действительно стало плохо, а я…

Рейнхард давит на ручку и толкает дверь. В комнате горит тусклый ночник и пахнет ужасно приторно. Кажется, ложась спать, Вика снова опрокинула на себя ведро с теми вонючими духами. Бедняжка такая неуклюжая…

За его огромной фигурой я ничего толком не вижу, как, наверное, Викуля не видит и меня…

— О, Олег, я вас разбудила? Простите Бога ради, мне так неловко.

— Ну что ты, я и не думал ещё ложиться. Всего-то второй час ночи, а будильник прозвенит через целых три часа. Что-то стряслось?

— Моя нога… Свело. Так больно. Вы не поможете мне подняться?

И тут я заглядываю в комнату: несчастная лежит на кровати в настолько крошечной пижаме, что мои самые эротичные стринги — бабушкины панталоны по сравнению с её шёлковыми мини-шортами. Полупрозрачная маечка на тонких бретелях завершает картину. Хотя нет, завершает её размётанный по подушке каскад волос и вишнёвый блеск на губах.

Маленькая охотница за скальпами!

— Э… Ульяна… Ты тоже здесь? — разочарованно тянет Вика и слишком прытко для умирающей садится на край кровати. — Простите, что я вас разбудила, ребята. Вы же спали? Просто у вас было так тихо.

— Ничего, дорогая, не страшно, ты же моя любимая, — давлю, — младшая сестрёнка. До сих пор помню, как ты пачкала подгузники, потом носила брекеты, а потом мы вместе выводили то твоё жуткое акне, что обсыпало тебя в тринадцать. Помнишь же эти жуткие пятна по всему лицу? И ничем ведь не замазать было!

Вика бросает на меня взгляд полный совсем не по-детски лютой ненависти и, вскочив, хватает со спинки кресла ажурный пеньюар.

— Смотри-ка, и помогать не пришлось. Чудо какое-то!

— Судорога прошла, — цедит Вика и, шумно дыша через нос, резко затягивает пояс халата.

— Ну раз тебе уже лучше, мы пойдём, хорошо? — беру совсем не сопротивляющегося Курта под руку. — Конечно, теперь но о каком сне нет и речи, но мы найдём на что убить остаток ночи. Правда, милый? Советую надеть наушники и сделать музыку погроме, — доверительно подмигиваю уже теперь на самом деле позеленевшей сестре, и, не дожидаясь, пока Курт ляпнет что-нибудь не то и всё испортит, вытягивают его из комнаты.

Знаю, моё поведение ужасно глупое, а учитывая, что я старше её на целых двенадцать лет — и вовсе не допустимое. В моём возрасте подобный спектакль автоматически опускает меня до её уровня. И мне очень стыдно, правда, но злость всё-таки переполняет сильнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На моих же глазах клеить моего мужчину? Намекать, что у нас вялая сексуальная жизнь? Да, теоретически Рейнхард не мой, но она-то как и все считает, что мы без пяти минут помолвлены. Где была эта юная пиранья когда там, наверху, раздавали совесть?

Кажется, она с лихвой заполнила этот пробел наглостью и буферами.

— А ты хороша в гневе, — хмыкает под нос Курт, и я только сейчас замечаю, что всё ещё держусь за его локоть. Вытащив руку, ускоряю шаг и толкаю дверь в гостевую комнату.

— Да, я в гневе, но только лишь потому, что ужасно хочу спать!

— Разумеется. И совсем не потому, что приревновала меня к кузине.

— Ещё чего! Большей глупости в жизни не слышала, — хватаю подушку и начинаю яростно её взбивать, так, что перья летят. — Если ты не забыл, ты мне никто. А к "никто" младших сестёр не ревнуют. К тому же Вика ещё совсем ребёнок.

— Когда я нёс её на руках, она ущипнула меня за зад.

— Вот блин… — проглатываю нецензурщину. — Надо намекнуть тёте Тамаре, чтобы провела с дочерью воспитательную беседу, — оставив в покое многострадальную подушку, переключаюсь на покрывало. Мне просто жизненно необходимо вцепиться во что-то и душить, душить…

— Эй, на паникуй, я же сказал, что мне неинтересны сопливые девчонки.

— Да Боже ты мой, — опускаю бордовое безобразие и оборачиваюсь. Курт всё ещё стоит у двери, придерживая шаткую конструкцию из полотенца на бёдрах. — Вот скажи мне, кто тебе внушил, что ты настолько неотразим? С чего ты вообще взял, что мне интересно, кого ты там предпочитаешь? Да мне плевать! Меня волнует только тот факт, что маленькая девочка, вчерашняя школьница, проявляет интерес к взрослому мужчине!

— Мне двадцать семь!

— Но она-то думает, что ты Олег и тебе тридцать восемь! — снова цепляюсь за край покрывала. — Не надо было устраивать весь этот цирк с подменой, понятия не имею, как теперь это распутать, чтобы не выглядеть при этом идиоткой и не выставить идиотом Олега.

Курт мягко опускается на свою половину кровати и складывает руки на обнажённой груди:

— Раз всё это причиняет тебе столько неудобств, зачем ты это затеяла? Что тебе от меня нужно, амазонка?

— Мне нужно? — вспыхиваю как промасленная деревяшка. — Это тебе от меня что-то нужно! Это ты ко мне прицепился, напросился на это барбекю. Я ещё тогда, в ресторане, хотела всё остановить, но ты настоял, что совсем не прочь сыграть для всех моего парня. Зачем?

— Стоп! Вообще-то, это ты меня выследила и подстроила ту встречу в баре. И я хочу знать, для чего.

— Подстроила встречу? Я не понимаю, о чём ты.

— Серьёзно? — Курт выгибает иронично бровь и смахивает со лба пряди уже почти высохших волос. — Гуд. Раз мы сейчас нечистоту, признайся — зачем ты за мной следила?

— Прости, но я вынуждена попросить тебя покинуть комнату. Возьми одеяло, подушку и иди спать в гостиную. И тряпки свои забери, — сгребаю с кресла костюм за баснословную даже для меня сумму и комом пихаю ему в руки. — Ты ненормальный, а я стараюсь от неадекватов подальше держаться.

— Уходишь от ответа? Ну, понятно, — говорит таким тоном, что я по-настоящему начинаю ощущать себя пациенткой сумасшедшего дома.

— Ну от какого ответа ты от меня ждёшь? Что именно ты хочешь услышать? Какая слежка? О чём ты вообще?

— Почему ты подошла именно ко мне в той забегаловке? — вдруг спрашивает он, и я на мгновение теряюсь.

— Ну… потому что мне вдруг взбрело в голову, что попросить кого-то мне подыграть отличная идея. Увидела в окне бара тебя и решила, что почему бы и нет, — отвечаю максимально честно, но, судя по выражению его лица, он мне не верит. — Что опять не так? Это же чистая правда!

— А не потому ли ты ко мне подошла, потому что, — меняет голос на женский: — "о, Гулливер, ты такой классный, пойдём потанцуем"