Дом, в котором... - Мариам Петросян

«Блюм». № 22

РЕЦЕПТЫ ОТ ШАКАЛА

— Бросьте, — говорит Курильщик. — Такого никто не может знать.

— А мы знаем все! — возмущается Табаки. — Все-все, что есть Дом.

Сфинкс с улыбкой кивает Шакалу, Шакал кивает Сфинксу. Оба ухмыляются, и Курильщику делается тошно. Кажется все сговорились его доводить.

— А ты не спрашивай, — советует Сфинкс. — Сиди молча, и все будет хорошо.

— Может, мне лучше вообще онеметь?

Сфинкс вскакивает.

— Пошли. Прошвырнемся. Подышим уличной копотью. А то ты совсем скис.

Курильщик нехотя сползает с кровати.

— Что значит «подышим уличной копотью»? Очередной прикол?

— Почему ты не слушаешь, когда тебе что-то говорят? — спрашивает Сфинкс на ходу. — Когда отвечают на твои вопросы?

Курильщик не поспевает за ним:

— Кого слушать, Табаки?

Коридор пропускает их через себя, щерясь сочувственными улыбками. Стены кричат: «УБЕЙ В СЕБЕ КУКУШКУ!» «ПЕРЕЙДИ НА НОВЫЙ ВИТОК!»

— А хоть бы и Табаки. Табаки отвечает на вопросы лучше любого из нас. Пытается, во всяком случае.

Курильщик притормаживает:

— Ты это серьезно?

— Абсолютно.

Встречаясь глазами с девушками, Курильщик краснеет. Сфинкс шагает стремительно, словно имея в виду какую-то цель, и Курильщик вспоминает «уличную копоть», насчет которой так и не получил разьяснений.

— Мы что, и правда идем на улицу?

— А как ты думаешь?

— Черт! Хватит отмахиваться от меня этими «А как?» Никак! Никак я не думаю! Тебе что, лень лишний раз рот раскрыть? — Он вжимает голову в плечи, испуганный своей внезапной вспышкой и еще тем, что лицо Сфинкса вдруг оказывается у самого его лица.

— Курильщик… — говорит Сфинкс. — Хочешь поползать по полу?

Курильщик отчаянно мотает головой.

— Я почему-то так и предполагал, — Выпрямившись, Сфинкс отталкивает его коляску коленом. — Тогда веди себя прилично и не повышай на меня голос. Я понимаю: интересно проверить, где у Сфинкса кончается терпение. Мне и самому это иногда интересно, но не сегодня. Сегодня я не в том настроении. Так что давай договоримся… — он уходит вперед, так и не сказав, о чем они должны договорится.

Курильщик едет следом, хотя не знает, стоит ли. Кажется Сфинкс уже жалеет, что потащил его с собой. Но он не сказал, чтобы Курильщик остался, и поразмыслив, Курильщик решает все же ехать за ним, как будто ничего не случилось. У лестницы он теряет Сфинкса из виду, но съехав по пандусу, обнаруживает, что тот ждет его на площадке первого этажа.

— Не расстраивайся, Курильщик. Когда я спрашиваю, как ты думаешь, это означает только одно: что мне на самом деле хочется заставить тебя думать. Давай начнем сначала. Серьезно ли я говорил о том, что Табаки лучше слушать, чем не слушать?

— Перестань Сфинкс. Я просто так спросил.

Сфинкс заглядывает в урну, набитую окурками:

— Тебе нравится этот запах, Курильщик? Которым тянет из этого сосуда? Полагаю, что нет. Даже учитывая твою кличку, это было бы извращением.

— Тогда зачем ты спросил?

Сфинкс пинает урну и принюхивается.

— А как насчет уличной копоти? Ответь на этот вопрос — и я отвечу на твой. Ты думал, что я веду тебя в наружность? Что я прогуливаюсь там вечерами, когда у меня плохое настроение, и теперь решил взять тебя с собой? Прямо так, неодетого?

Курильщик достает сигареты:

— Мне просто было интересно, что ты имел в виду, говоря об «уличной копоти». Это неправильно?

— Ты не так спросил. Ты спросил, правда ли мы идем на улицу.

— Зачем придираться к словам? Ты ведь прекрасно понял, что я имел в виду.

Сфинкс опять пинает урну.

— Это ужасно, Курильщик. Когда твои вопросы глупее тебя. А когда они намного глупее, это еще ужаснее. Они как содержимое этой урны. Тебе не нравится ее запах — а мне не нравится запах пустых мертвых слов. Ты ведь не стал бы вытряхивать на меня все эти вонючие окурки и плевки? Но ты засыпаешь меня гнилыми словами-пустышками, ни на секунду не задумываясь, приятно мне это, или нет. Ты вообще об этом не думаешь.

Бледный Курильщик мусолит в пальцах сигарету.

— Я действую тебе на нервы. Так и скажи. Я могу ни о чем не спрашивать.

— Спрашивай о том, чего не знаешь.

— Да. Например о матушке Анне. Чтобы потом ничего не понять из ваших ответов. Это конечно очень интересно…

— Табаки попробовал о ней рассказать. Не его вина, что ты не поверил ни единому слову. Даже не попытался понять.

— Потому, что он болтал чепуху. Почему его мусор тебя не раздражает, Сфинкс? Почему его слова не кажутся тебе мертвыми? Он болтает без умолку — если бы каждое его слово превращалось в окурок, Дом бы давно погребло под ними. Осталась бы одна гигантская гора окурков.

Сфинкс вздыхает:

— Нет. Это гора окурков лишь для того, кто не умеет слушать. Научись слушать, Курильщик, — и тебе станет легче жить. Научись у того же Шакала. Слушай его внимательно. Как он задает вопросы. Он берет только то, что ему нужно. А болтовня… Он действительно болтун. И любит приврать. Но в мусоре его слов всегда прячется честный ответ, а значит, это уже не мусор. Просто Табаки надо уметь слушать. И не говори, что это невозможно. У других получается.

Курильщик смотрит на Сфинкса с возмущением:

— Сфинкс, не делай из Табаки великого гуру. Пожалуйста! Просто признай, что он на привилегированном положении. Что ему можно то, чего нельзя другим.

Сфинкс кивает:

— Хорошо. Он на привилегированном положении. Ему можно то, чего нельзя другим. Ты доволен? По-моему, нет. Чего ты хочешь на самом-то деле?

Курильщик молчит. Сфинкс выходит с лестничной клетки в коридор первого. Чуть отставая, Курильщик едет следом. Обида заткнула ему рот. Он едет, думая о том, как трудно быть белой вороной. Как тяжело им живется, и как их никто не любит.

— Возможно, я избалован, — говорит Сфинкс, не оборачиваясь. — Еще Македонским. Его бессловесным пониманием. Или даже Лордом, слишком гордым, чтобы задавать вопросы. Возможно, я пристрастен или раздражен, но, мне кажется, что и ты ведешь себя странно, Курильщик. Так, как будто мне есть в чем перед тобой оправдываться.

Курильщик догоняет его и едет вровень.

— Это правда, что ты избивал Лорда, заставляя его ползать?

Сфинкс останавливается.

— Правда. Правда Черного.

— Но это было?

— Было.

Коридор первого — лампы-фонари, линолеум, испещренный следами шин… В актовом зале кто-то насилует рояль, из раздевалок доносится Песье потявкивание. Сфинкс мимоходом заглядывает во все двери. Ищет Слепого и думает: неужели Курильщик не видит, как все это похоже на улицу? Неужели не чует копоть и невидимый падающий снег?

На Слепого они натыкаются в самом конце коридора. Он избивает автомат с газированной водой, в надежде вернуть заглоченную монетку.

— Мучает жажда? — спрашивает Сфинкс.

— Уже нет.

Слепой в последний раз бьет по автомату, и на пол падает картонный стаканчик. Слепой поднимает его.

— Девятый, — говорит он. — И хоть бы один полный.

— Слепой, из этого автомата уже сто лет ничего не вылезало, кроме стаканов.

По соседству Пузырь из третьей, рулит по автостраде сбивая встречные машины и сотрясая игральный автомат.

— Тебе Рыжий в этих краях не попадался?

— Что у тебя с голосом? — интересуется Слепой. — С чего это ты осип?

— Оберегал стайное имущество от длинноногих шлюх, — мрачно отвечает Сфинкс.

— Да? Габи заходила?

Сфинкса охватывает жгучее желание пнуть Слепого. Разнести ему щиколотку вдребезги, чтобы любимый вожак надолго охромел.

— Заходила, — цедит он, борясь с собой. — И надеюсь, что больше не зайдет. Что ты об этом позаботишься.

Слепой вслушивается, склонив голову. Потом предусмотрительно заходит за автомат, убирая ноги из пределов досягаемости Сфинкса.

— Мое упущение, — признает он. — Впредь буду более бдителен. Кто это с тобой? Курильщик?

— Он самый. Вытащил его прогуляться.

— Нервничает? — равнодушно спрашивает Слепой. — А я тебе говорил. Черный его попортил.

Онемев от возмущения, Курильщик смотрит на них снизу вверх. На двух наглых, самовлюбленных ублюдков, обсуждающих его так, словно его здесь нет. У Пузыря выключается экран, автомат с дребезгом проигрывает ему несколько тактов похоронного марша. Он слушает, обнажив голову.

В актовом зале прыщавый Лавр отодвигает от рояля стул-вертушку и платком вытирает пот со лба.

— А теперь сыграй что-нибудь не такое занудное, — просят его.

Лавр надменно усмехается в пространство. Никто ничего не смыслит в джазе. Посвещать их бесполезно. Колясники в ошейниках дружно аплодируют. Его улыбке, а не его игре.

Потерянный, Курильщик катается по первому этажу. «Дышит уличной копотью». Он демонстративно отъехал от Сфинкса и Слепого и теперь жалеет об этом. Стоило послушать, что бы они еще сказали. Когда первый приступ злости прошел, Курильщик заподозрил, что все сказанное было адресовано ему. Что как только он отъехал, они заговорили о другом, а Сфинкс еще раз убедился, что он не умеет слушать.