Дракон. Книга 1. Наследники Желтого императора - Игорь Алимов

— Понятно, — скривился Сергей в улыбке. И получилась она у него до того неприятная, что Чижиков внутренне содрогнулся. — Ваше поведение… очень рискованное. Вы даже не представляете, во что ввязались. И лучше бы вам ответить на мой вопрос, причем сказать правду.

— У меня такое впечатление, будто вы плохо понимаете по-русски, — Чижиков снова начал злиться. — Какая-то абсурдная ситуация. Я говорю вам: идите вон! А вы даже с места не двигаетесь. Такое впечатление, будто это я вломился к вам, а не наоборот. Даю пять секунд на размышление. Время пошло: или вы уберетесь сами и больше здесь никогда не появитесь, или я вас попросту спущу с лестницы.

— Что было в тайниках?! — взвился Сергей.

— Этта еще что такое? — Громов вышел из душа, утирая мохнатым полотенцем раскрасневшееся лицо. — Не понял. Опять этот тип, брат?

— Да, Дюша! — Чижиков скрестил руки на груди. — Представляешь, он тайно пробрался в кухню, сидит и задает идиотские вопросы. И не думает уходить, хотя я ему об этом намекнул недвусмысленно.

— Так, товарищ, не годится, — сообщил Сергею Громов, отодвигая Котю в сторону. — Вам помочь найти дверь? Я как раз случайно знаю, где она примерно находится. Ну?

— Уберите руки! — похоже, габариты Дюши произвели на незваного гостя подобающее впечатление.

— Да боже ж мой, кто же вас трогает-то? Оно мне надо? — Громов сграбастал Сергея за шиворот, небрежно перехватил руку, которой пришелец попытался заехать ему в нос, и в один момент выставил наглеца в прихожую.

— Котя, будь так добр, приоткрой на минутку дверь. Так, отлично. Придержи. Опс!

Изрыгающий проклятия Сергей полетел на лестничную площадку.

Котя на всякий случай заложил на двери крюк и вернулся вслед за Громовым в кухню.

— Как он просочился? — спросил тот, поднимая оброненный Чижиковым пакет.

— Представления не имею! — пожал плечами Котя. — Я тебя в душ запустил, выхожу на кухню — а он тут сидит! Представляешь?

— Не очень… — Громов взрезал упаковку сосисок. — Ковшик какой-нибудь дай… Да что ты суешь, брат! Ну как сюда сосиски влезут? Кастрюльку тогда давай… Нет, я не понял, как он опять сюда попал. Ты что, брат, дверь не запер?

— В том-то и дело, что запер! Закрыл на ключ!

— Странно… А чего ему надо-то было, таракану этому?

— Да я сам толком не понял… — слукавил Котя. Отчего-то ему не хотелось посвящать друга во все подробности истории с продажей китайского сундучка. — Мямлил ерунду какую-то.

— Как у вас тут все сложно… — хмыкнул Дюша, наливая в кастрюльку воду. — У нас как-то попроще. В квартиры никто не вламывается, люди из воздуха не появляются, покой и лепота. Ты билет-то купил? Ну, на самолет с серебристым крылом?

ЭПИЗОД 8

Тайна «Илиады»

Россия, Санкт-Петербург, май 2009 года

Вечером кот Шпунтик опять повел себя неадекватно: снова бросался в пустой угол, рвал воздух когтями, ярился и орал ненормальным голосом, как и накануне в кухне. Только на сей раз это случилось в одной из комнат — там, где жила Коллекция. Громов с Чижиковым некоторое время молча наблюдали осатаневшего кота, а тот еще минуты три увлеченно бился с неведомым противником, и лишь потом, устало шипя, уселся на пол посреди комнаты и стал вылизываться. Победил?

— Слушай, брат… — задумчиво глядя на кота, прогудел встрепанный Громов: он уже лег спать и вопли кота разбудили его. — А он у тебя того… нормальный, а? Потому что если он что-то подобное выкинет в самолете, это ничего — в багажном отсеке все орут и воют. Но вот если на таможне… Китайцы могут не понять.

— Знаешь… — не менее задумчиво ответил Котя, — раньше подобного не случалось. Вот веришь, второй раз такое вижу. Всегда был удивительно спокойный и даже рассудительный кот… Может, у него сезонное обострение?

— Странно все это… — почесал бородку Дюша. — Ты его, брат, каким-нибудь кошачьим галоперидолом покорми на дорожку, что ли…

И Громов ушел спать. Завтра он улетал в Москву, а оттуда в Пекин, и возиться с котом, тем более что Шпунтик уже подуспокоился, даже на карниз не полез, Дюше было некогда.

Чижиков остался в комнате. Он взял Шпунтика на руки, посадил перед собой на стол и некоторое время беседовал, успокаивал и увещевал. Кот смотрел на хозяина круглыми глазами и молчал, но, едва тот закончил, тотчас спрыгнул на пол и с гордо поднятым хвостом проследовал на кухню, временами оглядываясь, идет ли Чижиков следом. Этот прием был не нов: Шпунтик возжелал питания. Питание должно поступать вовремя.

Накормив и погладив кота, Чижиков вернулся в кабинет, к треснувшему бюстику Мао Цзэ-дуна, сигарете и раздумьям. События последних дней развивались как-то слишком для него стремительно и даже бурно: внезапное предложение Громова поехать в Китай, удачная продажа сундучка, таинственная попытка взлома квартиры, визит человека по имени Сергей, его путаные речи, выкрутасы Шпунтика, наконец, странные звуки, которыми с недавнего времени ночами полнилась квартира, — все это приводило Чижикова в смятение. Он даже поймал себя на ощущении, что ему неуютно в старом и любимом доме.

Было о чем покурить и подумать. Или хотя бы попытаться выкинуть из головы все эти странности, поскольку отлет в Пекин был не за горами, а еще следовало поменять кучу рублей на кучку долларов и оформить кошачий паспорт.

В качестве средства для умиротворения и примирения с окружающим миром у Коти, помимо сигареты с чашкой кофе, в распоряжении был еще один действенный метод, приводивший его в чувство вернее и быстрее прочих. Это была знаменитая поэма Гомера «Илиада» — одна из любимейших книг покойного деда, сердечную склонность к которой Чижиков получил по наследству.

В домашней библиотеке было множество изданий «Илиады», по дед и внук отдавали предпочтение переводу Гнедича. Особняком стояло издание, прошедшее вместе с Виленом Ивановичем весь Китай. Потрепанный томик в простом переплете обладал в квартире на Моховой неприкосновенностью, особенно после смерти деда. Чижиков никогда его не трогал, не желая тревожить старые страницы. У него была своя, личная книга, которую он непременно брал с собой во все нечастые отлучки из дому — не обязательно для чтения, но чтобы была под рукой, рядом. В минуты меланхолии или жизненного нестроения Чижиков всегда обращался к ней.

«Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:Многие души могучие славных героев низринулВ мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотояднымПтицам окрестным и псам (совершался Зевсова воля),С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждоюПастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный…»

Внутренняя мощь и гармония строк поэмы всегда успокаивали Котю. В отношениях между «Илиадой» и Чижиковым было нечто религиозное, книга дарила Коте умиротворение и утешение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});