Разрушитель - Роберт Джордан

– Только здесь, – настойчиво сказала Дженна, – это – единственный путь.

– Но как? – спросил Конан.

Даже Бомбатта недоверчиво посмотрел на девушку.

– Можно проехать в обход, малыш. Какая разница?

– Нет, только здесь, – повторила Дженна.

Малак неожиданно соскользнул с лошади и деловито направился к зарослям кустарника. Через минуту он вновь показался оттуда, таща за собой длинную узкую лодку из кожи, натянутой на деревянную раму. В руке он зажал несколько тонких бечевок и костяных крючков.

– Я думаю, местные рыбаки не очень обидятся, если мы воспользуемся их посудиной. Весла там, внутри.

– Очень кстати, – пробормотал Акиро. – Даже слишком удачно, чтобы быть случайностью.

– Что ты имеешь в виду? – спросил его Конан.

Приглаживая длинные усы, колдун мрачно смотрел на хрустальный дворец, щурясь, несмотря на то что солнце уже скрылось.

– Я и не знал, что жители Карапашских гор заядлые рыболовы. Да даже если и так, ты сам рискнул бы порыбачить под стенами такого?

– Но… вот ведь лодка… Крючки… Весла. Ты же не станешь отрицать, что видишь это своими глазами.

– Я могу не верить любому своему чувству. Кроме чувства опасности, – ответил колдун. – И мне кажется, что кто-то знал, что мы должны прийти именно сюда.

Малак бросил крючки и бечевки, словно они превратились в ядовитых змей, и отскочил от них, вытирая руки о штаны.

– Этот колдун из Стигии узнал, что мы приближаемся? О, Великий Бамба!

– Все равно остановимся на ночь здесь, – сказал Конан, слезая с коня, – только не разжигая костра. Знает он о том, что мы здесь, или не знает, нет нужды извещать его об этом.

– Надо сейчас же переправиться на тот берег, – сказала Дженна. – Сейчас же. Я вам говорю, что Ключ – там.

– Там он полежит и до утра, – ответил Киммериец. С явной неохотой она в первый раз оторвала взгляд от дворца. Ее губы скривились в недовольной гримасе, но Конан не дал ей расхныкаться: – У меня не меньше причин поторопиться, чем у тебя, Дженна. Но переправляться мы будем на рассвете.

– Он прав, дитя, – подтвердил Бомбатта, – уже темно, и, если лодка перевернется, ты можешь утонуть раньше, чем я увижу, где ты… Я не могу так рисковать.

Дженна ничего не ответила, и Конан переключил свое внимание на Малака:

– Уезжай, если хочешь. Никто не мог предположить, что этот проклятый Амон-Рама будет поджидать нас. Ты сделал свое дело. Считай, что камешки твои.

– Какие камешки? – эхом откликнулся Бомбатта, но друзья не обратили на него внимания.

Малак шагнул к лошади, но вдруг остановился.

– Конан, я… понимаешь, если бы был хоть какой-то шанс. Но он знает, что мы здесь. Сверкающее око Балора! Ты же слышал, что сказал Акиро.

– Да.

– Но ты останешься? – спросил Малак. Конан кивнул. Маленький вор пробурчал: – Я не собираюсь карабкаться по горам один ночью. Поеду утром.

– Ну ладно, остаемся здесь ночевать, так хотя бы поесть перед сном, – проворчал Акиро, вылезая из седла и доставая из мешка сушеное мясо и финики.

Все притихли. Этот кратер как-то давил на тех, кто попадал сюда. Лишь Дженна искрящимися глазами смотрела на дворец, чувствуя близость того, ради чего они проделали весь этот путь.

Когда ночная тьма спустилась на озеро, лошади уже были стреножены, а сушеное мясо и фрукты съедены. Дженна растянулась на земле, завернувшись в свои одеяла. Зула, ко всеобщему удивлению, села, поджав ноги, рядом с нею, что-то тихо напевая, пока та не заснула. Бомбатта ревностно поглядывал на чернокожую девушку, но взгляд ее темных глаз всякий раз заставлял его промолчать и оставить ее в покое.

Когда вышла луна, тьма несколько рассеялась. Кратер, казалось, притягивал лунный свет, делая его сильнее и ярче. В этом причудливом освещении можно было даже разобрать черты лица и выражение стоящего рядом человека.

Конан с Акиро сидели, глядя на дворец, сияющий и переливающийся в лунном свете, словно алмаз на черном бархате.

– Это место давит на меня, – сказал после долгой паузы Киммериец, – не нравится мне здесь.

– Это место и не создано для того, чтобы нравиться. Здесь хорошо себя чувствуют только колдуны. Я чувствую энергию, исходящую даже от скал. В этом месте рушатся привычные связи, разваливается то, что казалось монолитным. Все барьеры ослабевают, границы размываются, даже одно произнесение имени может вызвать душу покойного.

Кожа Конана покрылась мурашками. Он поспешил приписать это ночной прохладе.

– Хотел бы я поскорее выбраться отсюда и вернуться в Шадизар, привезя эти штуки, которые так нужны Тарамис.

Вдруг крик ужаса разорвал тишину ночи. Дженна билась под своим одеялом, широко раскрыв невидящие глаза, крича: «Нет! Нет!» Бомбатта вскочил, держа в руке обнаженную саблю. Малак судорожно боролся с одеялом, пытаясь выбраться из-под него, с кинжалом в каждом кулаке. Зула прижала стонущую девушку к груди и забормотала что-то, успокаивая ее.

Неожиданно руки Дженны обвились вокруг черных плеч. Рыдания сотрясали ее тело.

– Это было ужасно! Ужасно.

– Сон, – сказал Бомбатта, убирая саблю в ножны. Он встал на колени, попытавшись забрать девушку у Зулы, но она лишь крепче прижалась к женщине.

– Это всего лишь сон, малышка, – сказал он мягко, – не больше, чем дурной сон. Вот и все. Постарайся опять уснуть.

Зула пристально посмотрела на воина в черных доспехах поверх все еще обнимавшей ее Дженны и сказала:

– Сны бывают вещими. Пусть она расскажет, что ей приснилось.

– Согласен, – сказал Акиро. – В снах часто появляются предзнаменования. Расскажи, Дженна.

– Да это всего лишь детский кошмар, – прохрипел Бомбатта. – В этом дьявольском месте может присниться все что угодно.

– Говори, – обратился к девушке Акиро.

Чуть успокоившись на руках у Зулы, Дженна начала рассказывать, все еще вздрагивая:

– Мне приснилось, что я еще совсем дитя, едва научившееся ходить. Я проснулась в своей кроватке и увидела, что кормилица спит. Мне захотелось к маме, и я побежала по темным коридорам туда, где была спальня моих родителей. Их кровать стояла под балдахином в середине комнаты. Я увидела, что они спят. Но в изголовье их кровати появилась еще одна фигура – молоденькой девушки или мальчишки. Слабый свет ночника как-то странно отразился от ее рук. Вдруг я поняла, что в этих руках был зажат кинжал. Кинжал взлетел в воздух и опустился. Из груди отца вырвался хрип, разбудивший маму. Она успела прокричать только имя, и еще один удар кинжала оборвал ее жизнь. Я побежала. Мне хотелось кричать, но язык словно прилип к гортани. Все, что мне оставалось, – это бежать, бежать…

Зула резко тряхнула ее, а потом снова нежно прижала к себе.