Географ глобус пропил - алексей Иванов

У Будкина Витька просидел, наверное, целый час. Они сыграли в шахматы, пообедали, снова сыграли в шахматы и совсем прокисли. По телику опять играл оркестр, да Витьке и не хотелось ничего смотреть. Мысли у него шатались, как пьяные, то и дело натыкаясь на воспоминания о Леночке. Что она сейчас делает с Колесниковым? Витькина фантазия рисовала самые жгучие картины, до боли реальные оттого, что фон для них Витьке был прекрасно знаком — его собственная квартира. Витька совсем извелся. Надо было чем-то загасить Разгоревшееся воображение, остудить душу.

— Пойдем в баню подсматривать? — наконец предложил Будкину Витька. Только это, пожалуй, и компенсировало бы ему Леночку. Ну, может, еще Веткина из восьмого «бэ» — только разве повторить ту новогоднюю ночь?..

Робкий Будкин долго мялся, но Витька его уломал. Они оделись и вышли из дома. На улице уже стояли сумерки. Витька и Будкин не спеша пошагали к бане.

По дороге Витька заглянул на злосчастную стройку, где вчера — жаль, не по-настоящему — утопил Колесникова, и притащил длинную крепкую палку. Потом у школы они свернули на задний двор. Там стоял сарай с макулатурой и инвентарем для субботников и громоздились кучи металлолома. Витька направился к куче своего класса и принялся с грохотом и скрежетом выволакивать оттуда железную бочку.

— Давай лучше у «бэшников» возьмем, — остановил его Будкин.

Они выкатили точно такую же бочку из кучи восьмого «бэ», насадили ее на палку и понесли.

— Хорошо в Америке, у них порнографию показывают... — думая все о том же, в сердцах сказал Витька. — А у нас если зашубят, так вообще убьют...

Будкин не ответил. Витька все думал, думал и разозлился.

— Интересно, Витус, — вдруг сказал Будкин, — а вот при коммунизме как будет: тоже нельзя на голых смотреть?

— При коммунизме психология будет другая, — злобно ответил Витька. — Тебе и самому не захочется.

Будкин тоже задумался.

Они дошли до бани и направились к крылу, в котором находилось женское отделение. Окна его светились в сгустившемся мраке. Под ними у стены проходила узкая тропинка. Витька и Будкин, осмотревшись, поставили там бочку и, помогая друг другу, вскарабкались наверх.

Сквозь стекло доносился шум и банные вздохи. Стекло было закрашено синей краской, но в краске кто-то процарапал небольшое окошечко. Витька позволил Будкину смотреть первым. Будкин прилип к стеклу и надолго замолчал.

— Оба!.. — вдруг испуганно зашептал он. — Комарова!..

— Пусти позырить... — страдая, засуетился Витька.

Они завозились, меняясь местами, качая бочку и цепляясь за жестяной карниз. Наконец Витька приник к окошечку, ожидая, что сейчас перед ним распахнется мир, полный захватывающих тайн. Но за потным стеклом клубился пар, двигались какие-то неясные тени, и Витька ничего не понял.

И тут все окно вдруг вздрогнуло.

С тихим воем Будкин улетел вниз. Витька остолбенел.

Окно неожиданно открылось. Прямо на Витьку в клубах пара вылезло чье-то лицо — овальное, большое, красное, с длинными, тонкими, черными от воды волосами, прилипшими ко лбу и щекам.

— Служкин!.. — потрясенно сказала женщина.

Витька отпрянул.

Из оконного проема вылетела рука и отвесила ему пощечину.

Витька не успел осознать, что делает.

— Гаденыш! — сказала женщина, и тут Витька плюнул ей в лицо.

Обрушив бочку, он слетел вслед за Будкиным. Вдвоем они бросились бежать. Они бежали минут пять, пока не заскочили в какой-то подъезд.

— Узнала?.. — содрогаясь от удушья, спросил Будкин. — Кто это?..

— Дура какая-то... — ответил Витька.

Он только сейчас понял, что за женщина открыла окно.

Окно открыла Чекушка.

Окончательно сломленный жизнью, Витька проводил Будкина и побрел домой. Взвинченность у Витьки сменилась глухим, тоскливым страхом. Витьке от отчаяния хотелось взять пистолет, пойти и застрелить Чекушку, а заодно и Колесникова, и Леночку Анфимову, да и многих других. Пусть потом его лучше судят за убийство, чем за то, что было на самом деле, — стыдное, трусливое, глупое. «Хоть бы ядерная война началась...» — тоскливо думал Витька. Бомба — трах! — и никаких проблем. Ни за что не надо отвечать. Чистая Земля. И пусть не станет его самого — никто ведь не заплачет. И плакать-то некому будет. Себя Витьке было не жалко. Правильно Лена Анфимова сказала про него — чухан. Так и надо. Но и остальным гибель тоже поделом будет. За что они все на Витьку напали? Ненавистью своею, или равнодушием, или даже своими удовольствиями, своим покоем за его счет, — чего они все его мучают?

Витька посмотрел на часы: семь пятнадцать. Колесо уже должно укатиться. Интересно, что у него с Леночкой получилось?.. А-а, плевать.

Витька сунул ключ в скважину замка, но повернуть не смог. Заперто изнутри на кнопку. Значит, Колесников и Лена еще в квартире? Ну что за жизнь — домой не попасть!.. Озверев, Витька надавил на звонок и держал палец, пока Колесников не открыл.

— Чего растрезвонился-то?! — заорал он шепотом, отпихивая Витьку грудью и выходя на площадку.

Колесников был в трико и майке.

— Три часа кобенилась, я ее только-только уломал, тут ты звонишь!.. — выпучив глаза, сообщил он. — Погуляй еще часик, чо тебе? У меня уже все на мази — вот-вот, и готово будет!

«Леночка еще не разрешила ему!..» — прострелило у Витьки в голове. Бешеная радость вмиг затопила грудь. Может, еще не все потеряно?..

— Уматывай! — решительно сказал Витька Колесникову. — Хорош! Я больше гулять не буду!

— Ну еще полчаса, Витек...

— Все, Колесников!

Витька схватился за ручку двери, но Колесников оттолкнул его.

— Ну подожди полчаса!.. — прошипел он.

— Все! — крикнул Витька.

Колесников заматерился и вдруг юркнул за дверь. Витька успел вцепиться в ручку и рванул на себя. Колесников проворно высунул из-за двери босую ногу и пнул Витьку в живот. Витька ахнул, вытаращившись, и выпустил ручку.

— Точно — чухан какой-то, — сказал Колесников задыхающемуся Витьке. — Подожди полчаса, понял?

Дверь захлопнулась.

Витька повис на перилах и выпустил меж пролетов длинную, тягучую слюну. Дыхание сквозь спазм пробиралось обратно в грудь, как жилец в разрушенный дом. Из-за двери донеслось громкое кряканье пружин. Это Колесников разложил диван. Витька понял — зачем.

Он подскочил к двери и принялся звонить. Звонок поорал, а затем умолк, — видно, Колесников выдернул провод. Тогда Витька стал пинать в дверь и кричать:

— Ко-ле-со!.. Вы-хо-ди!.. Ко-ле-со!.. Вы-хо..

Дверь неожиданно раскрылась, едва не двинув Витьке по лбу. Колесников, взбешенный, стоял на пороге.

Витька, не размышляя, ударил его в глаз. Тотчас Колесников звезданул Витьку в зубы. Витька отлетел, взмахнув руками. Все же Колесо был старше и сильнее. Витька не успел обрести равновесие и взглядом поймать Колесникова, как тот снова врезал ему по зубам, а потом коленом в пах.

Из Витьки мгновенно вылетели все мысли и чувства. Боль заполнила его по самую пробку и свернула в зародыш.

Колесников зачем-то стащил Витьку вниз на один лестничный марш, повалил на цементный пол и для подстраховки еще несколько раз пнул в грудь и живот. Присев на корточки, он посмотрел, как Витька корчится, и виновато сказал:

— Сам напросился, дурак...

Затем босые ноги Колесникова ушлепали вверх по лестнице и лязгнула дверь квартиры.

Витька еще повалялся на полу, а когда отпустило — сел. Из разбитой губы на подбородок текла кровь. Витька потрогал губу пальцем. «А у Колеса небось и фонаря не будет... — тупо подумал он. — Колесу везет... всегда так».

Витька поднялся. Душа его была как футбольный мяч, проколотый сразу в нескольких местах и свистевший всеми дырками. На этой лестничной площадке в окне между двумя рамами у Витьки был тайник. Витька достал из тайника сигарету и поплелся вниз.

У подъезда он сел на лавочку, освещенную окнами первого этажа, и неумело закурил. Фильтр лип к окровавленной губе, курить было противно, но Витька все равно курил. Из футбольного мяча его души весь воздух вышел, и сейчас душа валялась в теле где-то на дне, как смятая газета в урне.

Витьку уже не терзали страх, злость, зависть, отчаяние. Витька был опустошен. Даже ядерная война стала ему безразлична. Он думал о Леночке Анфимовой, но думал без всякого чувства. Он был готов простить ей Колесникова, лишь бы она сейчас пришла к нему и спасла его от одиночества.

Но он знал, что Леночка не придет. Также он понимал, что своей дракой с Колесниковым он, наверное, даже не остановил Леночку, а, наоборот, дал Колесникову возможность забрать у нее то, что она не осмеливалась отдавать. Там, наверху, Колесников сейчас скажет Лене: «Ну давай живее! Телилась тут три часа, как дура, а теперь этот гад пришел, и времени не осталось! Ложись скорей!» — именно этими словами. И Леночка не обидится, не уйдет, а сделает то, что он приказывает. И даже не потому, что шибко его любит, а потому, что это — Колесников. Он хоть ядерную бомбу куда сбросит, ему все равно разве что подзатыльник дадут, да и то вряд ли. Такая у Колесникова судьба. А у Витьки судьба другая. И о нем, о Витьке, Леночка и не вспомнит. Так всегда.