Входи, открыто! - Марианна Кожевникова

Когда Миша к вечеру привез Иришку домой, полквартиры уже было перевернуто вверх дном. Ляля, плотно обвязав голову косынкой, в линялой майке и трениках разгружала антресоли. Она была безжалостна: старью не место в ее новой прекрасной жизни!

— Поможешь мне выкинуть тряпье и коробки? — спросила она, стоя на лестнице и показывая на сваленное внизу барахло. — Антресоли, считай, свободны. Я загружу их книгами, освобожу стеллажи, и пожалуйста, оклеивай коридор!

— Кто? Я? — уточнил Миша. — С удовольствием!

— Представляю, как ты его оклеишь, — скептически отозвалась Ляля. — Нет, ты тут ни при чем!

— Как это ни при чем, когда ты начала ремонт? — возмутился Миша.

— Положим, начал его ты, а не я! — заявила Ляля.

— Молодец, что начал! — похвалил сам себя Миша. — Давно пора! Все будем выкидывать?

— Все! — откликнулась Ляля и исчезла до половины в антресолях.

— Эй, а Иришка? — окликнул ее Миша.

— Иришку выкидывать не нужно, — тут же отозвалась Ляля.

— Повезло тебе, Ирка! — засмеялся Миша. — Потому что ты совершенно новенькая! Ляль! Я Ирку с собой заберу! Пусть у меня пока поживет. Как ты на это смотришь?

Ляля посмотрела на отца и дочь с верхней ступеньки лестницы. Они стояли и держались за руки.

— Смотрю положительно, — сообщила она. — Будешь с утра сдавать Ирину в сад, вечером забирать, так?

— Так, — согласился Миша.

— Тогда выкини эту кучу, а я займусь Иринкиными вещами. Пошли, выберешь, какие возьмешь с собой игрушки! — обратилась она к дочке, слезая с лестницы.

— Я возьму с собой Мартина, — заявила девочка. — Ты же не будешь его ремонтировать, правда?

— Буду! Он скоро отправится в дальний перелет, и его нужно немного подремонтировать.

Иринка в сомнении смотрела на мать, шутит она или не шутит.

— Мартин улетит? — спросила она огорченно.

— Непременно! Далеко! Далеко! — радостно ответила Ляля.

— А чему ты рада? — с недоумением спросила дочь.

— Свободе! — так же радостно ответила Ляля. — Свобода — это простор и возможность летать. А летать — это счастье!

Иринка задумалась.

Собрать детские вещички было делом одной минуты. Пока Миша перетаскал узлы и коробки на помойку, Ляля успела накрыть чай.

— Поужинаем, и поедете, — сказала она.

Давно они не сидели втроем за чаем. Оладушки с яблоками шли нарасхват.

— И когда это ты все успеваешь? — удивился Миша.

— Это я еще вчера напекла. Иринка их любит.

— Имей в виду, среда и пятница у меня свободные, — сообщил Миша. — Отведу Иринку и сюда. Так что готовь к среде фронт работ. Книги сама не ворочай. Вместе сделаем.

Миша говорил без обычных подковырок, вроде бы просто, искренне, доброжелательно, но Ляле не понравилось, что ведет он себя по-хозяйски и ею распоряжается.

— Не стоит, Миша, — сказала она. — Я думаю, что прекрасно сама со всем справлюсь. Впрочем, спасибо за добрые намерения.

— И тебе так не стоит, — уже куда суше сказал Миша.

В воздухе повисло что-то вроде давних выяснений, и оба замолчали.

— А когда ты, мама, к нам приедешь? — спросила Иринка. — Я же скучать буду!

— Я тебя могу из сада забирать и к папе отвозить, за дорогу мы с тобой и наговоримся, и навидаемся, — пообещала Ляля.

— Зачем это ребенка в городском транспорте таскать? — не согласился Миша. — Нет уж! Мы с Ириной будем на машине ездить! А в гости милости просим, всегда рады!

Миша опять вел себя как хозяин, опять решал и распоряжался. Раз так, пусть хозяйничает без нее. Она устраняется.

— Там видно будет, — туманно ответила она. — Во всяком случае, я буду вам звонить.

Иринка долго прощалась с Лялей, потом долго прощалась с Мартином. Гладила его по перышкам, просила не улетать без нее. Гусь тихонько что-то квохтал, словно бы обещая.

Когда Миша с Иринкой уехали, Ляля покормила гуся, оглядела коридор, потом почти пустые антресоли. За один день сделано немало. И помощник нашелся. Кто бы мог подумать, что помощь ей предложит Миша? Спору нет, в четыре руки дело пойдет быстрее. Но не очень-то ей нужен этот помощник! Она сто раз подумает, прежде чем обратится к нему за помощью! Нет, не нужен ей никто! В ближайшие дни она освободит кухню, разберет книги, бумаги, потом съездит на рынок за красками и обоями, и вперед! Хорошо бы ремонт согласилась делать Вера. А не согласится, Ляля другую найдет. Ни на ком свет клином не сходится!

И вопреки своему боевому настрою впервые за многие годы подумала, что Миша большой молодец, раз сумел наладить с Иришкой такие хорошие отношения. Спокойно взял дочку к себе, и она спокойно к нему поехала, и ей, Ляле, тоже спокойно.

В голове у нее еще вертелись какие-то хозяйственные соображения, но глаза уже слипались, руки и ноги наливались тяжестью, как в детстве. «Пора спать, — сказала себе Ляля, — день был нелегким. А Миша еще не женился, это точно. Интересно, почему он стал таким хозяйственным, если не женился?»

С этой загадкой она заснула и проснулась на заре, потому что была жаворонком. День обещал быть солнечным. Но пока только обещал. Небо едва светилось, и Ляля подумала с радостью, сколько всего успеет переделать за день. Потянулась и вскочила. Ей все по силам! Таково было ее всегдашнее убеждение — вперед и выше! Быт был ее врагом, и она должна была с ним сладить! Да и вообще все просто. Нужно освободить кухню. Отремонтировать сперва ее. Потом снести туда книги, оклеить коридор. Ну и так далее…

Умывшись, накормив гуся, Ляля ринулась на кухню. Ну и работенки тут предстояло! Для начала она освободит углы, в которых застоялись и запылились банки. Потом шкафы от всякого хлама. Потом…

Банки она сразу обрекла на выбрасывание, вытаскивала их отовсюду, где только видела, и скоро весь пол был заставлен большими, маленькими и средними банками, банищами и баночками. Накопилось их, прямо скажем, немало. Ляля загрузила их в две большие наволочки и выволокла на площадку. В углах осталась грязь, но дышать стало легче. А вот с утварью, которая пряталась в двух старых рассохшихся шкафах, занимавших большую часть кухни, справиться оказалось куда труднее. Чего там только не нашлось! Ручная кофейная мельница. Выражая готовность немедленно помолоть кофе, она визгливо заскрипела, как только Ляля тронула ручку. Маленькая мельничка для перца. Фарфоровая ступка для пряностей. Запахло имбирем, гвоздикой, детством. Бабушка пекла куличи на Пасху. А вот и доски от пасочницы… Приходила весна, и бабушка пекла жаворонков. Перебирая старую посуду — блюда, супницы, компотницы, Ляля вспоминала уклад их дома, гостеприимного, хлебосольного. У них всегда был народ. Кто-то жил, уезжал, приезжал. Праздновались именины, дни рождения. В детстве у Ляли было множество тетушек, они приходили с подарками, фарфоровыми собачками, куколками, яичками. Бабушка отправляла их домой с гостинцами — плюшками, печеньями. Ляля удивилась множеству лиц, возникших у нее в памяти, добрых, благожелательных. Совсем непохожих на те, что она видела вокруг себя теперь. Бабушки не стало, не стало и тетушек, дальней родни, застолий на Пасху и Рождество, жаворонков. Но народу в доме было много и у родителей. Приезжали папины знакомые из разных городов, приходили мамины ученики, друзья, приятели, коллеги. Родители много работали, но народ собирался часто, все любили загородные вылазки, походы, лыжи. И опять в Лялиной памяти возникла целая вереница лиц. Веселых, энергичных. Интересно, что Иринка запомнит о своем детстве? Ровесников-детсадовцев? Или дядек из телевизора? И потом у нее будет возникать сладкая ностальгия при виде томных девиц и мордатых рож рекламы? И есть ли домашний уклад у людей теперь? И чего она в самом деле от жизни хочет? И как сделать, чтобы у нее тоже было много друзей? Она думала о бабушке, о маме, о себе… Вокруг Ляли вырастали горы кастрюль, сковородок, тарелок, мисок, чашек, и Ляля вдруг поняла, что нуждается в пространстве. И людях. Самых разных. Они все ей интересны. И какие раньше были и какие стали теперь. Она и вправду любила себя летящей, перемещающейся, встречающейся. Но летать вполне могла самостоятельно. Без Севы. На гусе Мартине, например. Ляля рассмеялась. Нет, Мартин появился у них в доме не случайно. У Севы все-таки очень хорошее чувство юмора.