Туман настоящего. Несколько жизней - Орлова Наталья Леонидовна

Боль. Он чувствовал боль этой женщины. Он знал о гибели маленькой девочки, что помогала матери вышивать пояс, который в качестве приношения оставили для него, он знал о смерти мужчины, решившегося на неслыханный поступок ради любви, он знал о смерти мальчика, собиравшего на склоне хворост. Он медленно шел дальше, на выжженной равнине было трудно дышать.

Наконец, монах увидел фигуру женщины, неподвижно сидевшей у почерневшего ствола. Побелевшие волосы ее выделялись на фоне выжженной равнины.

Он помог ей встать и повел туда, где нет давящей тишины, и зелень травы скрывает землю. Женщина шла с трудом, все чаще спотыкаясь, иногда ему приходилось нести ее на руках. Они прошли рощу с пожухлыми листьями и вышли к реке. Монах развел костер, чтобы нагреть воды. Женщина сидела мерно покачиваясь, взгляд ее был устремлен в одну точку. Монах поднес к ее губам глиняную плошку с горячим отваром. Она сделала несколько глотков, повернула голову, взгляд ее упал на горящие поленья, она вскрикнула и провалилась в беспамятство.

Когда она очнулась, был день, накрапывал дождь, шуршала листва. Она лежала в шалаше, монах сидел рядом.

– Так намного лучше.

Она внимательно посмотрела на него, взгляд ее стал вполне осмысленным. У монаха было круглое лицо, густые седые брови, аккуратно обритый череп. Он продолжал что-то говорить, но слова оставались в стороне, он таяли, повиснув в воздухе:

– Их больше нет. Они не смогут снова воплотиться… Такая смерть прекратила их путь через воплощения. Вы больше не встретитесь ни в одном из миров…

Она молчала, только слезы текли по щекам. Монах умолк, решив, что поторопился с разговором.

Дальше она шла увереннее. Они шли молча, глядя под ноги, дорога была трудной, вела к далеким горам и через перевал.

Ночью разразилась гроза. Монах выбрал небольшую пещеру, но побоялся разводить огонь.

Утром было солнце. Монах открыл глаза и увидел, что женщины нет в пещере. Он нашел ее на небольшом плато. Она встречала рассвет, встав над пропастью. Лучи восходящего солнца, ложась на седые волосы еще совсем недавно такой молодой женщины, казалось, надели ей на голову золотую тиару. Она стояла, раскинув руки, словно пытаясь обнять дневное светило. Потом она опустилась на колени, низко склонив голову. Монах сел чуть позади и совершил утреннюю молитву. Когда женщина встала, он приблизился к ней.

– Как тебя зовут?

– У меня нет больше имени… Я останусь здесь. С сегодняшнего дня я приношу обет молчания сроком на 50 лет. Уходи.

– Я вернусь через год.

3

Дни тянулись медленно. Она встречала солнце и провожала его. На каменном алтаре всегда весной и летом стояли цветы, осенью – желтые листья, зимой – сухие травы. Монах вернулся через год, а потом еще через полгода, приведя с собой послушников, которые принесли огромный гонг, пожертвованный одной знатной дамой. С тех пор каждое утро на рассвете в горах плыл гул гонга, встречая день, и на закате мерные удары провожали садящееся за горизонтом солнце.

Все чаще это место посещали паломники. На склоне горы за пятьдесят лет выросло огромное здание храма.

В день первой годовщины Снятия Обета Молчания у высоких ворот монастыря привратник, в чьи обязанности входило каждое утро отворять внешние ворота, нашел плетеную корзину со спящим в ней ребенком. На вид малышу было около года. Братия решила, что ребенок – это благое предзнаменование. Мальчика оставили в монастыре.

Это был задумчивый и тихий ребенок, часами он мог сидеть на одном месте, рассматривая травинку или камень. Сначала монахи пытались мастерить для него игрушки, но потом заметили, что окружающий мир занимает мальчика куда больше, чем вырезанные из дерева фигурки людей и животных. Время шло, присутствие ребенка, которого назвали Юкио, не нарушало покой обители.

Однажды Юкио, подметая дорожки, заметил, какой интересный узор оставляет на песке новая метла. Он взял прутик и стал добавлять тонкие линии, создавая подобие мандалы. Он был настолько поглощен этим занятием, что не заметил, приблизившейся настоятельницы. Рисунку явно не хватало нескольких линий, но Юкио никак не мог почувствовать, где их надо провести. Тогда настоятельница, подняв с дорожки прутик, выпавший из метлы, уверенно провела несколько линий, придав рисунку законченный вид. Она улыбнулась и попросила удивленного послушника проводить ее в храм.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

4

Последнее время настоятельница начала слабеть. Ей все труднее было подниматься по утрам на плато, и совершать поминальные удары в гонг она могла с трудом. Все чаще стал сопровождать ее Юкио, помогая ей подниматься, почтительно поддерживая под руку.

Было холодное утро ранней весны, до рассвета оставалось несколько часов, настоятельница призвала Юкио.

– Скоро я уйду для того, чтобы вновь вернуться сюда. Ты знаешь, что пока стоит монастырь, каждое утро и каждый вечер должен звучать гонг.

– Простите мою дерзость – Юкио склонился в поклоне – Ответьте, зачем всегда должен звучать поминальный гонг?

– Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Так должно быть – это я знаю. Почему так должно быть – не помню… С сегодняшнего рассвета ты будешь бить в гонг вместо меня, я слишком слаба для этого.

– Это великая честь для меня!

– Не честь, предназначение… Я позвала тебя, чтобы проститься. В сундучке для бумаг прощальное письмо к братии. А теперь ступай, я чувствую приближение рассвета…

Юкио припал к руке настоятельницы. Стало светать. Юкио поднимался на плато, гладя вокруг через радугу слез. Он не помнил мать, но знал, что настоятельница была для него дороже женщины, давшей жизнь. Юкио ударял в гонг, встречая первые лучи новой эпохи монастыря.

5

Настоятельница чувствовала, как жизнь покидает ее тело, она слушала, как звучит гонг. Она сливалась с его гулом. Она летела вместе со звуком над монастырем, над его воротами, над склонами горы, над лесом, над рекой, несущей воды свои вдаль, над равниной, заросшей чахлыми деревцами, над горой, где некогда жил отшельник, над родником, из которого она пила когда-то. Ее душа летела все дальше и дальше, она увидела руины усадьбы, заброшенный колодец с прозрачной водой, в которой отражалось небо, она увидела смутно знакомый ствол старой, искривленной сакуры. Она покидала землю, чтобы вернуться…

Часть II

1

По нежно-голубому полотну неба плыли легкие облака. Темная хищная птица кружила над лесом, рядом с усадьбой удалившегося от государственных дел чиновника. Огромной птице хорошо был виден большой дом, казавшийся с высоты маленькой коробочкой, когда птица снижалась, стараясь разглядеть добычу, она замечала в саду человеческую фигурку, завернутую в яркий шелк, склонившуюся над колодцем.

Сатоко любила этот старый колодец, воды в котором всегда было много. Она положила ладонь на темный каменный круг и смотрела, как на ровной глади чистой воды отражается небо с летящим крестом птицы в вышине. Когда Сатоко наклонялась ниже, она видела отражение своего лица, красиво обрамленного темными волосами.

– Госпожа, вот вы где! Скорее, гости уже почти у ворот!

Любимое развлечение Сатоко было прервано. Отец пригласил знать этой провинции, чтобы отметить день рождения императора, поэтому Сатоко предстояло выполнять роль хозяйки. Она поспешила за служанкой.

Гости расселись в главном зале. Сатоко ухаживала за отцом и его знатным гостем, генералом Ицуми. Раскрасневшийся Ицуми смеялся одними губами и внимательно рассматривал Сатоко, для которой пир из-за его присутствия стал настоящей мукой. Ближе к вечеру гости начали разъезжаться, однако генерал дал уговорить себя остаться на ночь.