Вранье высшей пробы - Марина Серова

— Может быть, сядем? — предложила она мне, и я последовала за ней.

Стулья, стоявшие возле стены, оказались ободранными и страшно неудобными. Я попыталась устроиться покомфортнее, закинула ногу на ногу и приготовилась слушать.

— Меня зовут Виолетта. Со Светой Зуйко мы живем в одной комнате, — спокойным, ровным голосом произнесла девушка, — но у меня с ней не очень хорошие отношения.

Об этом могла бы и не говорить. Это можно было определить невооруженным взглядом: слишком большой контраст существовал между вычурной Зуйко и Виолеттой, похожей на монастырскую послушницу. Однако как бедной Виолетте не повезло с соседкой по комнате!

— Так вот, Зуйко вам соврала. Ксения Даниловна ее навещала. Она приходила к нам в общежитие.

Я напряглась и подалась вперед.

— Когда это было?

— Число я не помню, но вы без труда его вычислите. По понедельникам с утра у нас «окно». Но Ксения Даниловна приходила не в этот, а в прошлый понедельник.

Конечно. В этот понедельник утром старушка погибла.

— А первый раз она появилась в позапрошлый понедельник, — продолжала повествовать Виолетта.

— Теперь расскажите все, что знаете.

Девушка сосредоточила свой взгляд на стенде, висевшем на стене напротив, после чего не спеша продолжила:

— Первый раз, когда эта пожилая женщина пришла и постучала к нам в комнату, дверь открыла я. Зуйко увидела ее на пороге и, мне показалось, испугалась. Пробормотав имя посетительницы, она тут же сориентировалась и попросила меня выйти, чтобы остаться с гостьей наедине. Я вышла, но осталась стоять рядом с дверью, возле окна.

— Вы слышали разговор? — с надеждой спросила я.

— Только обрывки. Когда Ксения Даниловна повышала голос. Одну фразу, произнесенную ею особенно громко, я хорошо расслышала. Она звучала так: «Или ты возвращаешь мне все, или я иду в милицию». Что Ксения Даниловна имела в виду, я не поняла.

— Сколько времени они оставались наедине?

— Минут двадцать, не больше.

— Что было потом?

— Старушка вышла из нашей комнаты с раскрасневшимся лицом, в явном возбуждении. Зуйко тоже была взвинчена. На мой вопрос она лишь огрызнулась в своей обычной манере, просила не приставать. И все последующее время находилась в паршивом настроении.

— Насколько я смогла понять, неудовлетворенность — обычное состояние Зуйко, — заметила я.

— Да, — со вздохом подтвердила Виолетта, — с ней очень тяжело.

— Вернемся к Ксении Даниловне. Что было, когда она пришла во второй раз?

— Практически тот же сценарий. Меня опять попросили выйти. На этот раз я ничего не слышала. Скажу только, что мне показалось, будто Зуйко в чем-то оправдывалась. Я раньше не слышала, чтобы она когда-нибудь таким извиняющимся тоном разговаривала. Потом, когда старушка стояла в дверях, она сказала Свете: «Двадцать первого — последний срок».

В день «последнего срока» Ксении Даниловны не стало… В чем же тут дело? Употребленный старушкой глагол «вернуть» отчетливо давал понять, что от Зуйко Ксения Даниловна требовала какие-то свои вещи.

Итак, передо мной возникла новая ветвь в расследовании этого странного и запутанного преступления.

— Где Зуйко была двадцать первого сентября, в этот понедельник, утром?

Звонок, оповещавший о начале лекции, уже давно прозвенел, и мне было довольно удивительно видеть, что Виолетта, которой я присвоила статус отличницы, вовсе не спешит меня покинуть. Видимо, желание избавиться от соседки по комнате превалировало в данный момент над желанием скрупулезно стенографировать лекцию, дабы не выпасть из рядов отличников. Впрочем, кто мне сказал, что девчонка — передовик в плане учебы? Я могла и ошибиться.

— К сожалению, ничего не могу сказать, — спокойно начала отвечать на вопрос Виолетта. — Я встала рано, чтобы к девяти попасть на почту. Родители прислали посылку, а там всегда такие очереди… Хоть я и пришла на почту за полчаса до открытия, но там уже собралась приличная толпа, поэтому мне пришлось отстоять больше часа. Когда подошел мой черед, я обнаружила, что посылка неподъемная. Пришлось бежать за подмогой в общежитие. В итоге в свою комнату я вернулась лишь в половине одиннадцатого. Зуйко попалась мне навстречу в коридоре — она шла на лекции.

— Утром, когда вы уходили, Зуйко находилась в комнате?

— Да. Она была уже одета, позавтракала и чего-то ждала. Тогда я подумала, что, наверное, должна опять прийти Ксения Даниловна и Зуйко готовится к ее визиту, но сейчас…

— А что сейчас? — моментально отреагировала я.

— Я же сказала, что слышала ваш с Зуйко разговор. Если Ксения Даниловна мертва, то не исключено, что ее могла убить Светка, вы же к этому клоните?

— Я никуда не клоню, — поправила я Виолетту. — Единственное, что мне нужно, — знать правду.

Пристально вглядевшись в свою собеседницу, я задала ей новый вопрос.

— Скажите, вы ведь не зря не пошли со всеми, а остались возле аудитории, как только увидели, что с Зуйко кто-то хочет поговорить. Почему?

Вопрос, безусловно, был слишком прямолинеен, но меня это не остановило. Зачем милая отличница, пренебрегая начавшейся лекцией, сидит рядом со мной и в открытую «заваливает» свою соседку по комнате? Только потому, что у нее с ней плохие отношения? Или за ее откровенностью стоит что-то еще?

Виолетта сжала плотно губы и взялась за сумку.

— А вам захотелось бы жить с такой в одной комнате? — спросила она, слегка поморщившись. — У Зуйко и так репутация — хуже некуда, а тут еще странные визиты настойчивой старушки… Я сразу поняла — пахнет жареным. Так и оказалось.

Девушка немного помолчала, обвела взглядом пустой коридор, встала и подытожила:

— Вообще, я следую принципу: если чего-то хочешь, то обязательно добьешься. А не добьешься — значит, не очень хотелось. Я твердо решила избавиться от соседства, и рано или поздно мне это удастся.

Целеустремленная девушка, ничего не скажешь. Ее длинная пуританская юбка прошелестела мимо меня, и вскоре Виолетта скрылась за углом.

Достав мобильник, я набрала рабочий номер Анатолия Константиновича Делуна. После того как его пригласили к телефону, задала неожиданный для него вопрос.

— При жизни Ксении Даниловны, за последний месяц, из ее вещей ничего не пропадало?

Повисла долгая пауза, после чего мой клиент неуверенно проговорил:

— В каком смысле?

— Вашу мать не обворовывали? — уже прямым текстом спросила я.

— Если б такое случилось, я наверняка об этом бы знал. А почему у вас возник подобный вопрос?

Мне не очень хотелось отвечать, поэтому вместо ответа я собралась было задать следующий заготовленный вопрос, но Анатолий Константинович, словно опомнившись, скороговоркой пояснил:

— Если вы подозреваете, что Генка мог стянуть что-то у матери, то могу вам сказать определенно — об этом я знал бы в первую очередь. К тому же, насколько я смог оценить после смерти матери, все более или менее ценные предметы, находившиеся в ее квартире, на месте.

— Ксения Даниловна не хранила в доме денег? — задала я свой второй вопрос.

— Ну, тысяча или две, может, и была в запасе…

— А больше?

— Помилуйте! Откуда у пенсионерки больше? Чтобы облегчить матери ее существование, мы с Евгением постоянно подбрасывали ей денег. Их как раз хватало ей на жизнь. К тому же, зачем ей было откладывать? Все необходимое в ее доме имелось, на похороны, как другие старушки, мать не откладывала.

— Хорошо, — не удовлетворенная услышанным сказала я сухо. — Это пока все.

Положив мобильник в сумку, я последовала вслед за Виолеттой. Не прошла и трех шагов, как сотовый настойчиво заверещал, как маленький ребенок, требуя внимания.

— Ну, здравствуй, это я, — раздалось в трубке.

На том конце замолчали, видимо, рассчитывая на узнавание. Единственное, что я смогла узнать, — это реплику из песни Высоцкого, произнесенную с характерной для барда интонацией и хрипотцой.

— Алло, кто это? — недовольно проговорила я в трубку.

— Это Геннадий, — несколько разочарованно произнес хриплый голос.

— Что тебе нужно? — еще более резко спросила я. — И как ты узнал номер моего сотового?

— Твой домашний автоответчик дает сбои. И я этим воспользовался, — чистосердечно признался Делун. — Некто, звонивший передо мной, доверительно сообщил, что звонил тебе на сотовый по такому-то номеру, но не дозвонился. А вот я дозвонился.

— Что дальше? — уже злилась я.

— Нужно поговорить.

— Если так нужно, позвони мне вечером домой. Так и быть, я уделю тебе несколько минут. А сейчас не занимай телефон.

Нажав на кнопку «отбой», я вышла из фойе института и села в машину. Мобильник опять запиликал.

— То, что я хочу тебе сказать, не только в моих, но и в твоих интересах, — снова раздался в трубке тот же голос Геннадия. — Не бойся, это не касается секса.