Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева

К вечеру все, кто участвовал в походе на Поромонь-двор, были либо биты по княжьему приказу в Ракоме, либо спешно бежали из Новгорода, боясь его мести. Новгород затих, ожидая новых расправ. Но сами новгородцы не были едины, нашлись те, кто посчитал князя правым, ведь на варягов действительно надо было попросту пожаловаться… Никто не мог теперь понять, почему этого и впрямь не сделали, почему сами пошли убивать. За убийство чужестранцев в городе всегда жестоко карали, иначе нельзя, иначе никто не станет торговать в Новгороде, понимая, что могут обидеть. Не раз случалось, что новгородец оказывался в опале, хотя и бил за дело. Тогда его изгоняли и не пускали в новгородские земли, пока не выплатит виру – выкуп за убийство. Но то купцы, они не ходят по городу ватагами, не задирают чужих жен, не ведут себя как хозяева.

Ярослав сидел в горнице один, даже не зажигая свечи, весь остаток дня и вечер. Гриди осторожно заглядывали в дверь, но натыкались на ярый взгляд и исчезали обратно. Не зовет, значит, не суйся. Князь сколько дней уже не в себе, ярится и ярится!

На дворе спешно убирали убитых, посыпали песком кровавые следы. Княгиня тоже сидела одна в ложнице, вернее, лежала и плакала. Она не могла поверить в такую жестокость своего мужа. Убить стольких безоружных людей… Они, конечно, были вооружены, но ведь не на бой же шли, не ожидали убийства. Иногда закрадывалась мысль, что и убитые варяги тоже, но казалось, что посеченные новгородцы гораздо важнее чужих варягов. У них же семьи, дети, а у наемников нет…

* * *

Наступил трагичный июнь 1015 года.

В Берестове умер князь Владимир. Это все, что известно достоверно, в остальном такая сумятица, что пока разобраться невозможно. Расхожая версия русских летописей: злодей Святополк, неизвестно как выбравшись из темницы, сначала раздает киевлянам богатые дары, а потом отправляет убийц к двум своим братьям – Борису и Глебу. Невинно убиенные братья ныне причислены к лику святых. Никто их святости не оспаривает, но…

В июне 1015 года старшие сыновья князя Владимира были кто где. Святополк сидел в узилище в Киеве, Ярослав собирал войско в Новгороде, Борис зачем-то гонялся по степи за печенегами, которых не было видно и в помине, Глеб жил в Муроме, Мстислав далеко в Тмутаракани, Судислав тихонько во Пскове, а Святослав у древлян. Остальные были еще слишком малы, чтобы ввязываться в драчку со старшими за Киев.

Из Владимировичей реально побороться между собой могли только Святополк, за которым стоял польский король Болеслав, Ярослав, у которого была мощь Новгорода, и Борис, уведший дружину отца гоняться за печенегами. Глеб в далеком Муроме не был страшен никому. Борис особо к власти не рвался и, по словам летописи, сразу объявил, что признает того же Святополка старшим братом (правителем, которому нужно подчиняться). Мстиславу изначально Киев не был нужен, ему хватало Тмутаракани.

Кому помешали два блаженных любителя духовной литературы? Кто, вернее, для кого убили Бориса и Глеба? На сведения летописей полагаться не стоит, во-первых, рассказ об этом преступлении явно вставлен позднее, во-вторых, он настолько не выдерживает критики, что даже разбирать не хочется.

На что же можно полагаться?

Есть еще скандинавские саги, например «Пряди об Эймунде», повествующие о похождениях двух неприкаянных бывших конунгов Эймунда Рагнара. Из потока похвальбы в адрес этих героев можно выудить, что они действовали по собственному разумению, но в интересах конунга Ярицлейва. Действовали как настоящие киллеры, то есть сначала проникли в шатер к Бурицлейву, а потом и, видимо, Глебу, обезглавили и принесли голову последнего как доказательство содеянного конунгу Ярицлейву.

Не правда ли, похоже на Ярослава, Бориса и Глеба? Все бы ничего, но уж слишком много несуразицы в описании Руси, ее городов и обычаев. Неудивительно, ведь сага не учебник истории Руси, она рассказывала о «подвигах» определенных «героев», в чем весьма преуспела. Кроме того, эти двое еще долго будут служить на Руси у… племянника Ярослава, полоцкого князя Брячислава. А из остального описания «подвигов» складывается впечатление, что убивали-то они не Бориса-Борицлейва, а… польского короля Болеслава, которого тоже звали Борислейвом! Если вспомнить, что скандинавы часто отождествляли Святополка с его тестем Болеславом (особенно если учесть, что сага написана через пару столетий после самих событий), то вполне возможно, что от рук «помощничков» пострадал Святополк, а не Борис.

Кто в таком случае убил Бориса? Да мало ли… Глеба вон прирезал собственный повар Торчин! Повара умеют не только яд подсыпать в кашу, но и ножом орудовать тоже…

Узнаем ли мы когда-нибудь правду? Скорее всего, нет. Эта правда была невыгодна многим, а потому следы давно заметены и присыпаны песочком, нет их.

* * *

А еще есть документальное подтверждение, что византийский император Василий Болгаробойца обращался за помощью для наведения порядка в Крыму к… брату киевского князя Владимира Сфенгу! Есть немало свидетельств существования такого сына князя Святослава Игоревича. Именно Сфенг правил Тмутараканским княжеством и его, а не Владимира, сын Мстислав после смерти (или гибели?) отца получил это княжество в наследство.

Русские летописи о Сфенге скромно умалчивают. Почему? Дело в том, что по «отчине и дедине» именно он имел больше всего прав на киевский престол после смерти Владимира, так как сыновья синеглазого князя были его племянниками. А Ярослав получался дважды узурпатором – старше него был дядя Сфенг и брат Святополк. Сфенга «замолчали» совсем, благо тот в Киеве практически не бывал, а на Святополка «навесили» то, чего в принципе не могло быть.

Итак, стоит помнить о существовании Тмутараканского князя Сфенга (Тмутаракань находилась на побережье нынешнего Азовского моря, напротив Керчи, на противоположном берегу Керченского пролива, тогда называвшегося Боспором Киммерийским). Существование этого сильного брата у киевского князя Владимира объясняет множество несуразиц и нелепиц в грубо правленных русских летописях.

* * *

Князь умер, теперь главной заботой боярина Путши было освободить из-под стражи Святополка и посадить его на княжение в Киеве. Это нетяжело, потому как сам Путша опального князя и охранял. Стоило только поторопиться, чтобы Святополк был уже в Киеве, когда туда из Вышгорода привезут тело его отца.

Пока все остальные занимались умершим князем, Путша метнулся в темницу. Дрожащими руками открывая замок, прикидывал, что потребует для самого себя за такую оказанную услугу.

Но услышал то, чего никак не ожидал:

– Нет!

– Как нет, князь?! Кому как не тебе брать под себя Киев?

– Нет!

– Для того ли тебя спасали, чтобы ты ныне удирал, точно набедокуривший хорь из курятника? Кого боишься? Ярослав в своем Новгороде, слышно, с варягами перессорился, Борис слаб…

– Сфенга боюсь!

У Путши откровенно полезли на лоб глаза:

– Этого-то что?! Сфенг отродясь из своей Тмутаракани носа не высовывал и ныне не будет.

– Ты уверен? А с чего тогда отец столько лет городился?

– От степняков, вестимо.

– Степняков?.. В сговоре со Сфенгом они печенегов побили бы за одно лето. В том-то и беда, что такого сговора не было… У кого по отчине больше прав на Киев, у меня или у Сфенга? Молчишь? Вот то-то и оно… Меня киевляне и так не слишком любят, а супротив отчины и дедины пойду, так вовсе сами на березе вздернут или порвут, как древляне прадеда порвали.

Путша смотрел на молодого князя с сожалением. Почему-то пришла мысль, что Ярослав не стал бы задумываться, взял Киев под себя, а потом пусть спрашивают!

– Мыслю, отец Бориса не против печенегов отправил, а чтоб Сфенга в Киев не пустить.

– Волков бояться – в лес не ходить! – махнул рукой Путша, жалея, что не на того рассчитывал. Святополк еще что-то говорил, но Путша его уже и не слушал, задумавшись о своем.

Киевским боярам к кому ни кинь – всюду клин выходит. Ярослав своих новгородских приведет, им честь и почет будут. Борис не выдюжит с братьями бороться, зря на него князь Владимир рассчитывал. Остальные совсем слабы. Ежели Сфенг из Тмутаракани явится, то вовсе худо будет, он никогда киевских бояр не любил, Путше вообще хоть беги куда. Мог бы Святополк побороться, за ним тесть сильный стоит – Болеслав польский, так вон трясется князь, как осиновый лист на ветру, от одного упоминания дяди.

Вдруг мелькнула мысль о Болеславе. Этот тоже не задумался бы! Но Болеславу не до Руси и Киева, со своим бы управиться, на него немецкий Генрих наседает. Киевом займешься, как бы свое не потерять. Эх, слабы сыновья у Владимира, слабы!.. Один крепок – хромец Ярослав, но тот новгородский, а меж Киевом и Новгородом никогда соперничество не ослабнет, никогда!

– Да ты меня не слушаешь?! – Возмущенный голос Святополка заставил Путшу вздрогнуть.

– Слушаю, князь, слушаю.