Сталин. Большая книга о нем - Сборник

Отношения со странами, попавшими в сферу непосредственного влияния СССР, также развивались сложно и неоднозначно. Первоначально Джугашвили считал возможным и даже предпочтительным создание там неких промежуточных вариантов государственного устройства – многопартийных и многоукладных. Но довольно скоро возобладало унификаторство. В какой мере оно порождено логикой противостояния двух политических лагерей, а в какой вызвано тягой к упрощению системы управления – пока не выяснено.

Под конец жизни Джугашвили стал куда менее склонен к длительным исследованиям сложных вопросов, обсуждениям с коллегами, привлечению экспертов. Некоторые исследователи полагают это следствием самоуверенности вследствие накопления опыта верных решений и похвал сотрудников. Кое-кто даже считает, что Джугашвили постигло возрастное ослабление умственной деятельности. На наш взгляд, он скорее ощутил нехватку времени для осуществления всего намеченного и стал экономить на согласованиях. Как известно всякому военному, посредственное быстрое решение лучше идеального, но запоздалого. А наследников, способных осуществить все его планы, он, похоже, не видел. Да и вряд ли они возможны: любой политик располагает собственными планами, убеждениями и намерениями, так что вряд ли согласится ограничиться ролью исполнителя проектов предыдущего руководителя.

Правда, все созданное при Джугашвили (и в значительной мере под его руководством) сохранилось и послужило опорой для дальнейшего развития. Но само это развитие сопровождалось изрядными зигзагами, продиктованными не в последнюю очередь желанием дистанцироваться от великого предшественника и доказать собственные возможности преемников. В частности, потому, что его стратегическое стремление жертвовать малыми преимуществами сегодня ради больших преимуществ завтра выглядит с тактической точки зрения неоправданной жесткостью, а порой и жестокостью, тем не менее деятельность Джугашвили – замечательный пример удачного проявления главного стратегического стремления, сформулированного нами так: оказывать максимальное влияние на мир и сводить к минимуму влияние мира на себя. Этот принцип должен воплощаться и впредь в любой достаточно содержательной и дальновидной деятельности.

Из приведенного выше примера создания нового танка видно: Джугашвили несомненно понимал важность обратной связи. Есть и множество иных свидетельств того, как он радикально перерабатывал уже намеченные предложения и планы под воздействием вновь поступающих сведений – в том числе и от людей, пребывающих в опале (так, идея пикирующего четырехмоторного бомбардировщика, предложенная великому авиаконструктору Андрею Николаевичу Туполеву, отбывающему срок за самоуправство при распоряжении казенными деньгами, была им обоснованно отвергнута и больше не появлялась).

Но старые соратники, раз за разом убеждаясь в его правоте, постепенно вовсе перестали всерьез исследовать вопросы, выходящие за пределы их прямых служебных обязанностей, всецело полагаясь на вождя. Образовался порочный круг положительной обратной связи, все более утверждающей самого Джугашвили в ощущении собственной мудрости и дальновидности. Постепенно он вовсе перестал советоваться как раз с теми, кто в силу своего положения в стране располагал самыми разносторонними потоками информации.

Отсюда, например, серьезнейшая ошибка в оценке генетики. Хотя в окружении Джугашвили появился человек, профессионально разбирающийся в науке – Юрий Андреевич Жданов. Он поддержал развитие генетических исследований. Но практические результаты, достигнутые несколькими учениками замечательного селекционера Трофима Денисовича Лысенко, затмили научную необоснованность (а порой и легко доказуемую нелепость) его объяснения путей достижения этих результатов. Конфликт между Лысенко и теоретиками биологии решился административным путем. Мы упустили полтора десятилетия – в науке это целая эпоха. По сей день многие направления биологических исследований у нас не вполне изжили последствия того провала.

К сожалению, таких провалов у сталинской системы принятия решений было более чем достаточно. История с генетикой и кибернетикой известна всем. Мы же расскажем историю малоизвестную. Ее герой – забытый ныне, к сожалению, Николай Михайлович Федоровский. А ведь он – основоположник целого направления науки – прикладной минералогии, доктор наук, профессор и член-корреспондент Академии наук СССР.

Чтобы представить себе, что это был за человек, достаточно обратиться к ряду его писем, адресованных не кому-нибудь, а самому Джугашвили. Они написаны с редким чувством достоинства без тени привычного раболепства – хотя из заключения в 1946 году. Ученому было уже шестьдесят, к тому моменту он по ложному доносу отматывал десятый год лагерей под Воркутой и после – в Норильске: они и городами не были в ту пору по большому счету.

«Должен вам сообщить, что я был четырнадцать лет директором Института минерального сырья, созданного по моей инициативе для борьбы за независимость нашей Родины от капиталистических стран в области минерального сырья… Работами коллектива ВИМСа, поставленными по моей инициативе и с непосредственным участием, удалось дать нашей стране сотни миллионов экономии в валюте…

Так, например, наша Родина не имела ванадия, этого важного оборонного металла для автотанковой и пушечной промышленности. Мне с моими сотрудниками не только удалось в течение двух лет открыть мощные залежи ванадиевых руд (титаномагнетиты) на Урале, но и проработать в ВИМСе всю технологию… Теперь наша Родина имеет свой ванадий…

Зная, что прозрачный флюорит дает возможность конструировать приборы для снимков в темноте и тумане, я ряд лет упорно проводил поиск этого минерала, которого мало во всем мире. Наконец, удалось найти в горах Таджикистана невиданную в мире пещеру с флюоритом, откуда две с половиной тонны этого чудесного камня было привезено для оптических заводов страны. Причем цена его по весу превышает цену золота. Теперь прозрачного флюорита у нас больше, чем в любом капиталистическом государстве…»

Этот выдающийся ученый был вправе рассчитывать на большее внимание к его предложениям и трудам. Но получил свободу только после смерти отца народов, несмотря на очевидную выгоду, которую могло бы извлечь государство, оказав Федоровскому поддержку.

«…использование меня с моей специальностью, с тридцатилетним стажем, широкими новыми идеями в условиях заключения – это все равно что микроскопом забивать гвозди, – нелицеприятно пишет ученый Сталину. – В частности, я хотел бы включиться в проблему урана. Я хорошо знаю Среднюю Азию и урановые руды. У меня есть ряд соображений, каким образом поставить работы по открытию крупных запасов урановых руд. Есть и еще ряд наполовину законченных разработкой интересных тем, но я не буду загромождать свое заявление. Я оторван от любимой работы и бессилен реализовать свои творческие идеи. Помогите мне!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});